Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1987 год Страница 18

— Зачем забираться так далеко на юг? — поинтересовался Бьёрн.

Я назвал две причины. Для древних мореходов, которые ориентировались по Солнцу и звездам, не составляло трудности выйти на экватор и следовать вдоль него. А еще эти мореплаватели поклонялись солнцу. Первой религией всех древнейших цивилизаций, чьи кормчие выходили в Индийский океан, было солнцепоклонничество. Основатели первых династий в Месопотамии, Египте и долине Инда называли солнце своим прародителем. Следы этого верования можно видеть в индусских королевских генеалогиях; даже в именах Будды отразилось указание на происхождение от солнца. По собственным исследованиям в Тихом океане я знал также, что полинезийские кормчие связывали с солнцем своего прародителя — бога Кане; великие мастера астронавигации, они называли экватор «золотой дорогой Кане, бога Солнца». Другие солнцепоклонники — инки — отметили в Эквадоре путь своего небесного предка монументом на экваторе.

Все эти древние народы верили, что в обитель солнечного бога и священных королей-героев можно было пропроникнуть через подземный ход, которым солнце, пройдя днем на запад, ночью возвращалось на восток. Так что вполне естественно предположить: если, в далекую пору солнцепоклонничества кормчие доходили до Мальдвивов, Экваториальный проход был для них вдвойне важен — и как удобный путь, и как место особого религиозного значения. И окажись на экваторе среди океана кусок земной тверди, сам бог велел древнейшим мореплавателям соорудить на нем храм Солнца.

Терпеливо выслушав мои рассуждения, Бьёрн раздумчиво заметил, что у Экваториального прохода есть аэродром — второй и последний на Мальдивах, кроме столичного. Во время второй мировой войны британские ВМС соорудили взлетно-посадочную полосу на острове Ган, который был важной военной базой. База прекратила свое существование в 1976 году, но аэродром по-прежнему используется небольшими мальдивскими самолетами для перевозки туристов по круговому маршруту из Мале.

Совпадение?

Нисколько. История повторяется. Выбирая среди тысячи с лишним островов архипелага, британские стратеги остановились на атолле у Экваториального прохода, потому что здесь проходит кратчайший путь для судов, огибающих Южную Азию. Дальше на север мальдивские рифы составляют лабиринт не менее опасный, чем минное заграждение.

Найл зашел в мой номер вместе с двумя коллегами, чтобы узнать о наших планах. С самого утра, когда мы приземлились в Мале, они прилежно снимали дхони в порту.

— Мы уже завтра отправляемся в путь,— решительно заявил я.— Курсом на Экваториальный проход.

Три киношника просияли и заявили, что хотят лететь с нами, если мы не против. Им говорили, что на юге архипелага можно увидеть дхони с прямыми парусами, похожие на древнеегипетские. Здесь, на севере, давно перешли на современные, треугольные паруса.

По правде сказать, я сам удивился, узнав, что на другой день и впрямь есть рейс на остров Ган у Экваториального прохода. Шестнадцатиместный самолет, очень похожий на крылатый вагон, стоял наготове. Нам требовалось восемь мест — половина всего наличия. Без помощи Манику мы не попали бы на этот рейс; да и то пришлось оставить весь провиант и половину съемочной аппаратуры. К тому же наш отряд пополнился представителем местных властей Мухамедом Вахидом — ему было поручено следить, чтобы нам не чинили препятствий.

Шагая к самолету под огнем семи нацеленных на меня камер в руках киношников, предвкушающих драматические открытия, я чувствовал себя этаким Чарлзом Линдбергом перед историческим перелетом через Атлантику. Кто знает, возможно, последующие кадры запечатлеют открытие некой забытой цивилизации на островах у Экваториального прохода. Начало явно смахивало на инсценировку. Но ведь это было только начало.

Продолжение следует

Перевел с норвежского Л. Жданов

Тур Хейердал

Рядом с моржами

Из Хатанги вертолет взял курс на север. Мы летели вдоль восточного побережья Таймыра в далекую бухту, где арктическим летом выходят на сушу моржи. Это была первая после долгого перерыва экспедиция по изучению моржей моря Лаптевых.

В тот год в Хатанге стояла жара: температура в июне поднялась до рекордного уровня — плюс 32 градуса, и южные районы моря полностью освободились от льда. В начале полета, видя перед собой чистую воду, начальник экспедиции Вячеслав Бычков опасливо заметил, что к выходу первых моржей мы, видимо, безнадежно опоздали.

Дело в том, что моржи выкармливают детенышей на льдинах, реже — на отмелях. Они могли бы круглый год держаться среди льдов, дрейфуя с ними летом к северу, если бы не одно очень важное обстоятельство — глубина моря. Питаясь донными рачками и моллюсками, моржи ныряют за ними на глубину 40—50, а иногда даже до 80 метров. Когда льды отходят в более глубоководные районы моря, животные не следуют за ними, а вынуждены выходить на сушу, образуя летние береговые залежки.

Нам было важно увидеть формирование такой залежки с самого начала. От того, когда и какие животные выходят первыми, многое зависит в жизни лежбища, и соответственно определяет меры его охраны. Сейчас странам Северной Европы и нашей стране нужно приложить немало усилий, чтобы восстановить численность моржей Атлантики и моря Лаптевых, а ведь можно было избежать критической ситуации, если бы промысловики строго придерживались правил, отработанных эскимосами на протяжении столетий. Одно из них — ни в коем случае не беспокоить «разведчиков», выбирающих место для залежки, и тех животных, которые выходят следом за ними.

Через полчаса полета под нами начали появляться первые дрейфующие льды, и дальше к северу все море оказалось покрыто белым панцирем.

Наконец вертолет сделал круг и опустился у одинокого домика, стоящего у самой кромки моря. Летчики спешили и, экономя время, не останавливали двигатель. Мы стали поспешно выбрасывать из вертолета вещи. Тем временем из дома выскочили два человека. Впереди бежал легко одетый мужчина с чемоданом и узлами в руках, за ним спешила закутанная в теплую одежду фигурка с небольшой сумкой на плече. Промчавшись мимо нас, мужчина быстро побросал вещи в вертолет, помог забраться туда спутнику. Вертолет тут же взмыл в воздух.

Только тогда мужчина обратил внимание на нас.

— Вы кто? — спросил он.— Случайно, не экспедиция Института охраны природы?

— А вы хозяин домика?

Нашему приезду предшествовала короткая переписка с охотником Владимиром Павловичем Пчелиным. Я ожидала увидеть пожилого бородатого отшельника, а перед нами стоял среднего роста моложавый мужчина, светловолосый и голубоглазый.

Пчелин пригласил нас в дом. Нельзя было не заметить, что у хозяина поистине золотые руки: он пристроил к дому вторую комнату и баню, смонтировал маленькую электростанцию, собрал самодельный вездеход.

Владимир почти безвыездно жил у моря с женой Людмилой. Это она садилась в вертолет. Людмила улетела на несколько месяцев в Хатангу. Мы познакомились с ней в свой следующий приезд. Хозяйка оказалась милой, приветливой и очень мужественной женщиной. Она верно делила с мужем все трудности северной жизни, помогала и нам как могла.

Знавшие Пчелина полярники рассказывали, как однажды в пургу Владимир, преследуемый стаей голодных волков, прошел по тундре километров семьдесят. Если бы он упал, просто споткнулся, звери бросились бы на человека. Когда я спросила у Владимира, страшно ли ему было тогда, он сказал нет, потому что крепко держал в руке топор. Но уже дома, добавил он, рука его не разгибалась, и прошло несколько дней, пока она опять стала двигаться.

В первый наш приезд мы прожили у охотника почти неделю. За это время подготовили все необходимое для работы рядом с будущим лежбищем моржей. Много лет промышляя песца, Пчелин великолепно изучил повадки разных зверей и дал нам несколько дельных советов, как лучше устроить лагерь. Мы сколотили деревянные щиты под палатки, разметили галечную косу.

В километрах восьми-девяти от домика охотника находилась полярная станция, на которой жили и работали всего четыре человека — два метеоролога и семейная пара — механик и повариха. В один из дней Пчелин повез к ним знакомиться. Потом, живя в палатке километрах в пяти от станции, мы приходили сюда раз в неделю — узнать новости, послать весточку родным, устроить баню.

Понемногу мы уяснили, насколько сложна жизнь полярников. Нередко им приходится сдерживать себя, шутить, когда хочется говорить резко, а зачастую просто уходить от общения и работать по возможности в одиночку. И наша маленькая экспедиция столкнулась с проблемой психологической совместимости. Нас было трое, и один, к сожалению, оказался в стороне, был невесел и неразговорчив. Это заметил и Володя. Он посоветовал в будущем работать небольшими группами — вдвоем или вчетвером,— чтобы люди могли попарно «замыкаться» друг на друга. Живя у Володи, мы по нескольку раз в день забирались на плоскую крышу его дома, считали моржей на дальних льдах. С каждым днем животных становилось все больше. Наконец припай взломало, но вблизи берега лед был еще неподвижен. Мы с нетерпением ждали отгонного ветра, который унесет льды и освободит животным проходы к берегу.