Сэр, простите, ещё кое-что... - Таня Белозерцева Страница 19

Затем Гарри, как и Патрик, начал яблоками с бананами баловаться, они у него были и бля, и лябля, и баданы с бататами. Сперва миссис Коломбо старалась произносить их правильно, но вот такая штука… слова-паразиты имеют привычку накрепко внедряться в голову, и вскоре она с изумлением обнаружила, как говорит мужу по телефону:

— Твои дети, как гусеницы, пожрали все лябли и бататы, неси еще!

И что интересно — Фрэнк её отлично понимал.

Из дальнейших словосочетаний тоже немало нового прибавилось, в коротенький рассказик Гарри затесались следующие фразы и слова: шли мы по улице, а там стояла физкультура удивительная… Скульптура, значит. Позже в разных ситуациях пришлось срочно записывать свежие перлы — и откуда только брал? Пучекрылые глазки, шапка-неваляшка, подшалунивает, раззубачил воду, углотал всю воду. А теперь вот сказки сочинять принялся, не иначе как писателем станет, когда вырастет, он же вместе с фантазией родился, можно сказать!

Денвер Куонеб тоже записывал Гаррины перлы, правда, по своей, особой, причине. Собирал их не потому, что это смешные высказывания малыша, а потому, что из этого он строил характеристику своего подопечного. И наблюдая за тем, какие сказки Гарри сочиняет, индеец узнавал, что у мальчика доброе сердечко и смелая, отважная натура. Гарри Коломбо стремился повторить отца, полностью копировал его повадки и движения. Он очень любил папу. Любил его тихий мягкий голос, любил его единственный, светящийся любовью карий глаз, любил сидеть на коленях в папиных объятиях, теплых и надежных…

Понимая всё это, Денвер старался укрепить эти отношения отца и ребёнка, не понаслышке зная о том, как «ласково» относятся к детям в Англии, ведь останься Гарри там, вряд ли он получил бы столько тепла и любви даже от собственных родителей, будь те живы. Холодная, вечно снулая, туманная и дождливая Англия воспитывала граждан под свою волынку — строгими и чопорными. И уже к седьмому году жизни маленькие англичане становились такими снобами… Во младенчестве их, возможно, и тискали-целовали любящие мамы, зато отцы обычно держали строгую дистанцию, блюдя эмоциональное расстояние и рамки. Короче, глядя на то, как толстые мальчики в канотье, опираясь на трость, басом солидно тянут «Добрый день, мэм, сэр, чудесная погода, не правда ли?», а тощенькие девочки, этакие зайцеобразные леди с выпирающими передними зубками, подобострастно приседают в вежливых книксенах, становится уныло и скучно жить.

То ли дело американские ребятишки! Свободные и вольные, что твои ветерки, носятся по улицам босоногие пацанята, загорелые, как черти, с шелушащейся кожей на плечах, сгоревшей от жаркого калифорнийского солнца. В свои семь и шесть лет Сэм и Патрик обзавелись целой кучей друзей-соседей, в частности, дети дружили аж тремя улицами, и самым старшим в этой разномастной компании было без малого тринадцать и пятнадцать лет. Казалось бы — ветераны, ну чего они с малышами-то возятся? Ан нет, подростки с Запад-Доран-стрит, Пайонир-драйв и Александер-стрит были весьма ответственными и очень-очень надежными личностями: в несколько пар глаз следили за малышней, пресекая всякие дурные поползновения со стороны случайного заезжего хулиганья с других отдаленных концов Глендейла, если тем случалось нагрянуть в их края.

Честно говоря, эта гигантская улица — Доран-стрит протянулась через весь северный Глендейл из конца в конец, разделенная на две — Западную Доран-стрит и Восточную Доран-стрит — со всеми её сансетами-бульварами и сотнями домов, магазинами, школами и ветклиниками не поддается внятному описанию, как нельзя описать её дома, сплошь и рядом понастроенные хоть и по прямой линии, да вперемешку, из различных стройматериалов и архитектурных вкусов. Ну сами посудите: стройный благородный двухъярусный особняк, выложенный серым и розовым гранитом, с бассейном и пристроенной сауной на задворках соседствует с покосившимся и побуревшим от времени деревянным одноэтажным домишком.

Дом Коломбо, слава богу, был двухэтажный, серо-белый, с коричневой двускатной крышей, с прелестным и просторным задним двором, где было создано всё для полноценного ребячьего досуга: качели с горками и стенками для лазания. Кроме огромного тополя на переднем дворике, тут росли канадский клен, бугенвилия и дуб, чья крона служила фундаментом для легонького домика-на-дереве, построенного лично дедом Коломбо, как только стало ясно, что тогдашняя миссис Коломбо не собирается ограничиваться тремя детками. Так что Гарри и его братьям с сестрой было где развернуться, помимо походов с родителями в продовольственный магазин Корнер-маркет, что за школой Коламбуса, и в ветеринарную больницу Глендейл Смол Анимал, где лечили бесконечных хомячков Сэма, песчаных пеструшек и рыжих джунгариков. Майя пока зверушками не интересовалась, помня мамино условие, что домашнего питомца она получит только тогда, когда научится гулять самостоятельно. Патрик, увы, просил пони, который был совершенно не по карману скромному малобюджетному лейтенанту.

Но один четвероногий член семьи у них всё-таки появился. Приехав с очередным заболевшим хомячком, семейство обратило внимание на коробку возле клиники с надписью: «Щенки, бесплатно и в добрые руки», заглянув в которую, они обнаружили толстого пёсика, похожего на гармошку — весь в бесчисленных складочках, как шарпей, казалось, сама природа одарила малыша шубкой на вырост. Щенок сидел и скорбно смотрел на мир обиженными глазками, заранее надувшись на него. Коломбо был покорён. Никого не спрашивая, он нагнулся, подобрал щенка и засунул за пазуху. После, на приеме у ветеринара, Фрэнк с женой и детьми узнали, что пёсик здоровый и породистый — целый бассет-хаунд. Сообща решено было его взять.

Дома, увы, щенка заморочили: каждый хотел звать его так и не иначе! И долго по дому разносились крики ребят:

— Бетховен, ко мне! — надрывал глотку Сэм. Ему пылко возражал Патрик:

— Ты что? Он — Фидель! Фидо, ко мне!

— Маршмеллоу! — пищала Майя. — Вы что, не видите? Он похож на маршмеллоу!

— Батон! — вопил Гарри. — Я хочу назвать его Батоном!

Щенок, оказавшийся в семье с пятью детьми, ибо пятый тоненько пищал на руках у мамы, обещая свои анонсы, предпринял весьма мудрую тактику — притворился глухим, а потом, поняв, что это сработало, занял позицию умного дурачка, то есть вообще перестал откликаться. Зато услышав нейтральные слова «он», «его» и «пёс», тут же вырастал, как из-под земли, ненавязчиво предлагая свою альтернативу имени. Двуногие члены стаи в конце концов согласились с его мнением, и хитрого бассета стали звать Псом. Чем были изрядно позабавлены ветеринары и грумеры, к которым