Нет звёзд за терниями - Олли Бонс Страница 20

Уселся на койке, съёжившись, дрожащий и жалкий, попросил подать воды, а когда Гундольф протянул кружку, вновь накапал туда своих капель.

— Ты же говорил, больше одной в день нельзя, — насторожился Гундольф, но разведчик уже жадно глотал воду. Отнять удалось лишь пустую кружку.

— Не страшно, — отстранённо ответил паренёк. — Сегодня можно.

Вслед за тем он свалился на подушку и преспокойно уснул, а Гундольф вертелся с боку на бок, пока не стало совсем светло. И каждый раз, как он натыкался взглядом на лицо мирно спящего и даже улыбающегося чему-то соседа, брала такая злость, что сил нет. Решено, сегодня же попросит развести их по разным концам корабля! Пусть даже каюта достанется прогнившая, с дырой в полу, лишь бы не просыпаться от воплей. Да он и на берегу спать готов, чем плохо? Ночи тёплые.

Погрузившись в такие мечты, Гундольф сам не заметил, как уснул. Разбудил его стук в дверь. Ручка скрипнула, поворачиваясь, и в узком проёме возникло озадаченное лицо Флоренца.

— А вы чего не встаёте? — спросил он.

— Встанешь тут, — протирая глаза, проворчал Гундольф, — когда некоторые по ночам спать не дают криками своими. Не выспался совсем, да ещё и голова трещит.

С этими словами он сел на койке и уставился на Кори. Тот тоже проснулся и глядел испуганно, натянув одеяло на самый нос.

— Так приходите есть, — сказал Флоренц. — За рыбой сегодня Джакоб отправлялся, суп сварили. На вашу долю осталось, остынет только, если не придёте прямо сейчас.

Он крутнулся и исчез, хлопнув дверью. Гундольф зашнуровал ботинки, натянул рубаху и собирался уже выйти следом, когда Кори окликнул его, почему-то шёпотом.

— Чего тебе? — недружелюбно спросил Гундольф.

— Мне… ты спроси, пожалуйста, у этих людей, есть ли у них ткань для повязок. Для руки мне нужно.

— Так сам сходи да спроси, маленький, что ли? Как орать, рот у него есть, а как с людьми поговорить…

С этими словами он и ушёл. Поднялся на палубу, где находилась большая каюта, служившая тут столовой. Стёкла в окнах, правда, были выбиты, зато во все стороны открывался красивый вид на море (и не такой красивый — на берег и уборную). У стен сохранились диванчики. Мягкую обивку не пощадило время, прохудилась ткань, выглянули наружу пружины, так что половину сидений уже ободрали, оставив лишь металлический остов, и укрыли чем придётся. Где тряпками, где самодельными подушками.

Середину каюты занимали три стола и лавки. Это добро явно появилось позже, чем был создан корабль. Ножкой одного стола служила ржавая бочка, столешницей второго — дверь с округлыми углами, повёрнутая ручкой вниз. А лавки — просто доски, брошенные на вёдра.

Гундольф с аппетитом позавтракал. Рыба ему пока не приелась, к тому же морская трава придавала этому супу любопытный вкус. Недоварено, правда, но терпимо. Даже добавку можно бы взять, но последняя порция ожидает другого едока.

Только где же он, интересно? Так и не явился. Может, с рукой своей возится.

Кори нашёлся в каюте. Он всё так же лежал под одеялом, отвернувшись к стене, и собирался, похоже, пролежать весь день.

— Ты чего валяешься? — спросил Гундольф. — Есть иди.

Ответом ему стало молчание. Может, конечно, парень опять уснул, но сколько ж спать-то можно! Да и несправедливо: сам выспится, а другим не даёт.

Потому Гундольф потянул с него одеяло, но неожиданно наткнулся на сопротивление и увидел лицо, залитое слезами.

— Тьфу, — сказал он, выпуская из рук лоскутный край. — Ну что опять?

Тот не ответил, только укрылся с головой. Гундольф не мог и припомнить, чтобы в жизни его кто-то так раздражал. Какой из парня разведчик, если он то орёт, то ревёт? Понятно, почему его сбросили в море. Если у них там, в городе, казармы, он точно всех довёл.

Гундольф вздохнул, взял со стола кружку, развернулся и вышел.

Спустя десять минут он принёс в каюту остывший суп и кружку воды. Карман оттопыривали лоскутки, выпрошенные у Эммы. Короткие, правда, повязку соорудить будет сложно, но всё лучше, чем ничего.

Половину воды Гундольф вылил в цветок, стоящий на столе. Остальное занёс над головой Кори, мстительно ухмыльнувшись, но сдержался.

— На, выпей воды и успокойся, — сказал он. — Суп твой на столе и вот, тряпки принёс. Пей и давай сюда руку, помогу перевязать.

Но Кори отнял лоскутки и погнал Гундольфа прочь. Тот лишь обиженно пожал плечами, услыхав, как за спиной щёлкает задвижка. Даже благодарности не дождался, ну и пожалуйста.

Почти весь день разведчик провалялся в каюте, лишь изредка выглядывая по естественным надобностям. Вид у него был такой бледный и неважный, что Гундольфу даже немного стало жалко парня. Не иначе от тех капель, которых он накануне перебрал, тоже есть похмелье.

Зато Флоренц радовался, что никто третий не мешает. Сегодня подошла его очередь заниматься стиркой, и он огорчился, ему больше хотелось пройтись с Гундольфом вдоль берега. Тогда тот отказался от прогулки и помог мальчишке с делом, хотя Эмма и качала головой.

— Я думаю, стирка — не дело для настоящих мужчин, — сказал Флоренц, ожесточённо втирая разведённую золу в рукав чьей-то рубахи.

— А я думаю, настоящий мужчина должен всё уметь, — возразил ему Гундольф. — Вот я, к примеру, один живу. Так мне что, в грязном да нечищеном ходить или на прачечных разориться? Хорош мужчина, если он беспомощный такой.

— А я умею стирать, — быстро добавил мальчишка. — Не очень люблю просто.

Ближе к вечеру, когда от солнца осталась только розовая полоса у края моря, разведчик выполз из комнатушки, отошёл дальше по берегу и принялся там возиться. Гундольф в это время в одиночестве скучал на берегу (старый Стефан чинил жабу и разрешил мальчишке помогать — как тот мог устоять?), так что от безделья решил поглядеть, чем это занят Кори.

Тот тоже решил что-то постирать, но делать это совсем не умел. То болтал вещь рукой в воде широкими движениями, то тёр её о мокрый песок.

— Ну ты и безрукий, — подытожил Гундольф, и разведчик даже дёрнулся от испуга. — Кто ж так стирает, да ещё в солёной воде? Не видел, что ли, мы с бельём возились половину дня, чего нас не попросил? Давай сюда, там ещё вода осталась, помогу тебе.

— Мне помощь не нужна, — сердито сверкнув глазами, ответил Кори.

А сам даже перчаток своих не снял, чудак человек. Хотя, может, решил их так постирать, прямо на себе.

— А я говорю — давай! — сказал Гундольф, начиная сердиться. Будто этому сопляку часто помощь предлагают, что он отмахивается!