Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1991 год Страница 21

Н e буду описывать подробности нашего перелета в Антарктику, скажу только, что между 16 июля, когда мы вылетели из Миннеаполиса, и 24 июля, когда мы приземлились на острове Кинг-Джордж, прошло не просто девять дней... Эти девять дней стоили жизни двум нашим собакам, погибшим от жары во время вынужденной трехдневной стоянки на Кубе, они вместили и первую за последние 16 лет, прошедших после военного переворота в Чили, посадку тяжелого транспортного самолета ЙЛ-76ТД в чилийском городке Пунта Аренас, расположенном на самом берегу пролива Магеллана. Наконец, они вместили трудную, полную сомнений ночь командира экипажа и руководителя перелета, когда они, получив по радио информацию, что полоса на Кинг-Джордже покрыта корочкой льда, все-таки приняли решение о вылете, хотя эта ледяная корочка делала и без того короткую полосу еще короче...

Напряжение внутри салона достигло кульминации, когда мы почувствовали, что самолет начал снижаться, стрелка высотомера скакнула за отметку 10 метров, и сразу же вслед за этим мы все почувствовали сильный удар. Привязные ремни не дали нам выскочить из своих кресел, выражения лиц всех, сидящих напротив меня, да и мое наверняка тоже, отображали крайнюю степень ожидания: «Что же дальше?!» Иллюминаторов в салоне этого самолета не было, мы не могли видеть, что происходит снаружи, и это, без сомнения, усиливало впечатление какой-то ждущей нас впереди невидимой опасности. Казалось, что самолет наш неудержимо катится в пропасть... Тут еще сразу же после удара обе двери внезапно распахнулись, и в салон вместе с запахом керосина и горелой резины ворвался грохот всех четырех включенных на реверс двигателей. Чувствовалось, что самолет замедляет бег, но успеет ли он остановиться до конца полосы?! Внезапно все кончилось.

В раскрытую дверь самолета видно было множество встречающих — сотрудников научных станций разных стран, расположенных на Кинг-Джордже.

Собаки радуются, они видят снег. Чистый, белый, холодный, вкусный, мягкий снег. Они катаются по нему, хватают его, словом, находятся на вершине блаженства. Мой любимый Чубаки заметно окреп за год, прошедший после Гренландии (См. «Гренландский дневник», «Вокруг света» № 1/89.). Его прежде ярко-голубые глаза немного посветлели. Огромный черный Роден — брат Чубаки, казалось, вырос еще больше, но он так же дружелюбно смотрел на меня. (У него, как у многих собак, выведенных скрещиванием колорадских лаек с эскимосскими собаками, глаза разного цвета — голубой и карий.)

Точка старта — нунатаки Сил, скала Сил, находилась в 180 морских милях от Кинг-Джорджа. Нас должен был доставить туда самолет «Твин Оттер», арендованный экспедицией у частной чилийско-канадской авиакомпании «Адвенчер Нетворк». Рослый канадец Генри на этой машине творит чудеса, и это придает нам уверенность, что на маршруте он всегда придет на помощь...

Мы с Генри катим бочку с керосином к самолету, и вдруг он спрашивает: «Виктор, признайся, ваш самолет Ил.-76 (он называет его «Ильюшин») сделан из титана?» Я от неожиданности останавливаюсь. «Почему ты так решил?» Генри тоже останавливается и говорит, что наблюдал момент посадки, потом много раз смотрел видеофильм о ней, отснятый чилийскими летчиками, и никак не может представить себе, как после такого удара машина не развалилась на куски! «Чилийские летчики говорят,— продолжает он,— что если бы такое приземление совершил их «Геркулес», то все его четыре мотора улетели бы вперед, а сам самолет рассыпался бы на части!» Я сказал, что это серийный самолет, просто, наверное, выполнен с традиционным русским запасом прочности. Но Генри явно не удовлетворен ответом. Оставляя Генри пребывать в полной уверенности, что у нас в стране с титаном не напряженка, иду к собакам, около которых вижу Кейзо и несколько ребят с нашей станции, пришедших проводить меня. Знакомый мне еще по Востоку аэролог Валера Федоров, сняв рукавицы, пробует на ощупь тонкую ткань моей штормовки. «И это все? — спрашивает он.— Замерзнешь, возьми мою «каэшку» (теплая куртка на верблюжьем меху, которая выдается полярникам советских антарктических экспедиций). Пытаюсь объяснить, что это не простая ткань, а с прослойкой «гортекса»— тонкой полимерной пленки, обладающей односторонней теплопроводностью и повышенной ветрозащищенностью. Валера, выслушав, спрашивает: «А, может быть, валеночки?!»

С нами летит фотограф из «Нэшнл джиогрэфик» Рик Риджуэй. Он с Кейзо забирается поближе к кабине, а я остаюсь вместе с собаками позади, рядом с дверями. Генри спешит — погода на Кинг-Джордже портится, ему надо успеть обратно. Договариваемся, что в случае хорошей погоды он привезет завтра утром журналистов и телевизионную группу из Эй-би-си, знакомую нам еще по Гренландии, чтобы отснять старт экспедиции.

Утро 27 июля. Нунатаки Сил впереди и слева от нас, темно-бурого цвета, очень контрастирующего с бело-голубым ледником. Тишина, солнце, мороз около 20 градусов. Мы готовимся к выходу. Каждая пара сворачивает свой мини-лагерь. Мы с Уиллом сложили палатку и принялись, по его выражению, «научно» упаковывать нарты, то есть как можно компактнее и ниже укладывать груз, чтобы увеличить остойчивость нарт. С третьей попытки нам это удается. Начинается самое интересное — составление упряжки. Общий порядок расстановки собак определяется прежде всего весом нарт и состоянием поверхности, а вот персональное место каждой собаки определяется ее способностями, характером и психологической совместимостью с собаками из ближайшего окружения.

Собаки! Добрые лохматые наши друзья! Вы еще не представляете, что вам предстоит. Какие жестокие метели, забивающие шерсть снегом так, что освобождаться от него вы будете вместе с шерстью, выкусывая его зубами... Какие предательские трещины будут на вашем пути, сколько кровавых следов оставят ваши, израненные о лед и снег лапы на этом 6000-километровом пути... Сколько раз мы будем выкапывать вас из-под снега руками, всякий раз опасаясь не застать вас в живых... Сколько раз?! А пока вы, полные сил и энергии, всем своим видом демонстрируете готовность бежать и бежать вперед.

Особенно возбуждены собаки Уилла — наиболее крупные из всех наших псов и не отличающиеся особой дисциплинированностью, несмотря на то, что выращены и воспитаны под присмотром Уилла на его ранчо. Вот и сейчас мне все время приходится быть начеку — следить, чтобы они не сорвались с места раньше времени...

Вскоре появляется самолет, хорошо заметный на фоне голубого чистого неба. Посадка — и я вижу, как из самолета вываливается пестрая толпа, в которой различаю изумрудную куртку журналистки из Миннеаполиса Жаки Банашински и ярко-голубую пуховку ведущего программы «Эй-би-си спорте» Боба Беати. Телевизионная камера, установленная на треноге, ввинчивается в снег неподалеку от нас со стороны солнца.

27 июля, около трех часов пополудни, мы остались одни. «Твин Оттер», забрав журналистов, скрылся в лучах заходящего солнца. Джеф сказал, что первый из 11 складов с продовольствием, расположенных между скалами Сил и Южным полюсом, находится километрах в пяти впереди. Мы решили заняться складом завтра утром и, пройдя со старта в общей сложности около трех миль (одна американская миля=1,6 км), остановились на ночлег.

В полном соответствии с договоренностью, достигнутой между мною и профессором Дахо перед стартом о разделении сфер наших научных интересов в экспедиции, я решил в первый же вечер попробовать себя в качестве метеоролога. Именно мне предстояло заниматься этим в течение всего нашего перехода. Гренландская экспедиция, где я впервые взял в руки термометр для измерения температуры воздуха, поневоле приучила меня к крайней осмотрительности в обращении с этими хрупкими приборами. Как истинный ученый, профессор заинтересовался процессом измерения и медленно, как улитка, извлекая свое длинное туловище из крохотной палатки, вылез на снег и подошел ко мне. Я достал небольшой термометр «пращ», взятый в числе прочих новинок отечественной измерительной техники в Арктическом и Антарктическом институте, и начал бешено раскручивать его над головой.

Николай Николаевич Брязгин — старейший полярник и милейший человек, давая мне этот прибор в отделе метеорологии института, сказал: «Витя, это очень просто — покрути его над головой, и через две минуты ты получишь температуру воздуха» и добавил с благоговением: «Еще сам Нансен, когда шел через Гренландию, пользовался этим термометром, точнее, таким»,— поправился он, заметив мое изумление. Не помню, то ли Николай Николаевич пропустил, то ли я прослушал, но в моей памяти как-то не отпечатался момент измерительного процесса. Поэтому, раскрутив термометр над головой на глазах удивленного и заинтригованного профессора, я беспечно опустил руку, пытаясь приблизить термометр к глазам, но тот, описывая на излете сужающиеся круги, ударился вдруг о мою голову со звуком, не оставляющим ни малейшего сомнения о его судьбе.