Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1984 год Страница 22

Но все это — провинциальные газеты. «Киты» окружили книгу таким же заговором молчания, как и крупнейшие издательства. Она не попала в списки «бестселлеров». Широким читательским массам США, да и не только США, но и всего Запада, она неизвестна.

И еще одна деталь. Люди Бормана, пишет П. Мэннинг, достали книгу еще в рукописи и познакомили с ней... самого «партайгеноссе». Борман, отметив, что автор собрал «обстоятельный материал», дал свой отзыв: «Книга хорошая. Но ни славы, ни денег она не принесет». И действительно, ни славы, ни денег на своем упорстве П. Мэннинг не заработал.

В последнее время вскрылись новые факты, с убийственной достоверностью доказавшие многолетнюю (со времен второй мировой войны!) практику укрывательства спецслужбами США фашистских преступников.

Еще в разгар борьбы с гитлеровской Германией, 27 июля 1943 года, на совещании, созванном военным министерством и госдепартаментом, представитель Пентагона полковник Винлокк заявил: «На нас возложена задача подготовить из немцев кадры, которые могли бы быть использованы для укрепления престижа Америки. Национал-социалисты могут быть и будут полезней и удобней разных антифашистов и вообще демократов... Нам нужны многочисленные и близкие нам по духу и убеждению кадры». Сказано ясно, конкретно и предельно цинично. После второй мировой войны американская разведка провела крупную операцию по тайному вывозу из Западной Европы сотен гитлеровских военных преступников. Эта операция, о которой сообщила газета «Вашингтон пост» летом 1983 года со ссылкой на документы министерства юстиции США, носила кодовое название «Рэт-лайн» («Крысиный путь»).

В годы «холодной войны» бывших гитлеровцев и их пособников под видом «перемещенных лиц» доставляли в Соединенные Штаты — авось пригодятся для борьбы против коммунизма. И нацистские военные преступники действительно пригодились американской реакции: их подключили к активной антисоветской деятельности. Американские власти использовали и используют их в качестве «пропагандистов»— сотрудников радиостанций «Свободная Европа» и «Свобода». Среди них, например, Виллис Хазнерс, который в годы войны уничтожил сотни мирных людей и награжден за это гитлеровскими железными крестами. В махинациях спецслужб США, громко называемых «борьбой за освобождение порабощенных народов Советского Союза», активное участие принимает бывший капитан латышской вспомогательной полиции безопасности, созданной гитлеровцами, эсэсовец Майковскис.

Несколько лет назад Ф. Эйлберг, в ту пору член палаты представителей от штата Пенсильвания, направил в Пентагон запрос относительно сорока восьми подозреваемых нацистских преступников, в том числе Ясюка, бывшего «мэра» белорусского города Клецка, который участвовал в расстрелах мирных жителей. Из Пентагона был получен ответ, что имени Ясюка в армейских досье нет. В действительности досье Ясюка находилось в Пентагоне с грифом «содержит секретные данные, рассмотрению конгресса не подлежит». А в 1978 году на основании проведенного расследования контрольно-ревизионное управление конгресса опубликовало доклад, в котором указывалось, что ЦРУ использовало больше двадцати нацистских преступников в качестве «источников информации», а девять из них были платными сотрудниками ЦРУ.

Итак, «заговор молчания», который окружает тайну той майской ночи, и новые данные об организации бегства видных нацистов могут служить доказательством того, что и Борману с его капиталами нашлось теплое местечко за океаном. Это предположение прозвучало, кстати, на прошедшей в прошлом году в Москве пресс-конференции для советских и иностранных журналистов, на которой речь шла о нацистских преступниках и их американских покровителях.

Дело в конце концов не в отдельных борманах, эйхманах, ясюках: Нюрнбергский вердикт остается в силе, и приговоры нацистам никто не посмеет отменить.

Важно другое. Реально живущие и здравствующие фашистские преступники, местонахождение которых отлично известно, гуляют на свободе.

Решительно осуждая двурушническую политику укрывательства гитлеровских палачей, осуществляемую прежде всего высокими инстанциями США, честные люди требуют торжества справедливости, суровой и неотвратимой кары для фашистских преступников.

Влад. Иванов

Как одеть лошадь?

Первую лошадь в своей жизни я увидел очень давно, однажды утром, когда солнце только появилось над лесом и, багровое, зависло ненадолго над железнодорожным мостом. Тогда мы, городские мальчишки, бежали лугом к реке. Все было для нас в диковину: и стога сена, и огороды, и длинные журавли-колодцы... и лошадь.

Она стояла над самым откосом, грустно склонив голову, и щипала траву. Фыркала большими ноздрями, лениво хлопала себя хвостом по бокам. На ней не было алой попоны или золотого седла, как у лошадей в кино. Но она была настоящая. Живая. Первая лошадь в моей жизни...

Я вспомнил эту картинку из детства, когда подходил к зданию Опытного завода конно-спортивного инвентаря. Завод этот находится в Москве, недалеко от Белорусского вокзала. Это единственное в своем роде предприятие: кроме него, конским снаряжением никто, похоже, больше не занимается. Согласитесь, экзотично уже то, что в наше машинное время по-прежнему нужны шоры, седла, подпруги...

Впрочем, не по-прежнему, конечно, но нужны. Кто станет сегодня седлать коня, чтобы до работы добраться? Правда, сейчас про лошадь вспоминают все чаще и чаще. Оказывается, сельский быт без нее невозможен. И в спорте она нужна.

А в кино? Да в каждом втором фильме!.. Вот и шьют на Опытном заводе конское платье. И обувь. Шьют, используя новейшие достижения техники — прессы, сложные станки и механизмы. Но меня не интересовали цех гальванопластики и автоматизированные линии. Хотелось увидеть, как живет в наши дни ремесло старых мастеров — седельщиков, хомутчиков, шорников.

Знакомство с заводом началось со склада. Повсюду — стопы огромных пластов кожи. Аккуратно сложенные, до потолка. Всех видов выделки — сыромятной, чуть сыроватой и грубой, бугристой, шершавой, как наждачная бумага, и гладкой, будто полированной. В два-три пальца толщиной и тончайшие — с волосок. Кожи, кожи... Даже  воздух здесь пропитан терпким запахом кожи.

Со склада листы увозили в закройный цех. Здесь, в сущности, и начинается путь простого куска сыромятины к изящному седлу или уздечке. В цехе — станок. Закройщики сказали:

— Седла, к примеру, тачать — работа, конечно, не ювелирная, но и топорной ее не назовешь. Она рук требует. У нас — другое. Кроить кожи вручную — дело сложное. И долгое. Вот и пользуемся станком...

Я смотрел, как большой кожаный лист растянули и положили на стан. Пропустили через вал с колесиками. Каждое такое колесо — а их штук двадцать,— врезаясь в лист, кроит его на ремешки, аккуратно и быстро. Срез ровный, как бритвой прошлись.

— Такие машины да древним кожемякам — хлопот бы не знали...— Закройщик отложил нарезанные ремни в сторону и пошел за новым листом.

Из закройного цеха заготовки передают тем, кто делает крылья для седел — ленчики. И здесь сразу натыкаешься на кипы войлока и поролона.

— Эти материалы идут на изготовление потников. Ведь седло, если положить его сразу на спину лошади, не постелив предварительно потника, может стереть ее в кровь. Потник для лошади, все равно что майка и носки для человека. Без этого не обойтись,— объясняли мне мастера.

В этом же цехе делают скребки и щетки — предметы конского туалета. Щетки грубые, трехслойные, если уж очень запачкается конь, то мягкая щетка грязь не возьмет.

Но главная забота тех, кто работает в этом цехе,— седельные крылья. Без ленчиков не получится седла. Делают их из фанеры — мягкой, податливой, но которая не крошится и не расслаивается. Материал подбирают надежный, чтобы не подвести ни наездника, ни лошадь. Когда я увидел штабеля крыльев, мне показалось, что я попал на фабрику музыкальных инструментов — так похож ленчик на лиру. Натяни струны и играй...

В другом цехе, у хомутчиков, не слышно стука закройного станка. Тихо, как в операционной. И у каждого на столе — множество инструментов: иглы-«цыганки», шило, ножи.

Владимир Антонович Шиманский как раз начинал делать хомут. Две полые фанерные дуги он набил сеном. Потом каждую в отдельности начал обшивать кожей. Стежок к стежку — медленно, кропотливо, тщательно — чтоб не порвалась нитка, не лопнул шов, не разъехались в разные стороны дуги. Хомут, похожий на большие черные клещи, отставлен в сторону. Можно приниматься за следующий.

Я смотрел на мастера, склонившегося над деревом и кожей, и все время хотел спросить — как он пришел на завод? Почему избрал именно эту профессию?