Лжец. Мы больше не твои - Анна Гур Страница 23

Он хороший психолог или просто очень проницателен.

Наконец, поднимаю на него глаза и проговариваю тихо:

– Я не знаю, с чего мне начать.

– Начать всегда сложно, – говорит, слегка улыбнувшись, – я так понимаю, что с момента твоего пребывания в клубе вчера что-то изменилось?

– Да… изменилось…

Выдыхаю. Опускаю взгляд. Почему-то мне стыдно говорить Вадиму все то, что я должна сказать, мне требуется собраться с мыслями и силами, но Царев не облегчает мне задачу, наоборот, его следующая фраза выбивает меня из колеи:

– А ты все такая же, Нина, не меняешься… а меня ты так и не узнала…

Смотрю на Царева и не понимаю, о чем он. Что-то скребется в памяти, но ускользает. Хмурюсь и пожимаю плечами, а Вадим лишь улыбается.

– Знаешь, никогда не думал, что полюблю классическую музыку, но однажды я случайно забрел на концерт, слушал вполуха, да все ждал, когда эта пытка закончится, но на сцену вдруг вышла девушка.

На ней было черное приталенное платье с белым широким воротником, волосы длинные, собранные на висках. И стоило мне посмотреть на нее, как что-то внутри дрогнуло. Я просто смотрел на эту девушку, которая будто была не от мира сего. На сконцентрированном лице читалась собранность и внимательность, а потом… потом эта девушка приложила скрипку к плечу и заиграла…

Что-то резкое такое, острое, заставляющее всего обратиться в слух и отбросить зубочистку, которую я гонял во рту от нечего делать…

– Каприз Паганини… – вдруг выдаю едва слышно, и Вадим кивает.

Та девушка меня просто очаровала, и я… не знаю, что я испытывал… тогда я еще не был тем, кем стал, и не знал, как подойти к ней… Я просто приходил на ее концерты и слушал, восхищался, понимал, что девушка эта не просто талантливая… она – виртуоз, и пусть я не особо фанател от классики, я сделал себе зарубку и приходил на каждый ее концерт и дарил хризантемы. Ровно семь штук. Белоснежные.

Стоит Цареву это сказать, как я вздрагиваю. У меня был поклонник, который дарил мне цветы и… он писал мне сообщения.

Я не видела его. Но мы общались. Интернет-беседа обо всем и ни о чем, а я… юная и наивная, уверенная, что в моей жизни нет места ничему, кроме скрипки, отвергала желание моего поклонника встретиться в реальной жизни.

Не хотела портить впечатление, потому что нафантазировала себе принца и боялась, что парень из моей мечты окажется совсем не тем человеком, которого я себе представляла.

– Это был ты… Мистер Икс…

Улыбается, а я с грустью понимаю, что Царев не просто оказался в реале лучше, чем я себе навоображала, он чертов секс-символ.

– Не знаю, почему не выбрал розы… Хризантемы тебе подходили больше всего.

Присматриваюсь к Вадиму на мгновение и неожиданно для себя вспоминаю… Парень в потертых джинсах и косухе. Брутальный. Наглый. К нему прилипал взгляд, потому что его на концерте в филармонии быть просто не могло, и я никак не могла подумать, что именно он и есть мой тайный поклонник, с которым мы переписывались в ночи…

Кусаю губы и с горечью произношу:

– Почему ты не пришел? Помнишь. Мы ведь договорились встретиться после концерта, а ты… ты не пришел и перестал мне писать… Я думала, потерял интерес.

Вадим резко встает, проходится по комнате и подходит к бару, наливает воды и бросает на меня острый взгляд.

– Вообще-то я пришел…

Вскидываю брови.

– Я пришел и держал в руках семь хризантем… Но в тот самый день ко мне подошли люди в форме и приняли меня, оформив как следует, так сказать.

– Вадим… но…

Улыбается, но в глазах арктический лед проскальзывает. Ежусь. Мне внутренне становится очень холодно, потому что в Вадиме будто сочетается несочетаемое.

Опасный он. Шипастый. Ершистый. Волевой. В нем брутальность бьет ключом, но есть и что-то тайное, темное.

И вот сейчас, когда Царев смотрит на меня своими бездонными глазами, в которых словно цунами заворачивается, я понимаю, что этот мужчина прошел через многое.

Через то, что закалило его характер и сделало из него того, кем он является.

– Что… что случилось с тобой дальше?! – спрашиваю, а у самой пальцы дрожать начинают, меня снова знобит, потому что я уже знаю, что то, что услышу, мне не просто не понравится.

Мой мир перевернут с ног на голову. И так и получается, когда Вадим с совершенно равнодушным видом произносит:

– Мне было предъявлено обвинение в хранении и сбыте наркоты, причем инкриминировали весьма и весьма серьезную статью. За такое грозило присесть этак лет на десять.

Прикрываю ладошкой рот, но мой вскрик все равно слышен. Качаю головой, а сама… сама вспоминаю отвязного парня, для которого я играла…

Он всегда сидел слишком далеко, и его черты сливались из-за освещения, которое било по моим глазам, но теперь… теперь я улавливаю схожесть…

Это он. Вадим Царев. Мой тайный поклонник. Мой молчаливый собеседник в ночи. Сколько мы понаписали друг другу, а я… я рассказывала ему о своих переживаниях, о стремлениях, о мечтах…

Жаловалась, что у меня не получается отыграть то или иное произведение без запинки, а он… он всегда подбадривал и говорил, что нужно стремиться к своей цели, нужно достигать желаемого, а еще… еще он писал, что у меня все обязательно получится, потому что моя игра заставляет его приходить на концерты снова и снова…

В глазах начинает нестерпимо жечь. Не знаю, о чем именно я сожалею сейчас…

О том, что все так случилось, или о том, что я проплакала всю ночь, когда поняла, что мой тайный поклонник перестал мне писать, а потом его номер и вовсе был заблокирован.

Я плакала, а подружки называли меня дурой и говорили, что, вероятно, это какой-то маньяк был, от которого я вовремя избавилась…

А потом… потом появился Петр… с цветами…

Прикрываю веки, затем собираюсь и вновь смотрю на Вадима, который будто в своих мыслях пребывает, не реагирует.

– А дальше… что было с тобой дальше? – спрашиваю, а сама сжимаю дрожащие руки.

– Ну… бравые полицейские нашли у меня мешочек в кармане, который каким-то волшебным образом там появился аккурат перед шмоном. Приговор грозил серьезный. Но я никогда не сдаюсь, Нина. Характер такой. Нас бьют, а мы крепчаем – слышала такое выражение?!

Киваю. Слов нет.

– Конечно же, я