Лжец. Мы больше не твои - Анна Гур Страница 24

Опять бросает на меня странный и пронизывающий взгляд.

– Прошло время… достаточно времени… обвинения были сняты. Дело при наличии хорошего адвоката было расшатано.

Делает еще один глоток, а я наблюдаю, как его кадык дергается на мощной шее. Сильный хищник. Грациозный. Глаз оторвать невозможно.

– А что случилось затем?! – спрашиваю, но сама уже внутренне интуитивно знаю ответ.

Вскидывает бровь и улыбается как-то жестко, опасно и безумно сексуально. С вызовом.

– Когда разрулил все, девушка из консерватории больше не играла…

Вадим отталкивается от столешницы, на которую опирался бедром до этого, и медленно, подобно зверю, идет на меня, оглушая правдой:

– Она стала женой моего злейшего врага.

Хмурюсь. Слова Вадима царапают.

– Ты… хочешь сказать, что… Станиславский специально женился на мне… чтобы задеть тебя?!

Мой вопрос вылетает чисто интуитивно, и я прикусываю нижнюю губу, потому что в глазах Царева проскальзывает что-то темное, яростное.

– Я не могу отвечать за него. Но факт в том, что девушка, которая нравилась мне, с которой должен был встретиться, стала его женой… а зная этого ублюдка… я давно перестал верить в совпадения, Нина..

Киваю, а сама вспоминаю, что именно мне сказал Станиславский в машине:

– Я люблю выигрывать и щелкать по носу конкурентов… хотел утереть кое-кому нос… забрать и присвоить ту, что вызвала нешуточный интерес у моего заклятого врага…

Внезапно смеяться начинаю. Звонко. Громко.

Все сходится, два врага разыгрывали свою партию, а я стала пешкой, которую двигали туда-сюда…

Качаю головой. Уже не рада, что пришла и решилась на помощь Царева, потому что… горько становится…

– То есть сейчас ты решил отыграться за мой счет?! Тоже хочешь щелкнуть по носу моего мужа?!

Резко делает движение, шаг в мою сторону и замирает.

– Не говори ерунды! – глаза у Вадима вспыхивают, золото радужки становится глубоким каким-то.

– Ну почему же… Я тебе нравилась, а потом все пошло наперекосяк, и за все эти годы ты ни разу не появился в моей жизни… и…

– Зачем?! – обрубает жестко. – Что я должен был сказать тебе?! Что бы ты услышала из моих слов?! Прекрати. Нина. Ты всегда была разумной и порядочной. Ну подкатил бы к тебе конкурент твоего мужа, рассказал, что был тем самым поклонником, что бы ты мне ответила?

Вскидывает бровь и смотрит на меня внимательно. Иронично теперь. А я… вспышка проходит, и я понимаю, что Вадим знает меня слишком хорошо. Мы ведь общались с ним, а попутчику в поезде можно рассказать слишком многое, так и я делилась всем со своим невидимым собеседником…

– Ну… чего же ты молчишь, Нина?! Позволила бы конкуренту мужа приблизиться к себе?!

Качаю головой отрицательно. Конечно. Даже если бы узнала Царева, если бы он признался, что был тем самым мужчиной, в которого наивная домашняя девочка влюбилась, как несмышленый котенок, я бы его отдалила от себя, не позволила бы приблизиться, потому что… потому что я вышла замуж за другого…

Пока я молчу, Вадим делает еще один шаг в мою сторону. Он приближается подобно хищнику, минимализируя дистанцию между нами, и вот я уже задираю голову, чтобы смотреть в глаза Цареву.

От него веет такой брутальностью, харизмой, дикостью и… сексом. Он просто прожигает своими золотистыми глазами, а на дне расширяющихся зрачков будто молнии вспыхивают.

– Не молчи. Нина. Порядочная девочка из хорошей семьи. Верная жена. Ты позволила бы парню из прошлого влезть в твою семью?!

– Прекрати. Ты издеваешься надо мной! – говорю и хочу сделать шаг назад, но Вадим ловит меня за локоть и не позволяет отойти.

– Скажи мне. Что бы ты сделала, если бы я открыл тебе прошлое?!

– Я была женой Петра и… я не думала, что замужем за монстром… – улыбаюсь горько.

– Что бы ты сделала, скажи я тебе, что мы знакомы?! – опять давит интонацией.

– Ничего, – чуть повышаю голос, а затем резко перехожу на шепот, – ничего бы не позволила…

– Ни-че-го, – повторяет мое слово, кивает, словно подтверждая, что иного и не ожидал от меня.

И прав Вадим. До вчерашнего дня моя жизнь была иной, полной лжи, но очки разбились, стекло прошлось по коже и вспороло плоть до крови…

– А сейчас? – приподнимает вопросительно бровь и смотрит на меня не мигая. – Когда твой ублюдок приволок в ваш дом свою очередную подстилку, что сделаешь, простишь муженька?!

Вадим бьет словами, ударяет по больным местам, и слеза скатывается по моей щеке.

– Не прощу! – цежу в ответ. – Не прощу!

– Вернешься к своему ненаглядному Станиславскому?! – рычит почти, а я срываюсь, чувства выходят из-под контроля, я ударяю мужчину в грудь, пытаясь оттолкнуть, и кричу:

– Не вернусь! Не прощу!

Услышав это, Царев неожиданно резко наклоняется ко мне и обрушивается на мои губы, сминает их в жарком, диком поцелуе…

То, что между нами происходит, буквально выбивает меня из колеи. Я не успеваю реагировать на напор Вадима. Руками на мгновение упираюсь в литую грудь мужчины, будто пытаюсь оттолкнуть, но уже в следующую секунду у меня ноготки скользят по материи, и я впиваюсь в плечи мужчины, царапаю и начинаю отвечать на поцелуй.

Все происходит слишком быстро, Царев будто дорвался. Он теряет терпение, самообладание, обжигает поцелуями.

На мгновение дает мне продохнуть, и я ловлю горячими губами воздух, когда он начинает целовать мою шею, его пальцы уверенно притягивают меня к себе.

Они ласкают мою спину, комкают ткань, притягивают и, наконец, опускаются на мои ягодицы, сжимают. Он приподнимает меня под попу, заставляет взлететь и обвить ногами его бедра.

Царев стремительно вместе со мной идет куда-то, а я… я держусь за его шею, отвечаю на поцелуй, и впервые в жизни эмоции оглушат меня.

Никогда такого не испытывала, чтобы так горело все в стремительном желании касаться. Одежда колет, будто становится лишней, я сильнее подаюсь вперед, сама целую, мои пальцы буквально теряются в волосах Вадима, я тяну и притягиваю мужчину к себе.

Моя одежда летит куда-то в сторону, Царев накрывает мою грудь через ткань лифчика и с силой тянет, а я охаю. Перед глазами будто мушки вспыхивают, голова кружится, во рту сухо, и есть единственное желание – отдаться мужчине, подчиниться…

Спустя мгновение Вадим роняет меня на постель, без его тепла становится холодно, Царев же застывает, рассматривает меня, и глаза у