Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1967 год Страница 24

Подъем высушивает тело, и хотя иду я теперь под тенью стены, ноги еле слушаются. А впереди — его не обойти — острый выступ скалы, надо вспрыгнуть на него — я прыгаю, и вдруг нога подвертывается, отчаянно цепляюсь за выступ, подтягиваюсь, перехватываю руки, снова подтягиваюсь и... вижу, как по равнине бегут испуганные моим неожиданным появлением дикие ослы. Мне говорили, что они произошли от вполне безобидных домашних ослов, которых в свое время оставили в пустыне геологи.

...Я иду уже несколько часов, и хотя солнце давно успело перевалить зенит, жара не унимается. Наконец я у того места, где согласно договоренности мне должны были оставить кое-какие припасы. Мишель все устроил как нельзя лучше; еще издалека я вижу кучу камней и стрелу, указывающую направление. Еще несколько шагов, и я нахожу под скалой прикрытый ветками ледник. Я берусь за бутыль и чуть не обжигаю руку — настолько она раскалилась. Я так и оставил ее нетронутой.

Закат окрашивает в розовое горы и песок, и только впереди виднеется белое пятно — соль. Под ногами бегают ящерицы, их хвосты выгнуты вверх дугой, как будто ящерицы боятся прикоснуться к обжигающей земле. Каждые десять минут обливаю из фляжек ноги, и хотя я надел четыре пары носков, ноги горят, как будто их сунули в огонь. Останавливаюсь на ночь под прикрытием невысокой дюны. Я уже засыпал, но тут истошно закричал койот, и я проснулся весь в поту.

«Не знаю, существуют ли вообще на этот счет какие-нибудь объяснения. Я, по крайней мере, это явление объяснить не возьмусь. Каким образом здоровые камни передвигаются по пустыне? Точно только одно можно сказать — ветер им в этом деле не помогает, часто они движутся в противоположном ему направлении».

День пятый. Утром я поднимаюсь весь разбитый. Складываю рюкзак, закидываю его на плечи и делаю первый шаг. Сегодня мне надо дойти до Тьюл Спринга. В пятьдесят восьмом году там зарегистрировали 88 градусов на солнце.

Я еще недалеко отошел от места ночной стоянки, когда меня догнала патрульная машина. Солдат специально выехал, чтобы отговорить меня от прямого пути. «Хотя тут всего двенадцать километров, но если вы хоть раз упадете, считайте, что вы человек конченый. Вам уже никто не сможет помочь — у нас просто нет вашей подготовки». Мне понятно его беспокойство, но я все равно хочу добраться до этой самой низкой точки Соединенных Штатов — 93 метра ниже уровня моря. Самое сложное, что эта «точка» и все вокруг нее — сплошная соль. В конце концов выбираю компромиссный вариант: дойти до интересующего меня места — это всего в четырех километрах — и вернуться обратно. Через час я уже был на месте, соль не успела даже разъесть ботинки. Тут же поворачиваю назад — я спешу, потому что чувствую приступ тошноты и слабости. Около полудня я, наконец, нахожу свой рюкзак. Теперь до конца пути остается 29 километров. Надо снова спешить.

Часа через два меня вновь нагоняет патруль. С ним приехали и журналисты. Им в голову пришла отличная мысль: за сто километров они притащили мне бифштекс и жареную картошку.

Последний переход не из самых легких. Этот участок не зря прозвали «поле, где дьявол играет в гольф». Соль здесь перемешалась с глиной, ветер и солнце заострили твердые как стекло глыбы, здесь и дьявол себе ногу сломит. Жара стоит адская — нечего и думать где-нибудь остановиться. Равнина кончается, ее сменяют низкие вулканические холмы. Но вот, наконец, я выхожу к первой дороге, вьющейся у подножья горы. Правда, это вовсе не значит, что трудности позади. Впереди еще соленое озеро. Я делаю только несколько шагов от его берега, и ноги сразу уходят по щиколотку в рапу — соленую жижу; горячая вода сквозь обувь и четыре пары носков сжигает кожу. А впереди несколько километров такого пути. Я некстати вспоминаю, что прошлой зимой целый «джип» был засосан такой трясиной, а ведь тот брод был уже. До боли сжав зубами влажную губку, я бросаюсь вперед, я бегу, потому что мне страшно. Только провалившись в соль по колено, я неожиданно успокаиваюсь, опускаю в воду руки и начинаю на ощупь искать дорогу. Я должен выскочить отсюда как можно быстрее — соль жжет невыносимо. Вот она, долгожданная темная полоска, здесь кончается соленое озеро.

Но и это не все — впереди огромное поле: когда смотришь на него, кажется, что дьявол выращивает на нем огромные кристаллы соли — когда-то и здесь было озеро. Я выливаю на ноги остатки воды и ковыляю по острым как ножи камням. Камни рвут ботинки, шорты. Далеко в дымке я уже вижу первую опору телефонной линии, но больше идти нет сил, я просто падаю от изнеможения. Надо отдохнуть, если я не хочу потерять сознание. Я расстилаю матрас, открываю зонтик. Температура — 52 градуса. «Сейчас бы чашку кофе», — помню, это была последняя мысль перед тем, как я заснул.

Проснулся от шума мотора. Увидев торчащий зонтик, патрульные поняли, что это моя стоянка. Еще издали я машу им рукой: «Дайте поскорее воды. Умираю от жажды». Когда я добираюсь до них, мне протягивают пятилитровую бутыль — через десять минут она пуста.

Мне еще надо пройти двадцать пять километров. Но теперь я что угодно вытерплю, а пройду все до конца. Потом мне сказали, что я шел невероятно быстро — 6 километров в час. В семь я разбиваю ночлег и уже в половине пятого следующего утра начинаю последний десятикилометровый отрезок пути...

Я вышел на дорогу. Теперь надо только ждать. Усталость побеждает, и я засыпаю. Просыпаюсь от шума мотора, машина резко тормозит: это Мишель. Солнце только встает, свет еще слаб, так что я чудом не попал под колеса.

Жан-Пьер Маркан

Мата Хари: загадка «королевы шпионажа»

В августе 1876 года в голландском городе Леувардене в семье состоятельного бюргера Адама Зелле родилась дочь. Ни счастливый отец, ни мать — всеми уважаемая фрау Антье — не предполагали, какая удивительная судьба выпадет на долю их Маргариты-Гертруды. Само собой разумелось, что со временем она станет женой такого же добропорядочного бюргера, как Зелле, или зажиточного фермера. Будет доить коров, носить накрахмаленные передники, а по воскресеньям прилежно посещать кирку.

Маргарита подрастала, и все тревожнее посматривали на нее родители. Смуглая подвижная хохотушка, она совершенно не походила на своих флегматичных белокурых сверстниц. Видимо, у кого-то из предков Зелле в жилах текла восточная кровь, которая теперь дала себя знать в этой черноглазой непоседливой девочке. Когда настала пора конфирмации, у Маргариты умерла мать.

Адамом Зелле владела навязчивая идея: любой ценой дать единственной дочери хорошее образование. Они перебираются в Амстердам — там находилось специальное училище для девушек, готовившее преподавателей. В него и поступает Маргарита-Гертруда Зелле.

Летние каникулы 1894 года, после окончания первого курса, она проводит у тетки в Гааге. И в это же время туда приезжает в отпуск капитан голландской колониальной армии Кэмпбелл Маклеод. Этот серьезный сорокалетний офицер, с точки зрения друзей, имел один недостаток: он был убежденным холостяком. В шутку кто-то из них поместил в местной газете объявление о том, что некий Маклеод ищет спутницу жизни, согласную отправиться с ним в Нидерландскую Индию. После этого на «жениха» посыпались предложения от романтически настроенных особ. Одним из последних пришло подкупавшее своей непосредственностью письмо будущей учительницы. Она писала, что давно мечтает уехать куда-нибудь в Азию учить туземных детей и ради этого готова выйти замуж за Маклеода.

Тронутый благородным стремлением Маргариты Зелле, Маклеод ответил ей. Встреча произошла в старинном дворце Маурицхёис, славящемся своим уникальным собранием картин. За два часа, которые они провели там, капитан Маклеод так ни разу и не взглянул на полотна знаменитых голландских и фламандских мастеров. Эта высокая, стройная девушка поразила его неповторимой природной грацией, энергией, столь не похожей на обычную голландскую сдержанность, здоровым жизнелюбием. Через неделю состоялась помолвка, а через несколько месяцев — свадьба. В начале 1895 года супруги едут в Нидерландскую Индию. У них рождается сын Норман, а затем дочь, получившая звучное имя Джуана-Луиза. Жизнь в далекой колонии, которая раньше казалась Маргарите полной романтики и приключений, оказалась на практике скучным прозябанием в отдаленных гарнизонах Явы, Суматры и Бали. Маргарита быстро усвоила принятое среди голландцев высокомерное отношение к «дикарям-туземцам». Так же быстро испарилось ее намерение учить здешних детей. Теперь она находила это занятие унизительным для «первой дамы» гарнизона, а своего мужа, пытавшегося приохотить ее к делу, считала скучным педантом. Заботам о доме и уходу за детьми Маргарита все больше предпочитала компанию молодых офицеров.