Татьяна Добрусина - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 05 Страница 24

Мэгвин, не веря, воззрилась на него:

— Дубич! Ты?..

Он повернулся к ней, не смея глядеть в ее глаза. Игра была проиграна; он превратил победу Мэгвин в немыслимое позорище.

— Прости, Мэгвин. Мне невыносима была мысль, что ты можешь проиграть.

Если б Мэгвин сейчас отреклась от него, Дубич признал бы ее правоту. Он предал ее, растворил всю ее безупречную репутацию в одной-единственной капле синнома. Но Мэгвин взяла руку и стиснула ее своими сильными пальцами.

— Я слишком сильно надавила на тебя, — тихо произнесла она, — вот ты и сломался, Дубин. Сломался на любви и преданности. Ты слишком хорош для меня, старина. Я тебя недостойна.

— Это и есть твое оправдание? — спросила Альфа Борг. — За все ответит Дубин Руд?

Мэгвин помедлила с ответом. Она взглянула на горизонт и глубоко вдохнула, точно наслаждаясь тем, что еще живет и дышит. Затем перевела взгляд на Ренату, которая стояла поодаль. Ренату, которая приняла неизбежное и хладнокровно готовилась еще мгновенье назад к встрече со смертью.

— Нет, — сказал Мэгвин, — я отвечу за все. Весь этот безумный поединок был придуман мной — мне хотелось обмануть природу. Но я не могла победить, не сломив тех, кто любит меня и кого я люблю. — Она поглядела на Дубича, и глаза ее вдруг налились слезами. Но она продолжала говорить, не сводя глаз с Ренаты; голос ее зазвучал громче: — Утешает меня лишь одно. Я создала себе достойную замену.

— Тогда, — медленно проговорила Альфа Борг, — ты и Дубич Руд заплатите за преступление.

Мэгвин с болью посмотрела на Дубича.

— Я согласен, — тихо сказал он.

Мэгвин протянула руку и с нежностью коснулась его волос. Казалось, она только сейчас впервые за несколько месяцев хорошенько разглядела его.

— Дубич, твои волосы совсем побелели. Ты совсем состарился. Стар, изможден — а все такой же романтичный глупец.

Они обнялись, тесно прильнув друг к другу перед подступающей тьмой. А затем, взявшись за руки так крепко, точно только что стали любовниками, повернулись к ожидавшему их кувшину с пчелами.

Действие наркотика понемногу проходило. Яннас знала это, хотя сладкий полузабытый вкус все еще оставался на языке. Она падала, стремительно возвращаясь в мир бесплодных стремлений и невозвратимых потерь. Она пыталась не вернуться, но кто-то держал ее за руку и тащил назад. Это была Мэгвин Гар. Сколько уже раз в минувшие кочевья она возвращала Яннас против ее воли в мир людей, принуждая ее сносить пустоту земли под солнцем.

— Уходи, — пробормотала она.

— Нет, — ответил голос.

Это не была Мэгвин Гар. Яннас опустила взгляд и увидела, что и за руку держит ее не Мэгвин. Перед ней была Рената.

— Что ты делаешь? — тихо сказала Яннас.

Они сидели на походных стульях на равнине под стенами Эрдрума. Толпа рассеялась; последние зеваки уходили прочь или, сбившись в кучки, толковали о чем-то.

— Забочусь о моей пасечнице, — отвечала Рената.

— О твоей… что? — Яннас запнулась, поняв наконец, что же произошло. Горе, острое и сильное, как укус пчелы, стиснуло ее сердце, заглушив даже тягу к наркотику. Яннас согнулась от боли.

— Она умерла? — наконец проговорила Яннас.

— Да, — сказала Рената. — И Дубич тоже.

Слеза скатилась на ладонь Ренаты.

— Я любила ее, — прошептала Яннас.

— Многие любили ее, — мягко проговорила Рената. — Надеюсь, когда-нибудь и я смогу так сказать. — Она сильнее сжала пальцы, охватившие руку Яннас. — Ты должна помочь мне. Я должна многому научиться. Ты нужна мне, Яннас.

Яннас захотелось взвыть: «Нет! Не могу! Я слишком устала! Я не могу начинать все сначала…»

— Ты нужна всем нам, — сказала Рената.

А у нее не осталось силы бороться с голодом, старостью и пустотой, начать жизнь заново…

Залитая солнцем равнина поплыла перед глазами. Яннас встала, стискивая зубы.

— Я хочу взглянуть на моих пчел, — сказала она.

Бен Бова

ЖЕСТЯНКА, ПОЛНАЯ ЧЕРВЕЙ

Бен Бова предупредил нас, что в его новом рассказе речь идет об искусстве и о силе идей. Есть в нем. кроме этого, кое-что и о грузе червей, и о космоскульпторе Элверде Апачета. Еще в рассказе действует бесконечно притягательный Сэм Ганн, космолетчик-предприниматель, с которым в последний раз читатели «F&SF» встречались в «Бриллиантовом Сэме» (ноябрь 1988 года).

Царственная — иного слова для нее и не подберешь.

Взгляд, который журналистка устремила на собеседницу, был полон ничем не замутненного восхищения. Элверда Апачета предстала перед ней — худощавая, длинноногая, стройная, великолепная, величественная, мудрая. Царственная, одним словом.

Меж тем, отметила корреспондентка, в одеянии скульпторши ничего величественного: так, комбинезончик какой-то потрепанный линяло-серого цвета. Благородство проявлялось в манере держать себя, в поведении, а больше всего — в лице. Аристократическое лицо. Лицо царицы инков — цвета красной меди, со скульптурной лепкой высоких скул и надбровий и резко очерченным носом жительницы Анд. От ее миндалевидных, темных, будто омут, глаз не могло укрыться ничто. Казалось, они проникали в душу даже тогда, когда в них искрилась вся радость мира. Густые черные волосы тронула седина (тут космическая радиация поработала, а не только возраст, подумала журналистка). Волосы были аккуратно убраны в серебряную сеточку. Из украшений — только массивный серебряный браслет, скрывавший, вероятно, коммуникатор.

— Да, Сэма я хорошо знала, — ответила художница низким грудным голосом, когда журналистка задала свой первый, довольно неловкий, вопрос. Из уважения к корреспондентке Элверда Апачета говорила по-английски, но ее акцент таил память о высокогорье Анд. — Очень хорошо знала.

На журналистке был обычный парашелковый комбинезон цвета красного коралла с эмблемой Телевидения Солнечной Системы (стилизованное лучистое солнце), напыленной над левым нагрудным кармашком. В пояс у нее был вмонтирован миниатюрный диктофон. Корреспондентка сама поразилась тому чувству благоговения, с каким встретила Элверду Апачета. Положим, знаменитость. Из женщин первая, ставшая космоскульптором, и, что важнее, лучшая среди них. Так ведь на своем репортерском веку журналистка повидала немало, со многими встречалась — попадались люди и очень знаменитые, и властные, и скандально известные, и талантливые. Всяких хватало. Но ни от кого из них так не захватывало дух, ни в ком не видела она такого царственного величия. Интересно, эта царица инков на всех так действует? И на Сэма Ганна так же действовала?

Две женщины сидели в комнате отдыха Межпланетного Космического Университета. Небольшая и тихая, она была со вкусом убрана коврами теплых земных расцветок, покрывавшими не только пол, но и стены. Идеальное место для записи интервью. «Немалых денег, должно быть, стоило все это добро сюда доставить», — подумала журналистка.

Помещение располагалось в той части МКУ, что вращалась достаточно быстро, чтобы искусственно создать небольшую, примерно как на Луне, силу тяжести: компромисс между привычкой Элверды Апачета к чрезвычайно низкой гравитации и периодически подступавшими в полной невесомости приступами тошноты у журналистки. Она даже сейчас старалась не смотреть в единственный иллюминатор, где каждые несколько минут проплывал великолепный голубой шар Земли, тут же сменяемый черным провалом космоса.

Художница царственно откинулась на высокую спинку кресла, обитого мягкой буклированной псевдошерстью. В этот момент она выглядела владычицей с головы до пят, повелительницей, которая единым движением бровей способна и суд творить, и милостью одаривать. Журналистка, сидевшая на диванчике по правую руку от нее, чувствовала себя замарашкой, даром что комбинезон на ней был новехонький, а одеяние на Апачета протерлось едва не до дыр.

— Ходили слухи, что вы и Сэм были… — Девушка смущенно запнулась на миг, — …ну… любовниками.

Художница печально улыбнулась.

— Сэма я любила до безумия. Было время, считала, что и он, возможно, меня любит. Теперь же, после всех этих лет, — тут, как ни странно, улыбка ее сделалась еще нежнее, — я в этом не так уверена.

— Мы все тогда были куда моложе, — повела рассказ Элверда Апачета, — и любые страсти в нас быстрее пробивались на поверхность. Меня всякий пустяк из себя выводил, чуть что — и я, поверьте, бешеной делалась.

Вы, должно быть, помните, что я тогда переселилась на астероид, где и прожила в одиночестве почти три года. Даже припасы мне забрасывали на беспилотных ракетах. Представьте же, каково было мое удивление, когда проходивший мимо космический корабль пошел на сближение и пристроился на орбите свидания в каких-нибудь сотнях метров от моего астероида.