Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1970 год Страница 28

Вновь для меня начались испытания на выдержку. Хотя я порядком устал, пока вел машину до Японии, но до полного нервного истощения меня, как мне казалось, довела сверхвежливость японцев, вереницей тянувшихся мимо моей больничной койки для того, чтобы выразить свое соболезнование.

Спустя полгода, уже в Англии, я все еще не мог ездить в поезде без того, чтобы поминутно не выглядывать из окна, дабы убедиться, что линия свободна и крушения не произойдет. А уж въезд в туннель был для меня сплошным кошмаром.

Мне повезло: в Японии я попал в руки опытнейшего врача. Но он не говорил по-английски, а я по-японски. Может быть, поэтому я не сознавал тогда, насколько серьезно поврежден у меня позвоночник. Боли периодически навещали меня впоследствии целых десять лет. Часто во время их я испытывал сильное желание, иногда переходившее просто в необходимость, стоять на голове. Я подавлял эти порывы, считая их эксцентричными. Но многие годы спустя, начав проделывать по утрам целый комплекс упражнений, я научился стоять на голове. Убежден, что именно благодаря этому и другим упражнениям для растяжения позвоночника я избавился, наконец, от болей.

В 1951 году я решил всерьез заняться глазами. У меня очень сильная близорукость и астигматизм. Для людей с нормальным зрением поясняю: посмотрите на мир сквозь мощное увеличительное стекло, и вы узнаете, что значит быть близоруким; если же на небе вы видите вместо одного несколько лунных серпов, наложенных друг на друга, — это астигматизм. Многим самым сокровенным моим мечтам не суждено было сбыться по причине плохого зрения. Из-за него я не попал на флот. В колледже Мальборо, где мне до жути хотелось играть в регби, меня выгоняли с поля. И, верно, поделом.

Потом я увлекся боксом и в девятнадцать лет хотел сделаться профессионалом. Но о какой карьере может мечтать боксер, если он не видит зрачков своего противника?

Позже плохое зрение чуть не погубило мои планы в авиации. В самом начале своей летной карьеры я получил права пилота-любителя с условием, что буду носить особые очки, предписанные министерством авиации. Потом я пытался получить права гражданского пилота, дающие право работать на коммерческих линиях. Но для их получения требовалось безукоризненное зрение. Только много позже, уже совершив одиночный перелет из Англии в Австралию, я в порядке исключения стал обладателем этих прав.

Итак, в 1951 году я решил исправить свое зрение. Перед этим я прочел несколько книг, в которых рекомендовались различные методы лечения глаз. Задача состояла в том, чтобы изменить диаметр глазного яблока (для исцеления близорукости) и его форму (для исцеления астигматизма). В течение пятнадцати месяцев я трижды в день проводил сеансы лечения. Они состояли в основном из упражнений для шеи. Кроме того, следовало много и часто моргать, брызгать себе в глаза холодной водой, напрягаясь, смотреть сквозь пелену близорукости и периодически давать глазам отдых, закрывая их руками. Напряжение было невероятным. Иногда мне казалось, что какую-то долю секунды я вижу хорошо, и сердце мое наполнялось надеждой.

Зимой следующего года я поехал кататься на лыжах без очков. Это была самая большая глупость в моей жизни. Я упал и сломал лодыжку. Проверив свое зрение у врача, я убедился, что астигматизм остался неизменным, а близорукость уменьшилась самую малость — с 4 до 3 1/4 диоптрий. Полный крах! На следующий же день я снова надел очки.

В 1953 году я вновь затосковал по штурвалу. На этот раз я решил заняться парусным спортом и, чтобы быстро приобрести необходимые навыки, сразу принял участие в океанских соревнованиях. Теперь, оглядываясь назад, я просто поражаюсь, каким потрясающе невежественным я был на первых порах. Мое знакомство с судовождением и морской навигацией ограничивалось опытом, полученным еще при полетах на гидросамолете. Учился я быстро и, чтобы усложнить себе жизнь, подобрал команду из людей, знавших морское дело не больше, а то и меньше моего.

Настало время для моей яхты «Джипси Мот-II» принять участие в гонках через Северное море. Один из членов нашего экипажа, хвалившийся своим опытом, действовал нам на нервы в продолжение всего плавания. Наконец он сделал что-то показавшееся мне особенно глупым, и я вышел из себя. В тот же момент я почувствовал, как у меня в желудке под ребрами точно огнем полыхнуло.

На обратном пути в Англию я ежеминутно корчился от боли. Теперь я был рад, что плыл с экипажем и мог отлежаться. Впрочем, я уверен, что, плыви я в одиночку, ничего подобного со мной не произошло бы (Проблему совместимости характеров в данном случае Чичестер решает однозначно — плыть в одиночку. Это, конечно, следует отнести за счет особенностей его нервной организации, на что указывает в своем послесловии профессор И. А. Кассирский. У других путешественников, наоборот, присутствие спутников, общение с друзьями было важнейшим фактором моральной поддержки. Достаточно вспомнить недавний коллективный эксперимент советских исследователей по длительному пребыванию в замкнутом гермообъеме или путешествие на папирусной лодке «Ра» экипажа Тура Хейердала. — Прим. ред.).

В 1957 году я плавал на яхте уже четвертый сезон. Это был тяжелый для меня год бесконечных финансовых затруднений, к которым добавлялось напряжение соревнований. В этом сезоне я на «Джипси Мот-II» принимал участие в трех гонках королевского океанского яхт-клуба, а потом еще в четырех уже на яхте «Фигаро», принадлежавшей американцу Биллу Снайту. Но главное, с самого начала 1957 года я был занят постройкой новой яхты — «Джипси Мот-III».

Приходилось ломать голову не только над конструкцией, но и над тем, где добыть деньги и кому продать «Джипси Мот-II». Последней я посвящал каждый уикенд, стараясь привести ее в божеский вид после столь бурного сезона. Я работал не покладая рук. Нужно было, в частности, снять слой старой краски на полу бака. Приходилось ползать на коленях, вдыхая пары сильного химикалия для удаления краски. Люк был закрыт из-за холода. Долгое время я считал, что эти пары сожгли мне легкие и что именно тогда у меня началась болезнь легких. Теперь я считаю, что отравил свой организм множеством отрицательных эмоций — отчаянием, горечью, страхом, волнениями и усталостью. Отсюда, как всегда у меня бывало, начались все функциональные заболевания. Я начал кашлять и уже не выходил из своей комнаты. Потом последовал плеврит, абсцесс в легком и пневмония. Вскоре мне сказали, что у меня рак, и предложили лечь в больницу для удаления легкого. Хирург считал, что оперировать уже поздно, но в этом моя последняя надежда.

Жена наотрез отказалась дать согласие на операцию. Она считала, что легкие мои настолько поражены болезнью, что я погибну под ножом.

Мне иногда кажется, что выражение глаз навещавших меня друзей не дало мне умереть. Они смотрели так, словно видели меня в последний раз. Впоследствии мне часто говорили врачи и специалисты смежных профессий, что это был не рак, иначе я не вылечился бы. Я не авторитет в этих вопросах, но с трудом поверю, что девять опытнейших специалистов по легким могли ошибиться. Я своими глазами видел диагноз в истории болезни и своими ушами слышал, как при мне произносили приговор. Но я не впал в отчаяние, я верил в себя...

В 1960 году здоровье мое улучшилось настолько, что я мог взять старт в сложнейшей парусной гонке — в Первых трансатлантических соревнованиях одиночек (1 Подробнее о них мы писали в № 11 «Вокруг света» за 1968 год. Очерк Вэла Хауэлза «За кормой — одиночество». — Прим. ред.). «Джипси Мот» вышла победительницей. Но и без этого я был счастлив оказаться в своей стихии.

Через два года я принял участие во Вторых трансатлантических соревнованиях одиночек и пришел вторым, вслед за французом Эриком Табарли. Но в них уже не было того очарования. Делая что-то впервые, испытываешь удивительное, ни с чем не сравнимое чувство. Тогда, в 1960-м, путь казался опасным, полным неведомых препятствий. Но как только бывает пройден морской маршрут или совершен считавшийся ранее невозможным перелет, подобные вещи сразу же теряют остроту неизведанного.

В 1966 году я задумал новое большое дело. Я решил попробовать за кратчайший срок совершить в одиночку кругосветное плавание, обогнув три знаменитых мыса: Доброй Надежды, Лиуин (Австралия) и мыс Горн. В 50-х годах XIX века по этому пути шли клиперы, груженные золотом, а впоследствии шерстью и зерном, направляясь из Англии в Австралию и далее вокруг света обратно в Англию. Я задумал пройти этот путь довольно быстро, тягаясь в скорости со знаменитыми парусными клиперами. Только клиперы были суда водоизмещением в тысячу тонн и с ватерлинией в сто футов, а мое судно имело водоизмещение в десять тонн; их команда состояла из тридцати человек, а я был один на своей яхте. Я считал (и убежден в этом по сей день), что путь клиперов — самый рискованный в мире маршрут для небольшого судна.