Молево - Георгий Тимофеевич Саликов Страница 28

записал на бумажке и сунул её в карман. Далее в его сознании всё смешалось. Он шёл по улице, безразлично выхватывая взглядом куски окружающего мира, и одновременно перед его глазами всплывало нечто схожее с дрёмой. А там вырисовывалась всякая неприглядная и подозрительная чушь, подобная той, что являлась ему ночью. Очевидная явь и призрачный сон перемешивались меж собой, пребывая совместно, сливались в единый событийный поток, не позволяя отличить одно от другого и осмыслить, где он теперь находится на самом деле. Он сбился с пути. Картины сновидений наяву порой куда-то скатывались из головы, освобождая взор на реальность, топтались под ногами, улетали, но немедленно возникали вновь, и вонзались в сознание с ещё большей убедительностью в своей абсурдности. Он понял, что окончательно заблудился в собственном осмыслении окружения. Его стало качать, и он упал. Подоспевшие горожане подхватили его и усадили на скамеечку. Спросили, в порядке ли он. Архитектор кивал головой в знак согласия. Кто-то вызвался его проводить. Он вынул из кармана записочку с адресом морга.

Невеста лежала на каменном столе в подвенечном платье. Фата стелилась по полу. Там же валялась её крохотная сумочка. Он поднял её. Раскрыл. В ней оказалась единственная вещица. Коробочка с обручальным кольцом. Жених открыл коробочку, извлёк оттуда кольцо и надел на холодный палец невесты. И всё. Что было после, он совсем не помнил. Очнулся в своём пустом доме с пустой коробочкой из-под обручального кольца в левом нагрудном кармане пиджака. Позже о случившемся он узнал из рассказов друзей. О том, как отпевали невесту в подвенечном платье с обручальным кольцом на пальце. Не в храме, а подле него, потому что людей пришло слишком много. О том, как она выглядела с печатью вдохновения на лице. О том, как он совсем не плакал, и чуть было не улыбался, унося взгляд на небо. Да, да, говорил архитектор, я вспомнил, я видел её там. Сквозистую. И она посылала мне таинственные знаки. Взглядом и руками. Рассказывали о том, что на кладбище ехать он решительно отказался и велел никогда не раскрывать его местонахождения. Пытались поведать о причине её внезапной кончины, однако жестом руки он будто закрывал им рот, не желая даже слышать это страшное слово: кончина. Да, да, говорил он, я видел её, восходящей верх, и знаю причину её нахождения именно там. Зарытой в земле её нет.

У него осталась пустая коробочка из-под символа будущей бесконечной совместной жизни. Коричневатого цвета с краснотцой. В левом нагрудном кармане пиджака. Что заставляло его не выкидывать ненужную картонку, он не осознавал. Или предполагал некую мистическую связь этих двух вещей, когда-то покоящихся одна в другой. Хотя витала порой в уме некая подсказка этого не делать. Но рука не поддавалась вытащить коробочку и, пусть не выкинуть, а просто положить куда-нибудь. Он будто к ней привык.

23. Недавнее прошлое

Нынешней весной, в небольшом скверике у Лавры на скамеечке сидели двое. Один, худощавый, небольшого роста, в светлой одежде и в шляпе-панамке, другой вполне справный, высокий, одетый в чёрную рясу.

– Я вот гляжу на вас, – говорит священник, – и будто бы лицо ваше мне знакомо давно, хоть представились мы всего-то полчаса назад стараниями Дениса Геннадиевича. У меня такое впечатление, будто нам уже приходилось встречаться. Возможно, в юности.

– Если в юности, тогда вам проще меня узнать, нежели мне. Ведь на вас тогда не было бороды.

– Да, хе-хе, да… вы, часом не поступали в МГУ?

– О. Об этом мало кто знает. Поступал, поступал, на физфак. Правда, ушёл после первого курса и поступил в архитектурный. И не жалею, что стал архитектором. Увлекательное занятие. Но до сих пор естественные науки привлекают меня, я слежу за всеми новшествами, почитываю всякие научные труды великих и малых мужей, сам размышляю.

– Значит, так оно и есть. Мы с вами жили в общежитии на Воробьёвых горах, в одной комнате, когда экзамены сдавали. И потом встречались на общих лекциях. Ведь нас развели по разным группам и по разным ячейкам общежития.

– А, да, конечно. Теперь и я вас опознал юным. Помню, помню, мы тогда, вместо подготовки к экзаменам, всё беседовали о возможных сочетаниях возвышенного и бытового. Каждый это понимал по-своему, но мы не спорили, а просто делились пониманием. Вы тоже ушли после первого курса? Я имею в виду вашу нынешнюю профессию. Кстати, хе-хе, комнатка-то очень даже была похожа на келию.

– Нет. Я окончил университет с красным дипломом, и меня взяли сюда, в другую столицу, в самый престижный НИИ. И женился я здесь. Замечательная жёнушка, умница. И весьма сердечная. А у вас?

– У меня?

– Да, я насчёт супружества.

Архитектор опустил взгляд к нагрудному карману, где постоянно покоилась коричневатая с краснотцой коробочка от обручального кольца, и молча сжал веки. Собеседник уловил это движение глаз и понял, что вопрос его оказался неуместным. Не стал на нём настаивать и продолжил о себе.

– А духовный сан я принял совсем недавно. Вот она, моя вторая альма-матер, – священник отвёл взор к зданию духовной академии.

– Хе-хе! – Зодчий снова оживился. – Значит, тогдашние наши беседы о возвышенном и бытовом, о горнем и дольнем, оставили свой след. Я подался в искусство, а вы в священство.

– Пожалуй, так. И теперь нас свёл промысл Божий, чтоб уже осмысленно сотрудничать в этой теме.

– Да. Действительно. Тогда давайте о деле. Хоть воспоминания тоже оказались полезными.

– Давайте. Храм надо восстановить. От него мало, что осталось, алтарная часть, да одна стена, и та наполовину. Ведь, по окончании духовной академии меня послали, как говорится, на передовую деятельность, храмы поруганные атеистами в глубинке возрождать. Так вот очутился я настоятелем разрушенного храма в почти забытом Богом селе. Муркава называется. Его население ничем не занимается, кроме случайного приработка, да лишь пьёт. И необходимая для нового прихода «двадцатка» пока не набралась. Вместе с тем, везде вокруг села и вдали от него – совершенно чудесные зрелища, воистину Божественные. Там ещё есть одно село, Думовея, где картины естества не менее чудесные. И храм почти целый. Мне рекомендовали его. Оно и к железнодорожной станции поближе, хоть чуть ли ни целый день идти. «Двадцатку» там легче собрать. Но я остановился на Муркаве…

– Очень хорошо. Денис Геннадиевич сказывал мне, что вы поведали ему о том же, но говорил о Думовее. Но это неважно. Я сразу согласился поучаствовать в богоугодном деле. Приложу все свои профессиональные усилия для проектирования, согласования и строительства. Да, об условиях он тоже мне сказал.