Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1981 год Страница 32

На Гавайях лишь опытные птицеловы-рабы добывали медовую пищуху. Из ее хвоста выщипывали лишь несколько нужных перьев. И знатность вождя определяли по тому, сколько у него птицеловов-рабов.

Можно долго говорить о месте птиц в верованиях разных народов. Скажем лишь, что и промысел перьев, и ремесло изготовления ритуальных и боевых украшений из них держали в своих руках посвященные. Строго зафиксированы были и орнаменты, и сам процесс их изготовления. Лишь высокородные женщины допускались к изготовлению браслетов и головных повязок из перышек. А наиболее важные части ритуальных одеяний — накидки, шлемы, плащи — смели косить только аристократы, такие, как гавайский король Камеамеа. И если он отправил уже в XIX веке в Петербург роскошный плащ из ярких перьев, значило, что он признал российского императора равным себе.

Для многих племен перья символизировали способность пребывания в недоступной для человека среде — воздухе. Почти невесомые, и тем не менее вполне реальные, осязаемые перышки связывали мир материальный и мир мечты, мысли. В своих видениях, снах, человек достигал недосягаемого. Мысль — видение — образ — идеал — красота — яркость — цвет — перо. Вот оно украшает птицу, несущую его в недосягаемой для человека среде — воздухе. И вот — в руках, на теле человека. Следовательно, желание человека можно осуществить, надев в самых важных житейских случаях перьевое одеяние… От духов, богов, зависело само конкретное существование племени, семьи. А если попросить высшие силы о помощи в борьбе с соседями, со стихиями? И немного призвать на помощь высшие силы, надев воздушное одеяние из перьев птицы? Конечно, самой яркой, самой заметной птицы?..

Для мексиканских индейцев ичола в перьях заключались животворные жизненные силы. Ими украшали одежду, из них изготовляли костюмы для обрядов и представлений. Ичола верили, что летающие существа способны заглянуть в прошлое и будущее — и мира духовного, и моря житейского. Немудрено, что на самих птиц, на их оперение переносили индейцы веру в чудесную силу познания, присущую пернатым. На ведунов, исполнявших обряды в перьевых одеждах, падал отблеск их духовной силы. Они получали от птиц-духов способность одолеть болезни, недуги, одолеть нечистые силы природы. Еще древние египтяне верили, что в загробном мире душу будут судить, сравнивая сердце умершего с «пером правды». Если сердце чисто, весы не колыхнутся, если отягощено неправыми делами, оно перетянет перо правды и будет обречено на муки.

Индейские вожди Тихоокеанского побережья Северной Америки украшали свои головные уборы перьями орла. Орла почитали родоначальником племени, мясо его нельзя было есть, даже плохо отзываться о нем запрещалось. Когда разметанные в танце, перья разлетались в толпу, благотворная сила переходила якобы на все племя.

Ведуны бразильского племени тапирапи надевали парики из красных перьев, чтобы переманить на себя силы молний и смерчей во время зловещих церемоний и заклинаний стихий. Когда колдун шаманил, перья метались, разлетались, отпугивая в итоге злые чары стихий.

Многие народы почитали сову — таинственную птицу, являвшуюся неслышно из мрака ночи и, очевидно, крепко связанную с силами тьмы. Приписывали волшебную силу и сойке — беспокойной, вороватой птице, безнаказанно разорявшей гнезда других пернатых. Народности европейского севера испытывали ужас перед гагарой с ее человеческим криком, страшным на закате. Добыть перья столь могущественных и страшных птиц было делом опасным и необходимым для шаманских ритуалов.

Все это, естественно, приводило к истреблению пернатых.

...Когда мужчины горских племен Новой Гвинеи, обряженные в накидки из перьев и шлемы, танцуют на плотно утрамбованных площадках свадебные танцы, они подражают птичке-шалашнице. Ее самцы для своих брачных танцев сооружают площадки-платформы на горизонтальных ветвях друг над другом. Птичий танец наделяет танцора неотразимой привлекательностью. Переливаются накидки, сделанные из тысяч перышек шалашницы. Чем наряднее плащ, тем богаче и могущественнее человек. На одну накидку отдали перья и жизнь сотни шалашниц...

К. Мышкина

Желтая лихорадка. Стив Шерман

Старик эскимос наклонился и спросил:

— Вы приезжие? — И расплылся в той неподдельной беззубой улыбке, присущей только круглолицым жителям севера с оливковым цветом кожи.

Рейнольдс тоже улыбнулся и, отпив немного виски, повернулся к мужчине, сидевшему рядом.

Ни Джон К. Рейнольдс, ни Дэвид С. Портер, сотрудники нефтяной компании «Энгол ойл» из Хьюстона, штата Техас, не были в восторге от этой командировки в Анкоридж. В сущности, Аляска представлялась им гигантской пустошью размером в пятьсот восемьдесят шесть тысяч квадратных миль. Их родными местами были Даллас, Нью-Йорк, Сан-Франциско, Детройт, Чикаго — города, где жило много людей и все было ясно.

Но когда президент компании приказал ехать, они подчинились, Рейнольдс пилотировал «Навахо», двухмоторный самолет компании, из Хьюстона в Анкоридж и приступил к возведению бастиона будущего Аляски, Летом 1968 года на арктическом склоне этого самого сурового северного штата были обнаружены колоссальные запасы нефти. Примерно от десяти до двадцати миллиардов баррелей нефти, таящихся под необъятной тундрой у Северного Ледовитого океана, могли обернуться миллиардной прибылью для предприимчивых компаний, И «Энгол ойл» была одной из них.

Старый эскимос потянул Рейнольдса за рукав.

— Обследовался в больнице, — сказал он.

— А-а, — протянул Рейнольдс. Ему говорили, что местные пристают в барах. — А что случилось?

— Колол дрова у себя в поселке, — стал объяснять эскимос, — Топор сломался и попал в голову. Моя фамилия Неудачник, а зовут Гарольд,

— Гарольд Неудачник, — повторил Рейнольдс и пристально посмотрел в слезящиеся глаза эскимоса, — Ну, а я Джон Рейнольдс, а это Дэвид Портер

Они обменялись рукопожатием. У Неудачника оно было слабым, как у ребенка

— Вы из Техаса по нефтяным делам? — спросил он.

— Ищем работу. — Портер подмигнул Рейнольдсу. — Может, найдем на какой-нибудь буровой.

Рейнольдс подавил усмешку,

— Знаешь, где есть работа? — спросил он. — Водителем грузовика, сварщиком. Или что-нибудь в этом роде.

Неудачник покачал головой.

— Работы нет, — произнес он серьезно. — Лучше возвращайтесь обратно в Техас.

— Возможно, так и сделаем, — сказал Рейнольдс.

Внезапно старик поставил кружку с пивом на стойку и начал рыться в карманах. Его черные волосы свалились на глаза. Лицо было в грязных пятнах, а большие мокрые губы казались тяжелыми.

Он достал фотографию из заднего кармана и шлепнул ею о стойку.

— Когда-нибудь видали золотой самородок, как этот? — спросил он.

На цветной фотографии на густокрасном фоне был виден большой темно-желтый самородок неправильной формы. Линейка, положенная рядом, показывала, что длина самородка — три с четвертью дюйма.

— Это что-то просто невероятное! — воскликнул с неподдельным удивлением Рейнольдс. — Твой? Ты нашел?

Неудачник вытер рот рукавом и улыбнулся,

— Нашел его у себя в поселке Кивалина. Около Нома.

Рейнольдс поднял руку.

— Эй, Слим, — позвал он бармена. — Не мешало б повторить, а? Еще пива сюда для моего друга!

Старик озарился лучезарной улыбкой.

— Вот это кусок! — проговорил Рейнольдс, уже рисуя в своем воображении золотую лихорадку в Номе. — Стоит, должно быть, тысячи две.

— Девять тысяч долларов, — улыбнулся Неудачник и, схватив принесенную кружку с пивом, сделал три больших глотка.

Рейнольдс и Портер переглянулись.

— Девять тысяч, — тихо повторил Портер.

Неудачник наклонился к Ренольдсу.

— Старею, — пожал он плечами. — Зачем эскимосу такой самородок, а? Ему нужны только земля, океан, морж, кит и дикие ягоды.

Рейнольдс выдержал небольшую паузу.

— Ты хочешь сказать, что этот самородок все еще у тебя?

— Много больших самородков.

У Рейнольдса и Портера перехватило дух.

— Белый человек думает: Неудачник — помешанный старый эскимос, — прошептал старик, глядя то на Рейнольдса, то на Портера. — Может, старый, но не помешанный.

А двум ответственным работникам компании уже мерещились несметные сокровища, скрытые за сморщенным полупьяным лицом этого застенчивого эскимоса. И если старый Неудачник не может найти применение своим большим блестящим самородкам там, у Полярного круга, то уж они-то найдут способ и облегчат беднягу от тяжкого бремени.

— Знаешь, Неудачник, — слегка хлопнул по плечу старика Рейнольдс. — Я, кажется, понимаю: ты хочешь сказать, что это добро китов тебе не принесет, не так ли?