Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1970 год Страница 32

Будущий шелковичный червь впервые пускает в ход свои челюсти и за четверть часа прогрызает в оболочке окно в мир. Обычно он вылезает головой вперед. Но случается ему выходить и, пятясь задом. В том и другом случае мы имеем дело с крохотной черноватой гусеницей длиной не более трех миллиметров и весящей едва полмиллиграмма. Согласитесь, скромная заявка. Наш червь волосат, как сапожная щетка, что не придает ему особого шарма.

Едва родившись, он начинает извиваться, стараясь при этом достать тутовый лист, дабы им (простите за каламбур) заморить червячка. Шелковод любезно подсовывает ему снедь, покрыв сверху слой тутовых листьев бумажной или тюлевой сеткой. Гусеницы принимаются за трапезу и, протискиваясь сквозь сетку, оставляют на ней клочки своей липкой оболочки. Как правило, умный шелковод подает им листья вместе с ветвью: на ней удобно переносить с места на место подопечных. Первая столовая гусениц-шелкопрядок занимает не более 50 квадратных сантиметров. Ничего. Они еще предъявят свои требования на жизненное пространство.

Итак, начав двигать челюстями, гусеницы успокаиваются, и тут у нас есть возможность рассмотреть их. Да-а, голова нашего героя вряд ли бы украсила собой обложку модного журнала: хитиновые чешуйки, две антенны спереди, две группы по шесть глаз с каждой стороны, рот, раздвигающийся вправо и влево, а вокруг него — нечто вроде маленького конуса-мембраны. Пока это просто непритязательная мембрана, Но дайте срок, о ней еще заговорят: ведь это и есть шелкопрядильное приспособление.

Пока же наши гусеницы-дурнушки двигают челюстями. И с какой силой! В первый день им подается на стол по 20 перемен. При такой прыти мадам Бомбикс за сутки удваивает вес. И — строгий сухой закон, никакого питья, кроме содержащейся в листьях воды.

Надо сказать, гусеницы приступают к еде во всеоружии: у них есть челюсти, глотка, пищевод, зоб, кишечник — все, что надо. Отрывается червь от еды только для того, чтобы поиз-виваться. На сей предмет в его анатомии предусмотрено 4 тысячи мышц — в восемь раз больше, чем у нас с вами. Правда, большая часть их служит для того, чтобы поддерживать его в «объемном состоянии». Если нашего героя усыпить эфиром, он опадет и станет плоским.

Продолжим описание, хотя это, возможно, огорчит тех, кому успел полюбиться наш герой: он лишен обоняния, нет у него органов вкуса, и, несмотря на шесть пар глаз, он жутко близорук. Червь глух как пень. Вы можете рвануть у него над головой петарду — не шелохнется.

Зато кожа, покрытая бесчисленными волосками, достаточно чувствительна, чтобы бояться сквозняков. Следует еще отметить одну неприятную черту характера: никакого чувства локтя. Каждый жует в своем углу, нет ни смычки, ни дружеского участия, ни даже, наконец, семейственности. Впрочем, календарь жизни большинства насекомых построен таким образом, что родители уже не видят рождения детей (вследствие этого — никаких конфликтов поколений).

Пока наши герои находятся в стадии, называемой первым возрастом. Длится она шесть дней. К концу этого срока гусеницы увеличивают свой начальный вес в 14 раз, становятся толстыми и довольными. Затем их аппетит неожиданно уменьшается; тело становится прозрачным, голова раздувается. Они почти не шевелятся. Шелководы говорят что гусеницы «уснули». А что еще остается делать, если вы раздулись до такого состояния, что старый костюм из хитина жмет невмоготу.

Первый возраст закончен. Желаете развиваться дальше — извольте сменить гардероб. Опытный шелковод подсовывает им ветку — автобус для переезда на новую решетку площадью уже в 4 квадратных метра. Так отмечается наступление второго возраста. Тем временем новая ливрея созревает у них под первой. Извиваясь в прощальном стриптизе, гусеницы на некоторое время впадают в транс и линяют. В новом периоде жизни объем питания увеличивается. Теперь наши герои принимаются за тутовый лист с краю, как и полагается уважающей себя взрослой гусенице.

Проходит еще пять дней — новая смена одежды, новое путешествие на ветке, и наша унция — 30 тысяч гусениц — вступает в третий возраст. Тут над их невинными головами начинают сгущаться тучи, лишающие сна и покоя опытного шелковода: болезни. Наши нежные герои настолько податливы хвори, что в конце прошлого века эпидемия вирусного заболевания «пебрины» едва-едва не заставила французскую шелковую промышленность начать все с азов. Хорошо, что ветеринары успели прочесть работы Пастера.

В такой тревожной атмосфере наши герои вступают после очередной линьки в четвертый возраст. Он знаменуется, как и должно, переездом на новую жилплощадь — решето площадью в 40 квадратных метров. Их аппетит возрастает так же стремительно, как после рюмки кальвадоса. Этот период называется малым жором, что дает основание предполагать в будущем большой жор. За шесть дней гусеницы заглатывают дружной унцией 200 фунтов вкусных тутовых листьев.

Засим следует пятый возраст. Вы подумаете, наверное, что докучливый хроникер собирается уморить вас рассказом о бесконечных превращениях его любимого червя. Но потерпите еще немного. Настает большой жор. Аппетит мадам Бомбикс достигает апогея. Гусеницы пожирают не только мякоть листа, но и жилки и стебель. Шум, производимый их челюстями, напоминал Пастеру «проливной дождь в лиственном лесу». За девять дней пятого возраста они сообща съедают полтонны пищи! Согласитесь, это немало для компании, которую месяц назад можно было унести в спичечном коробке.

Теперь гусеницы могут окинуть взором с честью пройденный путь. Очевидно, масштабы содеянного удовлетворяют их, ибо отныне и до конца жизни они не проглотят больше ни единого атома пищи. Теперь понятно, почему они с такой страстью набрасывались на еду раньше.

Да и то верно, кончились забавы, настало время серьезной работы. Либо ты действительно шелковичный червь, либо нет. Заявку надо подтвердить на деле.

В преддверии больших свершений наши герои, отказавшись от пищи, становятся белыми и прозрачными. Их, прежде неисправимых домоседов, вдруг охватывает желание куда-то мчаться сломя голову. Никаких сомнений: они подыскивают подходящее местечко для своего кокона, наступает период, который специалисты называют подъемом.

Шелкопрядильня вот-вот вступит в действие, но драгоценные метры тончайшего шелка уйдут впустую, если гусеницам в этот момент не помочь.

К счастью, процесс не начинается с бухты-барахты. Наши герои оповещают о нем, выделяя каплю мутной белой жидкости. Заметив ее, опытный шелковод знает, за что ему хвататься. Он кладет на решетку маленькие пучки вереска, дрока, полыни, рапса, короткие веточки дуба. В целом сооружение можно назвать хижиной; в ней, пуская от нетерпения слюну, гусеницы начинают творить гнездышко своей мечты. Иногда, чтобы помешать им строить общие коконы, нашим героям дают заранее искусственные коконники с индивидуальными ячейками. Дело в том, что некоторые виды гусениц строят кооперативный кокон высотой до 7—8 сантиметров, который нелегко затем размотать.

Очутившись в хижине, гусеница начинает наконец прясть свою долгожданную шелковую нить. За время предыдущего обжорства две ее специальные слюнные железы успели разрастись настолько, что теперь составляют 2/5 общего веса. Для сравнения вообразите, что у человека, весящего 75 килограммов, слюнные железы тянут 30 килограммов. Эти две прелестные вещицы начинают функционировать и через отверстие в конусе выпускают наружу двойную ультратонюсенькую нить. Процесс, едва сдвинувшись с мертвой точки, продолжается беспрерывно. Трое суток кряду гусеница освобождает резервуар слюнных желез.

Здесь, однако же, мнения знатоков расходятся. Одни считают, что гусеница выпускает шелк с единственной целью завернуться в кокон. Другие настаивают, что действия гусеницы бесцельны. Она просто высвобождается, полагают они. Шелк, по их мнению, не вырабатывается в организме, а выделяется из него. Нюанс! По их мнению, это шлак, накапливаемый по мере роста и выходящий в конце концов наружу. А поскольку гусеница крутится, то в результате наворачивает нить на себя, волей-неволей образуя кокон.

Шелковод между тем остается в стороне от этих философских дебатов. Его интересует главное — получение шелковой нити. Поэтому он с удовольствием смотрит, как его 30 тысяч гусениц, устроившись в шелковых гамаках, наматывают на себя «восьмеркой» прочную нить. Биолог Жан Ростан, член Французской академии, подсчитал, что шелковичный червь в течение этих трех решающих дней производит 300 тысяч движений шеей. Неплохой, кстати, способ для нас, позвоночных, избавиться от ишиаса и прочих напастей сидячей жизни!

Интересно, что кокон состоит из одной нити — дорожки. Гусеницу можно наблюдать сначала как бы окруженную ореолом, затем газовым облаком и, наконец, густым туманом. К концу, чтобы избавиться от нескромных взглядов, гусеница покрывает внутренние стены своего помещения клейким непрозрачным веществом. Кокон какое-то время сотрясается — значит там кипит еще жизнь. Потом все стихает. Наша гусеница превратилась в куколку, неподвижно покоящуюся внутри, как мумия в саркофаге. В помещении, где еще недавно слышалось шуршание поедаемых листьев, наступает кладбищенская тишина.