Возвращение Прославленных - Си Цы Страница 32

Когда девушка зашла в зал, то сэр Хьюго Вендиго Хармус уже восседал на своём месте. Он скривил рот в скупой улыбке.

— Садись, — кивнул он ей на стул, — сейчас спустятся другие.

И Хьюго тут же углубился в какие-то записи.

Алаун присела на краешек стула и привычно оглядела парадный зал. Здесь всё ей безумно надоело. Но каждая вещь была дорога самому Хьюго. Их запрещалось менять или передвигать. А Алаун казалось, что это не зал, а склад безумного старьёвщика, который стащил сюда самые дорогие вещи из своей коллекции: теснившие друг друга резные комоды, пыльные кресла, дорогие гардины, обшитые тяжёлой бахромой, невпопад расставленные скульптуры. Над всем этим висело с десяток разномастных люстр, блестевших подвесками, одна богаче другой. Везде со стен взирали портреты с угрюмыми, надменными лицами. Впрочем, здесь, в подземелье Дагхэда, почти каждая комната была обставлена так.

Девушка опять вздохнула и украдкой посмотрела на массивную фигуру Хьюго. Он читал, бормоча себе под нос. Весь его вид: взлохмаченные волосы, серое вытянутое скуластое лицо, маленькие глаза без ресниц, ходившие ходуном желваки и подрагивающие тонкие губы, выражал беспокойство. Алаун не посмела задавать вопросов — в таком состоянии Хьюго был непредсказуем.

Так они и сидели в тишине, пока не вошли профессор и его помощник Тим. Тогда Хьюго оживился. Только этих двоих Хозяин выделял и приближал к себе чаще других консунтов. К остальным он относился пренебрежительно. Сколько их было здесь? Пятьдесят? Сто? Ун не знала, но все консунты исправно работали на Хьюго. Были его рабами.

Рейчел с помощницей внесли еду и разложили по тарелкам. Алаун вяло ковырялась вилкой в салате, прислушиваясь к разговорам мужчин.

— Тим, малумы сыты? — поинтересовался сэр Хьюго.

Тим, тощий, сутулый, с вечно воспалёнными глазами, утвердительно качнул головой, набивая рот едой.

— Ну, как продвигается, Джей? — обратился Хьюго теперь уже к профессору.

Лохматый профессор отложил вилку, поправил сбившуюся на бок бабочку, отряхнул сюртук и сказал:

— Продвигается, Хозяин, насколько это возможно, но сложно творить волшебство практически с чистого листа, как я уже не раз говорил. В любой науке всё развивается поступенчато — от простого к сложному. Вы слишком много требуете… Вы ждёте от нас слишком быстрых результатов.

И профессор Джейкоб качнул седыми бакенбардами, блеснув стёклами очков. Его ответ не понравился сэру Хьюго. Ребром ладони он сбил со стола бокал. Подбежала Рейчел и стала собирать осколки.

— Это ты стал слишком смелым, Джи, — прогрохотал сэр Хьюго, — может, уже пора на покой, раз тебе так тяжело работать? Вниз, к малумам?

Все за столом застыли. Даже у Рейчел задрожали руки.

Каждый из них в своё время заглядывал в нижние подвалы, и все совершенно точно знали, о чём речь. Сэр Хьюго любил этот аттракцион — показывать консунтам малумов. Алаун передёрнулась. Она вспомнила жуткий мерзкий звук, который можно было услышать при приближении к двери, отделявшей малумов. Звук лакания тысячи языков. Звук сосущий, уничтожающий. Животный и беспощадный. Словно полчище огромных пиявок впились в чьё-то тело и истязают его.

Малумы жили в огромном тёмном святилище, где у одной из стен был дыра. Там заканчивался глубокий колодец, тянувшийся сверху. Из колодца к малумам стекала чёрная жижа, приносимая кармами — чёрными душами. Когда то Хьюго подчинил их себе при помощи силы Амулета Мощи. Кармы летали по свету, питаясь грехами и человеческими страстями. Они приносили впитанное зло к колодцу и выливали вниз. Жижа разливалась пятном на полу, и малумы, чавкая, постоянно её слизывали. Вечно голодные демоны.

Кинь в святилище человека или визидара, они гибли. Но если запереть там консунта, сколько бы он ни держался — неделю, месяц, в конце концов, от безысходности начинал пить чёрную жижу. И постепенно мозги консунта растворялись, он терял память, менял облик, превращаясь в малума.

И дальше он жаждал лишь наесться жижи и напиться крови визидаров. Это превращалось в чёрный смысл его жизни. Так что любого неудачного консунта можно было быстро превратить в послушную агрессивную массу — малума.

Консунтов Хьюго считал своим лучшим изобретением. Он научился их сшивать из кусков визидаров или людей. «Отличная рабочая сила, — хвалился Хьюго, — а главное, можно собрать нужные тебе качества в одном консунте из визидаров по частям, словно собирать мозаику». Сколько же их погибло? Людей… визидаров? Хьюго был равнодушен к таким мелочам, как число затраченного материала, его всегда интересовал лишь результат. Как-то он объяснил Алаун, что создавая консунтов, открыл закономерность: чем больше фрагментов чужих тел используется, тем сильнее подавлена их воля и выше послушание. Сейчас, глядя на трясущегося профессора Джейкоба, Алаун понимала, что тот испытывает — она и сама от слов Хьюго цепенела. Его приказы довлели над разумом и сопротивляться им было сложно.

— Так ты хочешь к малумам? — повторил Хьюго.

— Нет, сэр. Мне нравится работать. Я полон сил и идей, — дрогнувшим голосом ответил профессор, — мы стараемся с Тимом. Я лишь хотел сказать, что мы обязательно добьёмся успеха. Обязательно!

Хьюго успокоился так же внезапно, как и завёлся. Его лицо просветлело, и он обратился к Алаун:

— А ты чем занималась сегодня?

— Немного читала и вышивала. Как всегда. И много думала.

— И о чём может думать такая хорошенькая головка? — спросил у неё Хьюго.

— Я думала о том, что у нас нет даже фамилий.

— У кого — у нас? — уточнил Хозяин.

— У консунтов.

Джей с Тимом бросили быстрые взгляды на Алаун и снова застыли.

— Меня лично это никак не беспокоит, — быстро сказалПрофессор.

Тим закивал, поддерживая Джейкоба.

— Выбери любую фамилию, — дружелюбно предложил девушке Хьюго.

— Это неправильно. Не имеющие фамилии, вырождаются. Это словно дерево без корней — простоит, сколько сможет, и погибнет, — сказала Алаун, а потом печально добавила, — все консунты погибнут.

— Ты же знаешь, Алаун, я не люблю, когда ты себя так называешь, — приподнялся Хьюго. — И потом, чем ты недовольна? Я создал профессора и Тима из умнейших визидаров. А тебя — из самых красивых. Ты даже представить себе не можешь, чего мне это стоило! Ты — самая дорогая вещь в этом доме!

Он подошёл к ней и взял за лицо.

— Это всё эти глупые романы, которые ты бесконечно читаешь. Я, конечно, горжусь, что