Бордель: Призови мою боль - Lion_official Страница 33

Повернувшись обратно, темноволосая вздрогнула, не ожидая, что окажется так близко к «столам». Она не ошиблась, но онемела. Ноги умоляли сорваться с места, броситься за подмогой.

На увиденных столах взгромоздились три гроба. Два из них, что стояли поодаль, накрыты плотной белой тканью, но этот оставался открытым. Показалось немолодое, потемневшее лицо. Скулы, которые раньше одним своим видом умело резали, сейчас ещё сильнее заострились. Щёки впали, и вместо них расцвели тёмные синяки. Наверное, стоит сказать, что он был даже умершим красив. Но Тереза тоскливо посмотрела на закрытые веки и горько всхлипнула, поняв, что зелёные глаза потухли навсегда.

Протянула руку к его жёстким волосам, которые больше не завивались. Слёзы покатились по щекам, будто лава, сжигая кожу. С губ почти слетело его имя. Мягкое. Гарри.

На душе стало не по себе. Она не могла вспомнить, что случилось. В её голове, словно не существовало ни что-то до, ни что-то после. Странные обрывки событий. В мёртвой тишине ей вновь показалось, что кто-то позвал по имени. Голова дёрнулась в сторону двух других гробов. Не хотелось знать совсем, что там или кто там.

А ноги продолжали нести её. С этим уже пришлось нелегко. Прошла будто вечность, пока Гарднер уговаривала себя в попытках осмелеть, чтобы дёрнуть эту проклятую ткань вниз. Но почему-то вместо резкого движения руки, она осторожно обхватила пальчиками покрывало и потянула на себя. Пришлось подхватить второй рукой, силы пропадали, а ткань тяжелела. Крышка гроба лежала на земле, поэтому Тереза сразу увидела представшее тело и, не выдержав натиска эмоций, отвернула голову в сторону. Глаза упали в траву, которая сейчас была похожа на тысячи игл.

Маленькая Ханна, крепко держащая букетик полевых цветов у груди, спала вечным сном. Тереза не могла так скоро повернуть голову обратно и встретиться с исхудавшим, понурым личиком той, кто всегда был весел и улыбчив. Она ведь только начинала свою жизнь. Не в силах даже мельком взглянуть на малышку, темноволосая уже ненавистно поглядела на третий гроб. Кто же там? Тошнота встала в горле, ещё пара секунд или парочка подобных эпизодов с мёртвыми телами, она осквернит траву.

Не заметив, как так быстро она оказалась около третьего гроба, девушка не хотела даже раздумывать. Но внезапно оказалось, что он был пуст. Никого. Серые глаза потеряно буравили белую подушечку. Холодное дыхание опалило плечо, и всем нутром Тереза чувствовала, что из живых она здесь не одна. Была ли это ошибка? Да.

На полусогнутых, дрожащих ногах Гарднер сделала один шаг, затем второй. Рядом стояла некто, с кем девушка никогда прежде не была знакома. Тёмные волосы, уложенные на грудь, которая была прикрыта тканью белоснежного платья. Немного осмелев и почувствовав твёрдую землю под ногами, которая больше не уходила, Тереза повернулась полностью, встретившись с пустым взглядом карих глазах. Это была она.

— Саманта? — вроде бы сорвался шёпот, но на фоне этой промозглой тишины голос был похож на звон колокола. Она не знала, что чувствовать.

Всё встало на свои места. Третий гроб — её гроб. Но почему она стоит, почему жива, когда… Когда всё должно быть наоборот. Ни Ханна, ни Гарри не должны быть мертвы.

Неожиданно, сорвав отрешённый вопль с уст Терезы, Саманта подхватила за грудки пижамы и с неистовой силовой запихнула девушку в гроб. Карие глаза почернели, а пальцы, случайно прикоснувшиеся к коже, обжигали холодом. Тело перестало наотрез слушаться, а рот будто запечатали, потому что ни слов, ни призыва о помощи больше не сорвалось.

Тереза вздрогнула в кровати и резко открыла глаза. Лицо покрылось испариной. Тяжёлое, учащённое дыхание разорвало тишину в просыпающейся комнате.

— Всего лишь сон. Всего лишь сон… — хрипло произнесла, и от того, что тишина окончательно разорвалась, стало спокойнее, но не сказать, что умиротворённее. А ощущение присутствия кого-то невидимого глазом окончательно поставило точку в продолжении сна.

Девушка села на кровати и оглядела комнату, которая не так давно была постоянным местом пребывания, а сейчас казалась чужой. Она не скрывала, что больше не чувствует связи с домом, что самостоятельная жизнь вошла во вкус, а эта комната, где на столе до сих пор лежали учебники с тетрадками, когда-то недоделанная домашка, вгоняли в тоску. Всё-таки если она не поступила в университет, то всё же продолжала надеяться, что начнёт с восемнадцати жить одна. Правда финансы не позволяли, ведь больше не было поддержки от Гарри, работа пока только расцветала, а первостепенная цель купить бабушке с Тимом квартиру никогда не будет смещена ради своего блага.

Девушка прошла на балкон, совсем скромный, но любимый, прихватив с собой планшет. Воспоминания вспыхнули так отчётливо, будто ещё вчера Гарри, извиняясь за очередную ложь, прислал ей подарок в виде новенького гаджета. Ещё полусонная, с распущенными длинными волосами, в детской пижаме, Гарднер сначала открыла окно, впуская на балкон и в комнату шум и воздух с улицы, а после села на небольшой пляжный стульчик.

В планшете она пролистала парочку эскизов, которые отдавали нежностью и детской наивностью. Когда-то Тереза рисовала свадебные платья, ласковые пейзажи заката, а сейчас, повзрослев спустя столько событий, она открыла строгий белый пустой лист и коснулась карандашом. Часы показывали только пять утра, солнце, недавно появившееся на горизонте, своим багряным светом в попытках согреть холодную землю, тротуар, дорогу, романтично заливало собой балкон. Тереза, не особо вдумываясь, начала только накидывать образ, застывший в голове. Появился контур овала лица. Затем она наметила, где будут губы, глаза, нос. Так чётко застрял в её голове этот мужчина, что даже сейчас, не видя его, не срисовывая с натуры, она отлично передавала его полностью.

Строгий взгляд, в котором всё же промелькнула нежность. В крайнюю их встречу, когда он говорил всё, что вздумалось, и разрушал так умело, в глазах была эта нежность. Сначала возникло желание сгладить врезавшуюся в кожу морщинку между бровей, но для полной картины его повседневной серьёзности, она потолще прорисовала её. С губами всё было куда сложнее. Нет, проблема не в том, что она не могла их точно передать. Вовсе нет. Она помнила эти губы по-разному. И страстными. И грубыми. И жестокими. И нежными. Не было нейтрального положения.

— Ты слишком красив даже на моём рисунке. Может мне тебя изуродовать? — поджав губы, Гарднер оглядывала каждую деталь рисунка, нанося там штрих, здесь стирая недочёт. Таким она его не могла толком принять. Раньше Гарри был холодным и расчётливым, сейчас же на губах — незримая улыбка, в глазах —