Ненависть и ничего, кроме любви - Любовь Валерьевна Романова Страница 37

Я невольно улыбаюсь папиными откровениями. Он редко что-то рассказывал про себя, а после развода с мамой время их совместной жизни и вовсе не упоминал.

— Пап, а вы с мамой со школы были вместе? — интересуюсь, пользуясь моментом.

Дело в том, что когда я была маленькой данный вопрос меня вовсе не интересовал, а когда подросла, то отношения между родителями ухудшились и никто из них не делился со мной воспоминаниями.

— Со школы, — кивает папа, — правда, сначала мы не ладили, — признается он нехотя.

— Почему? — удивляюсь я, искренне не понимая, как мог папа с кем-то не ладить.

— Потому что, как известно, мальчики взрослеют позже девочек, — глубоко вздыхает папа и улыбается, видимо припомнив что-то, — в школе я, как и другие мальчишки, не давал девчонкам спокойно жить. Бывало, кот мой домашний поймает мыша, заиграет его до смерти, а мы с ребятами отберем, да принесем в школу. Девчонки верещали, едва завидя его.

— Папа, не могу поверить, что ты творил такое! — возмущенно вскрикиваю я, но все же смеюсь.

— Еще не такое творил, — смеется он, — и косы к стулу привязывал, и чернила на тетрадь проливал… Чего только не было. Потом, правда, повзрослел, стал серьезнее, и свои симпатии выражал традиционно.

— Пап, — тяну я, лукаво улыбаясь, — а зачем мальчишки задирают девчонок?

— По глупости, — легко отвечает папа, пожимая плечами, — романтика, истории про большую любовь и принцев — это по женской части. Мальчиков воспитывают на других принципах. Мне, например, до десятого класса вообще было непонятно, как можно с девчонкой встречаться, и зачем за ней ухаживать. Поэтому и пакостничал, в том числе, твоей маме. Это уже потом любовь, долгие расставания у подъезда и драки с теми, кто в ее сторону глянет. А знаешь ты, что в то время можно было подраться, если ухаживал за девчонкой не из своего района?

— Какая глупость! Какая разница какой район? При чем тут это вообще?

— А при том, что своих девчонок сторожили, и, если провожаешь кого в чужой район, то можно было и на темную нарваться.

— А ты за маму дрался? — прищуриваюсь я.

— И не раз, — смеется папа, и потирает скулу, где у него был крохотный шрам. Я никогда не интересовалась его просихождением, но сейчас меня озарила догадка:

— Этот шрам ты получил в драке за маму?

— Какой? — удивляется папа, но потом осознает, что трет рукой место изъяна, — а, этот! Да, это я отстаивал свое право! — с ноткой гордости заявляет он, — вообще, Вера, все мальчишки достают девчонок — это уже традиция. Помнишь, как тебе в школе тоже какой-то оболтус покоя не давал?

Я едва не давлюсь чаем от папиного вопроса, но киваю.

— Мы тогда с матерью что только не делали. Но вроде отстал потом?

— Да, — соглашаюсь я, не решаясь уточнить, что это не он отстал, а я перестала рассказывать родителям о своих проблемах, потому что было стыдно, что не могу за себя постоять. Ну а говорить о том, что этот оболтус теперь не дает мне покоя не только в институте, но даже во сне, вообще не стоит.

— Наверное, тоже влюблен был, — продолжает между тем папа.

— Наверное, — киваю, а память в ту же секунду подбрасывает воспоминание, где серо-голубые глаза прожигают насквозь: «Да как ты не понимаешь, что я просто люблю тебя! Засыпаю с твоим именем и просыпаюсь с ним. И каждый день живу с мыслью, что когда-нибудь решусь…». Сейчас его слова воспринимаются по-другому.

— Так что Вера, знай: сильнее всех любит тот, кто больше всех злит!

Я кошусь на папу и не могу поверить, что это он говорит. Мой интеллигентный папа? Само спокойствие и рассудительность? Ради этого разговора стоило не спать ночь!

— Ладно, — устало произносит он, разом допивая чай, — ночные посиделки — это, конечно, хорошо. Но, работу завтра никто не отменял.

Он ставит кружку в раковину, а потом вдруг подходит и целует меня в макушку, совсем как в детстве. Я даже не припомню, когда папа целовал меня в последний раз. Кажется, это было даже не в этой жизни.

— Спокойно ночи, Вера, и не засиживайся. Пары тоже не отменят, — добавляет он, а я понимаю, что забыла рассказать ему о выезде на студактив.

— Пап, мы завтра всем потоком едем загород на студактив на два дня.

— Могу спросить, когда ты собиралась меня предупредить? — спрашивает папа безуспешно изображая строгость.

— Совсем забыла. Все эти вузовские проблемы…

— Ладно, но будь на связи, пожалуйста, чтобы я в любой момент мог до тебя дозвониться, хорошо?

— Договорились, — улыбаюсь я.

— Хорошо, — кивает папа, прежде чем уйти.

Я же не спешу. Сна все равно ни в одном глазу, но после папиных откровений как-то по-другому заиграли мои воспоминания о школьных годах. Я-то всегда считала их адом, а может надо млеть от восторга, что кучу лет меня, оказывается, до безумия любил достающий одноклассник. Кроме грустной усмешки этот вывод мне ничего не несет, ведь взгляд на ситуацию с другого ракурса мою жизнь и мои воспоминания изменить не способен.

Наконец, меня начинает марить сон. Я, уловив это желание, даже не убрав за собой кружку, добираюсь до прохладной кровати и вскоре засыпаю.

А утро не столь бодрое, каким должно быть. Почему сонливость накрывает меня именно тогда, когда необходимо что-то делать? Вспоминая, что сегодня мы еще и едем на базу отдыха, я не сдерживаю тяжелого стона. Все эти выезда и мероприятия в духе «подержимся за руки у костра» вообще не обо мне. И кому стоит сказать спасибо? Тому, кто злит больше всех половину жизни.

В школе пара таких мероприятий для меня оборачивались лишь очередной проблемой, жуками и позором. Меня никто не хотел брать в свою команду, потому что я слабовата по спортивным показателям, а после воспаления так и вовсе стала лузером. Именно поэтому я всегда оставалась последней, и меня неизменно встречали разочарованные вздохи тех, кому не посчастливилось быть со мной в одной команде. А вспоминать, что происходило, когда я оказывалась бок о бок с Марком вообще не стоит.

Тем не менее, приходится встать, взять в кулак всю доступную далеко не добрым утром волю и собраться для непонятного мне мероприятия. Что там говорила мисс колокольчик? Спортивный костюм и теплые вещи? Собираю все необходимое и, как примерная девочка, стою на вузовской стоянке за десять