Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 02 Страница 39

Но это планы и надежды. В действительности Интерсеть будущего может иметь очень мало сходства с сегодняшними проектами. Планы вообще никогда не имели ничего общего с их воплощением, с реальным развитием Интерсети. Более того, сегодняшняя Интерсеть не очень-то напоминает те зловещие планы насчет пост-ядерной командной системы RAND. Такая вот счастливая ирония судьбы.

Как получить доступ к Интерсети? Понятно, если у вас нет компьютера и модема — для начала придется завести хотя бы один экземпляр. Ваш компьютер способен действовать как терминал, и вы можете использовать обыкновенную телефонную линию для подсоединения к машине Интерсети. Эти более медленные и более простые дополнения к Интерсети обеспечат вас новостями и собственным электронным адресом. Это минимум — если вы имеете лишь почту и новости, еще нельзя сказать, что вы «в Интерсети».

Если вы живете в кампусе, ваш университет наверняка имеет прямой «специальный доступ» к высокоскоростным TCP/IP линиям Интерсети. Узнайте Интерсетевой номер машины в вашем кампусе, и у вас будет возможность заниматься свежеиспеченным дистанционным программированием и пользоваться передачей файлов. Некоторые города, например Кливленд, обеспечивают общественный доступ «свободной сети». Все больший доступ к Интерсети имеет бизнес, который хотел бы также устанавливать плату абонентам. Стандартный размер оплаты — около 40 долларов в месяц — примерно как за кабельное телевидение.

Во второй половине девяностых годов соединиться с Интерсетью будет гораздо проще и дешевле. Легкость в использовании увеличится и, что не может не радовать, дикая на вид, операционная система UNIX дружелюбно поворачивается лицом к пользователю TCP/IP. Сейчас изучение Интерсети, или хотя бы разговор о ней, не повредит. В конце века «сетевая грамотность», как прежде «компьютерная грамотность», станет важной частью вашей жизни.

Для дальнейшего чтения:

The Whole Internet Catalog & User's guide by Ed Krol. (1992) O'Reilly and Associates, Inc. Доступное, не переполненное специальной лексикой введение в пугающее занятие сетевой грамотностью. Многие компьютерные учебники стремятся быть увлекательными. Книжка г-на Крола — это полезное развлечение.

The Matrix: Computer Networks and Conferencing Systems World-wide, by John Quarterman. Digital Press: Bedford, MA (1990)

Обширное и высокотехнологичное пособие, детализирующее головоломные сложности и возможности нашей только что оплетенной сетью планеты.

The Internet Companion by Tracy LaQuey with Jeanne C.Ryer (1992) Addison Wesley. Жутко вежливый путеводитель по Интерсети, переполненный анекдотическими байками о том, как общение с Интерсетью может изменить жизнь. Предисловие сенатора Аль Гора.

Zen and the Art of the Internet: A Beginner's Guide by Brendan P. Kehoe (1990) Prentice Hall. Краткий, но полезный путеводитель по Интерсети с большим количеством хорошей информации о том, как с пользой обрабатывать информацию в машинах. Справочник г-на Кехоэ учит бесплатно получать доступ к электронике. Я делаю то же самое посредством всех моих статей в F&SF, включая, разумеется, и эту.

Мой собственный адрес в Интерсети: [email protected]

Наукософия

Владимир Герасименко

Ступеньки Герасименко

Многие физики любят думать, что химия — это просто испорченная физика, биология — испорченная химия, социология — всего лишь испорченная биология, ну а то, что на самом верху — читатель уже догадался — это многократно, многократно испорченная физика. Живое, по мысли этих физиков, — это, конечно же сложноватые машинки из нескольких сортов таких маленьких и очень тождественных, то есть совсем одинаковых между собой «полевых» шариков. При разговоре об этом вслух означенные физики для сохранения приличия, однако обычно прибавляют, что они не сторонники редукционизма (лязгающий смысл которого описан выше), не стесняясь голого противоречия.

Не так давно активно шли споры об определении биофизики. Во время своего студенчества автору в силу разных коллизий пришлось втянуться в публичный университетский диспут со старозаветной кафедрой физиологов в полном составе, настаивавшей на довольно варварском определении биофизики как применения физического прибора к биологическому объекту (исходя из чего ветеринар, измеряющий температуру у коровы, просто примерный биофизик).

Ныне автор подписался бы под следующим определением: биофизика — это наука о физических фундаментальных основах живого.

Но отнюдь не наука о физических особенностях живого. Простое, хотя и несколько расплывчатое, казалось бы, определение. Впрочем, разъяснения член-корра от биофизики, давшего определение, не оставляют сомнений: изучение живого не порождает и не требует никакой новой физики. Для непонимающих член-корр выразился еще проще: возьмите справочник по физике и вам его хватит для изучения любого живого биологического объекта. Нимало не смутясь вопросом, какого года издания брать справочник по физике, мэтр вальяжно ответил: «Ну, какой-нибудь поновей».

Физиков, вероятно, можно понять. Предыдущий этап развития науки на основе технологической революции укрепил их во мнении — для того, чтобы познать что-то, надо довести это «что-то» до крайности. Все, находившееся в пределах достигнутых параметров, как-то сразу признавалось заведомо не новым. Новой физике дозволялось появляться только на дне черных дыр или у белых фонтанов материи. Циклопический ускоритель по экватору Земли, гигантские магнитные кольца в космосе диаметром в орбиту Луны вызревали в воспаленных умах великих физиков. В фантастике подобное умонастроение вылилось в законченные словесные формулы Гении с кристаллоподобными чертами, управляющие взрывом галактик, и какая-то очень редко встречающаяся в космосе плесень в виде всей прочей зоологии (то есть, на жаргоне гениев: всего, что не физика). Смущало только древнее родство этих гениев с плесенью, но ясно брезжила надежда, что об этом удастся навсегда забыть, окончательно компьютеризовавшись и кристаллизовавшись. Вход в микромир тоже мыслился не везде, где попало, а только обставленным многотонными физическими установками.

Однако как назло разразился огромный скандал с высокотемпературной сверхпроводимостью. Ну, конечно, многие физики предпочли не заметить этой чувствительной пощечины от коварной природы, сразу забыли, как глумились и потешались над одинокими исследователями высокотемпературной сверхпроводимости; более того, некоторые теоретики со звучными фамилиями, опровергавшие само существование высокотемпературной сверхпроводимости, безо всякой заминки заявили, что они-то ее и предвидели (на их жаргоне можно продолжить: «в смысле невозможности»). Воистину, эти люди очень часто ошибаются, но ни в чем не раскаиваются, расплачиваться за их ошибки, видимо, приходится другим. Остается вспоминать Второй Закон Артура Кларка: «Если известный ученый в годах признает что-либо верным и существующим, он, всего вероятнее, прав, если же неверным и несуществующим, он скорее всего ошибается».

Выяснилось, новая физика лежала килограммами керамики на деревянных полках, то есть, изучая «чисто химический объект», физики столкнулись с новой физикой, не в смысле отмены старой, а в смысле появления новых принципов и обнаружения новых физических сущностей. В древности об этих приключениях духа писали проще: «А вот книги физиков, из которых мы узнаем, что Вселенная устроена не сложнее повозки».

Конечно, не надо забывать, в противовес какой невообразимой чертовщине физикам приходилось развивать свои взгляды, хотя еще неизвестно, на чью мельницу они лили воду.

В одном из диалогов Платона, который опасно читать неподготовленному человеку, в некой драматической ситуации возникает спор об арфе и ее настрое. Один из унылых материалистов говорит Платону, что с исчезновением арфы исчезает и ее настрой. Платон же (в духе ответа — меня давно интересовало, куда деваются отпущенные грехи) пытается выяснить, куда же настрой исчезает, — не туда же, откуда появился? В итоге друзья понимают, что такому человеку, как Платон, ничего не страшно.

Ньютон, который сравнивал себя с мальчиком, играющим в красивые раковины на берегу моря познания, тем не менее не любил безудержного фантазирования в науке, измышления гипотез — оно неконструктивно, никуда не ведет и потому скучно. Например, естественно предположить, что раковины образуются из песка под действием ветра, а поскольку мы этого не видим сейчас, то еще естественней предположить, что Вселенная вступила в эпоху рассыпания, и так далее, и так далее, до дурной бесконечности…

Итак, не преклоняться перед авторитетами, но и не верить ниспровергателям основ (основы наук поддаются только расширению)

Легко сказать, ну а если человек усилием воли гнет металлическую ложку — это антинаучно? И пожалуйста, готов процесс против Ури Геллера. Но если как следует подумать, то антинаучна именно резкая реакция-утверждение поборника «чистой науки». Устранив все тривиальные причины, он придет к выводу, что человек действительно способен изменять форму металлических предметов, и это повергнет его в шок. Но если бы поборник попробовал выяснить механизм явления памяти формы у металла, тогда ему не показалось бы таким невероятным, что очень слабое воздействие, которое оказывает человек, может вызвать подобный эффект.