Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1989 год Страница 5

И не вина в том строителей, которые стойко перенесли все невзгоды и трудности, выстрадали неустройство быта, в тяжелейших условиях проложили рельсы, возвели мосты, построили станции. Нет грузов — значит нет дороги. Таковы азы экономики.

Тында — в силу этих причин — не что иное, как экономический мираж. Правда, реально существующий в жизни. Но что же столько лет делает 60-тысячный город? Ничего не производит, ничего не перевозит... За что же люди получают не просто заработную плату, а заработную плату с солидными северными надбавками? Вот где настоящая загадка экономики.

Поговаривают, что в городе скоро будет электрозавод, мебельная, швейная и обувная фабрики, тогда, мол, лучше станет. Но... пока даже площадок под новостройки не подобрали. Да и будут ли они, эти новые предприятия? Хозяйство страны переходит на хозрасчет и самофинансирование, и ни одно ведомство не захочет добровольно строить в Тынде. Дорого! Невыгодно! Дешевле завозить сюда и мебель, и швейные изделия, и обувь.

Никто не знает, как долго будет расти Тында. Чем больше она разрастается, тем больше ей требуется людей для собственного обслуживания. Вот и едут в Тынду со всех концов страны. А народу все равно не хватает... Заколдованный круг...

Мне могут возразить: мол, работают же люди. Честно работают. А кто спорит? Конечно, работают. Но работают-то на себя! Не для того же государство гигантские средства расходовало, чтобы никогда не получить с них отдачи. Мертвый капитал — дорога, которая бездействует.

Макет города, что висит в кабинете у председателя горисполкома Владимира Николаевича Павлюкова, выполнен старательно. По белым аккуратным кубикам, расставленным в рядки, видишь, как идут улицы; по цвету фона отличаешь, где отроги сопок заходят в город, где река, делая излучину, рассекает город синей межой. Красиво. Правда, все уже здорово выгорело и запылилось — давно, видно, висит.

Сам председатель горисполкома — молодой энергичный человек; он, как мне показалось, живет тем новым, что принес в страну апрельский ветер перемен. Неравнодушно рассказывал о нынешних проблемах города. И что особенно запомнилось, держал себя не так, как еще недавно принимали прессу многие начальники,— не стремился понравиться или покрасоваться — говорил о наболевшем.

— Вот сессию исполкома скоро проведем. Специально по социальным вопросам. Много вскрылось у города проблем. Я тут недавно, а уже окунулся в них...

— И как?

— Непросто. Перестраивать всегда непросто.

Владимир Николаевич обещал показать город, но в те дни забот у него было очень много, так что по городу я ходил сам и всюду видел совсем другую Тынду. Не макетную. Такую, какой она получилась.

Собственно, в городе как бы три поселка или даже четыре. Первый — центральная часть — панельные многоэтажки. Второй, он чуть выше, на сопке — ряды одноэтажных бараков, около которых еще сохранились следы прежней тайги: сосны и лиственницы, здесь самая зеленая часть города. Третий, за шоссе, пожалуй, самый привлекательный — ухоженные частные домики с приусадебным хозяйством, их большинство, хотя есть здесь до сих пор и вагончики, врытые в землю. А четвертый поселок я бы назвал «остатки прежней Тынды» — несколько добротных рубленых домов вдоль шоссе, но судьба их, судя по всему, решена окончательно и бесповоротно — многоэтажки уже вытесняли и их.

Дома, город, архитектура — как известно, след нашей культуры. Он останется после нас, после нашего поколения первопроходцев 70-х и 80-х годов. По этому стилю потомки станут судить о нас — о нашем умении жить, работать, мыслить.

Что им расскажет Тында?

Невзрачный город, выштампованный в Москве: панели доставлялись из Москвы и соединялись в дома московскими же строителями. Таковой, серийной, получилась Тында, ее центральная часть. Она неотличима от новостроек Чертанова или Бибирева, Филевской поймы или Зюзина.

А надо, чтобы отличалась. Север все же! Зимой морозы до пятидесяти градусов. Давят неделями. Панели насквозь промерзают, в комнатах на стенах, случается, наледи нарастают, лед искрится. Особенно в тех домах, что построили из панелей местного домостроительного комбината. Впрочем, и в сборно-щитовых домиках зимой тоже не жарко, а они составляют добрую половину жилого фонда, которую не увидишь на макете.

Однажды мне довелось ночевать в таком домике-общежитии. В комнате круглые сутки горел «козел» — самодельный мощнейший электронагреватель, рядом с ним — жарища, а термометр на стене показывал только плюс четыре. Окна и два угла затянул толстый слой льда. Конечно, все спали одетыми. Легли, а ребята мне и говорят: «Вы бы унты на стул положили».— «Зачем?» —спрашиваю. «За ночь примерзнут к полу».

А как ночуют те, кто постоянно живет в вагончиках,— не знаю. Чисто символическое это жилье, открытое всем ветрам и морозам. Его тоже нет на макете города.

Остро не хватает в Тынде жилья. Очень остро. Председатель горисполкома так и сказал, что едва ли не самая важная здесь проблема — жилищная: «Строят много, а еще больше не хватает».

Москвичи же потеряли к Тынде всякий интерес. Они, шефы города, нового строительства не хотят теперь начинать, а начатое еле тянут. Их можно понять: невыгодно ездить за семь верст киселя хлебать да еще со своим киселем. А откуда выгоде быть? Чтобы обогреть, к примеру, панельный поселок, за зиму на отопление нужно израсходовать столько же средств, сколько стоит сам поселок.

И как следствие этого — город задыхается от дыма и сажи. Зимой снег всюду черный. А воздух на зубах скрипит. Ночью звезд над городом не видно, солнце же и в полдень мутным видится, как сквозь пелену. Стойкий запах серы и на улице, и в домах. Привыкли к нему, не замечают. 147 котельных разместились на небольшом пятачке. 147 труб (!), о которых никто не подумал, когда создавали образ нового города. Правда, сейчас число их поубавилось, но едва ли не каждое здание имеет свою котельную.

Как сказали мне в местной гидрометслужбе, ведущей контроль за чистотой воздуха, уже давно все предельно допустимые концентрации пройдены. Впрочем, это видно и невооруженным глазом. Интересуюсь:

— Есть ли очистные фильтры на трубах котельных?

— Конечно, есть... Должны быть... Только они давно не работают.

— Почему?

— Котельные ведь под мазут строились, а у нас уголь. Вот пылью трубы и забиваются, выходят из строя.

Просчитались создатели «научно обоснованной программы БАМ» — не нужна, оказывается, на Дальнем Востоке тюменская нефть, там своя есть, и на экспорт она тоже не нужна. Вот и остался БАМ безработным, отсюда и неразбериха с экологией. А выход из ситуации с топливом, конечно же, нашелся, но не тот, на который рассчитывали,— тот, что сам собой получился.

Южноякутский уголь стал топливом для котельных Тынды. Хотя поначалу его планировали экспортировать в Японию. Японцы даже кредит выделили в миллиард с лишним долларов на освоение нового бассейна. Но поспешность оценок опять подвела творцов «экономной экономики». Низкого качества пошел уголь на-гора. Ни то ни се. От намеченных экспортных поставок пришлось отказываться. Вот и идет «высококачественное» топливо в котельные, другого пути у него просто нет, лишь малая доля его удовлетворяет требования экспорта.

Где уголь — там пыль, копоть, грязь. Я в гостинице глазам своим не поверил: меж створок окон черный слой гари, едва ли не с палец толщиной.

О чем тут говорить? О какой экологии? О каком здоровье природы? И горожан, конечно...

Гидрологическая экспедиция очень удачное себе место для базы выбрала: вроде бы и в Тынде, и нет. Зеленая зона на берегу реки. Дома рубленые. В экспедиции — в основном ленинградцы, много лет они уже здесь. И на много лет им работы осталось: городу не хватает воды! На верхние этажи домов она далеко не всегда подается. Лимит жесткий.

Казалось бы, река рядом. В чем проблема? А проблема в том, что водными ресурсами нужно уметь пользоваться. Не водой, а именно ресурсами. Зачерпнуть воду из реки каждый сможет, а вот реку сберечь...

Когда строили БАМ — отсыпали насыпь, возводили мосты,— никто и не вспоминал о водных ресурсах. Воды, что ли, жалко — вот река. Но ведь река — это не только вода, это еще и берега, и дно, и притоки, и родники... Целая природная система, где все веками отлаживалось, регулировалось. Нарушили одно, тотчас изменится другое. Вроде бы прописная истина.

Так нет же. Сооружая одно, ради сиюминутной выгоды разрушали другое.

В самом городе, около железнодорожного моста, изуродовали реку, как могли. Карьеры, уже брошенные, то здесь, то там указывают места, где строители черпали из реки гравий, песок. Черпали, как придется и сколько нужно. И вычерпали! Дорогу построили, а реку...

— Мы предупреждали, нельзя так обращаться с природой,— говорит мне Николай Иванович Калашников, один из руководителей гидрологической экспедиции.— Не простит она. Никто нас и слушать не пожелал.