Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1983 год Страница 6

Раздевшись, я накинул себе на плечо тонкий, но в то же время прочный сигнальный фал и медленно сполз в воду, боясь в прыжке разбить голову или распороть живот. Плыл осмотрительно. И чего только не увидел в воде — ржавые обломки корабельных надстроек, грязные, в мазуте обломки дерева и водоросли, какую-то кучу ядовито-зеленых тряпок...

Обратную стометровку я отмахал на едином дыхании, уже не боясь распороть живот — лишь бы поскорее выбраться из этой зловонной и опасной клоаки.

Потому-то мне так близка и дорога забота о чистоте вод Балтики, которую с риском для жизни очищали от мин наши моряки. В сущности, загрязнение — та же мина, только незаметного и сильнозамедленного действия. Такая мина не взрывается, оглашая окрестности грохотом, но все равно несет смерть.

Вот почему нужны дружные усилия всех семи Прибалтийских государств, что по необходимости требует добрых отношений между ними и доброго, плодотворного сотрудничества. Словом, какова атмосфера в отношениях между народами и странами, такова атмосфера и над морем и в море.

В. Демьянов, капитан 1-го ранга — инженер запаса

...и наступит рассвет

М олнии принимали самые разнообразные формы. Некоторые из них почти отвесно падали на землю, по пять-шесть раз ударяя в одно и то же место. Араго мог назвать только два наблюдения раздвоившейся вилообразной молнии, здесь же они вспыхивали сотнями. При их блеске из темноты появлялись и тут же мгновенно снова исчезали... то сверкающие любопытством глаза Паганеля, то энергичные черты Гленарвана...

Спасибо Вам, многоуважаемый Жюль Верн, за эту картину грозы над южноамериканским заливом Ла-Плата. Точность вышеописанного я оценил вполне, когда сам увидел то, что так поразило героев «Детей капитана Гранта» на южном, аргентинском берегу залива. Я, правда, наблюдал грозу с северного, уругвайского, берега Ла-Платы. Сполохи лимонно-желтого света то празднично, то зловеще высвечивали изгибы фиолетовых туч, охватывая весь горизонт, кроме неба прямо над головой. Оно оставалось бархатно-темным, а главное — безоблачным, можно было отчетливо видеть звезды южного полушария и месяц, который казался заваленным набок...

Необычайность зрелища грозы обостряла впечатления воскресного дня, проведенного в уругвайской столице.

Еще утром, выйдя из порта, я очутился в старом городе, насколько можно вообще говорить о старости Монтевидео, основанного чуть больше 250 лет назад. Бесцветные обшарпанные дома, такие же обшарпанные троллейбусы. Ветхость без малейшего флера романтики. В центре, минутах в 15 ходьбы от порта, запущенность построек подгримирована рекламными щитами, какие встретишь в любом большом городе Запада. Серо-бежевое здание с колоннами «Театро Солис» — это сейчас чуть ли не единственный театр в стране, сценическое искусство которой некогда занимало видное место в Латинской Америке. Военный режим закрыл театр «Гальпон», которым так гордились уругвайцы, вынудил искать счастья на чужбине множество ярких дарований. Почти безлюдная центральная площадь Независимости, посреди которой высится конная статуя национального героя Артигаса. Неподалеку убогий, в четыре-пять лотков, овощной базар, кучи мусора и вдруг — через несколько кварталов — здание, похожее на музей.

Я взбежал вверх по широкой гранитной лестнице ко входу в музей и увидел, что его тяжелые двери заперты. Вокруг не было ни души, и, простояв там минуту-две, я хотел уже было уйти, но тут к подножию лестницы подкатил экскурсионный автобус. Из него вышли десятка три западногерманских туристов. Их, оказывается, привели смотреть... уругвайский парламент. Около этой серой громады на высоких мачтах реют государственные флаги Уругвая, белые с синими полосами и желтым солнцем.

А я-то думал, что это музей!

Тяжелые двери распахнулись, и мы попали в здание, которое изнутри напоминало музей еще больше, чем снаружи. Стены его залов увешаны картинами и гобеленами. Преобладающий сюжет: народные массы жадно внимают героям; многочисленные флаги, солдаты, лошади...

Везде мертвая, хорошо устоявшаяся музейная тишина. Уже больше десяти лет ее не нарушают дебаты политических партий. В круглом зале пленарных заседаний голос нашего сопровождающего звучал как магнитная запись, раз и навсегда изготовленная для посетителей.

— В 1971 году в результате террора левоэкстремистской организации «Тупамарос» над нашей страной нависла угроза превращения в кубинскую колонию. Эта угроза была отведена правительством. У нас очень хорошее военное правительство. Оно спасло независимость.

Кто-то из посетителей робко осведомился, зачем Кубе понадобилось превращать Уругвай в свою колонию? Да и разве организация «Тупамарос», назвавшая себя в честь Тупака Амару, вождя восстания индейцев в конце XVII века, состояла не из самих уругвайцев?

— Обратите внимание на уникальное разнообразие мрамора в отделке интерьера, — не отвечая на вопросы, продолжал сопровождающий, но его снова перебили:

— В автобусе вы сказали, что множество уругвайцев покинуло страну из страха перед «Тупамарос». Но если их давно разгромили, то почему же поток эмигрантов не уменьшается, а растет? Ведь каждый пятый уругваец живет сейчас за границей, а такое положение создалось лишь в последние годы! И почему парламент до сих пор закрыт, если угроза превращения страны в «кубинскую колонию» давно миновала?

Сопровождающий полез в карман за носовым платком, чтобы стереть со лба испарину. С обиженным видом он сказал:

— Наши военные для того и взяли власть в свои руки, чтобы дать народу настоящую свободу. И парламент вовсе не стал «музеем парламента» — в 1984 году в Уругвае пройдут парламентские выборы, правительство уже сейчас основательно готовится к ним.

— И продолжает держать в тюрьмах тысячи политзаключенных, запрещая деятельность оппозиционных партий и профсоюзов?

Лицо сопровождающего приняло раздраженное выражение:

— Если уж говорить о свободе, то ее не хватает скорее вам, европейцам. Мой брат недавно побывал в Европе, и знаете, что он сказал? Что там, например, нельзя шуметь после десяти вечера, быть за рулем в нетрезвом виде. Для уругвайца такая жизнь была бы просто мукой. А политика нас мало интересует, мы любим уют, шумное застолье да футбол. Дамы и господа! Экскурсия окончена, благодарю за внимание!

...В начале второго ночи зарницы стали еще ярче, засверкали с частотой автоматной очереди. Пошел мелкий теплый дождик, и мне пришлось спуститься под прикрытие шлюпочной палубы. Разгулявшимся на небе молниям скромно вторил луч света, регулярно посылаемый маяком с макушки холма Серро — единственной возвышенности Монтевидео. Увидев макушку этого 140-метрового холма со стороны океана, матрос экспедиции Магеллана радостно воскликнул: «Монте виде эу!» («Я вижу гору!») Было это в 1620 году. Возглас моряка и дал имя будущей уругвайской столице.

Холм Серро красуется на гербе страны, олицетворяя силу ее народа. Наряду с весами, лошадью и быком — эмблемами справедливости, свободы и изобилия. Но если три последние добродетели остались в нынешнем Уругвае лишь на гербе, то сила трудового народа весьма зримо ощущается как раз на холме и в его окрестностях. Район Серро, где мне удалось побывать,— цитадель столичного рабочего класса. Там сосредоточены основные промышленные предприятия Монтевидео, поскольку Серро достаточно богат водой, которая нужна заводам и фабрикам. Домики для рабочих рассыпаны по склонам холма. Все они настолько маленькие, что я принял их за будки для инвентаря на садовых участках. В таком домике — одна-две комнатки, которые населяют большие семьи. Иначе не прокормиться: средний заработок практически равен квартплате, а ведь, помимо жилья, нужно отчислять двадцать процентов в больничную кассу, да еще на что-то питаться и одеваться. В этих окрестностях повсюду свалки, пустыри, по которым гоняют в футбол ребятишки. Хоть и скромны домики на холме Серро, фасады их непременно украшены узором, нанесенным яркой краской. Вокруг домиков-будок нет ни одного забора, крохотные палисадники и грядки ничем не отделены друг от друга. И в богатом квартале Монтевидео тоже отсутствуют заборы, однако на этом и кончается сходство. В просторных виллах, крытых глазурованной черепицей самых разных оттенков, живут военные, дипломаты, латифундисты и другие представители уругвайской буржуазии. Да, нет заборов, но нет и тротуаров. Зеленый газон простирается от дома до бровки проезжей части улицы, так что посторонний не может даже пройти мимо такой городской усадьбы.

...Подступало утро, но зарницы все еще были хорошо различимы на фоне неба. Дождь кончился, и я, снова перебравшись на верхнюю палубу, смотрел на купол самого высокого здания Монтевидео, который с каждой минутой все отчетливее вырисовывался из темноты. Здание стоит на главной улице — Авениде 18 июля. На ней всего несколько мелких магазинов, все крупные универмаги закрыты: некому покупать. Как сообщают местные газеты, всего за один год — с января 1982 по январь 1983-го — уругвайцы потеряли в реальной зарплате почти двадцать процентов, а стоимость жизни возросла на треть.