Ледокол - Ann Lee Страница 70

— Иди на хуй! — презрительно кидает Кир, и тянет меня за собой, на выход.

— Имей ввиду Ямал, если выйдешь отсюда без меня, словишь пулю в башку упрямую, а девку твою по кругу пущу, — скребёт голос Эдика, и я вздрагиваю.

Похоже мы в западне. И Кир тоже это понимает, потому что останавливается, всё ещё сжимает мою руку, но замирает. Прикидывает варианты, обдумывает.

— Гарантии какие, — наконец цедит он.

— Всё очень просто, — Эдик растягивает тонкие губы, в подобии улыбки, и я даже не знаю что хуже, когда он словно истукан не выдаёт никаких эмоций, или вот так улыбается. Он достает какую-то папку и протягивает Киру. Тот берёт и пробегается глазами. Я тоже смотрю туда, но ничего не понимаю. Какие-то печати и размашистые подписи, печатный текст.

— Подготовился, — скалиться Кир, поднимает на седого тяжёлый взгляд.

— Я тебе сразу сказал, что ты не с тем связался, — отвечает тем же Эдик, и кидает Киру ручку, — подписывай, или он мне отойдёт после твоей смерти.

Кир ловко ловит ручку, и ставит свой размашистый росчерк в конце документа, кидает Седому.

— Подавись, Эдик, и больше не смей подкарауливать меня, если есть планы на будущее, — режет тишину, низкий голос Кира, он снова берёт меня. Его руки словно огонь, обжигают мои холодные пальцы. Я просто заледенела от страха, хотя в машине было довольно тепло. Но тело моё всё покрылось ознобом, и когда Кир переплёл свои пальцы с моими, мне стало хоть немного легче.

— Когда так явно выставляешь свои слабости напоказ, будь готов, что по ним нанесут первый удар, — хмыкает Эдик, одарив меня презрительным взглядом. Проходится полностью, начиная от макушки, лица, шеи груди, и заканчивает на большом животе, который я на инстинктах, тут же прикрываю. Он задерживает на нём прожигающий взгляд, и брезгливо кривит губы, и я плотнее вжимаюсь в Кира.

— На хуй иди, со своими речами, — рычит Кир, — давай вылезай, отмашку своим давай.

— Да не вопрос, — кидает Эдик и выходит из машины, и мы следуем за ним.

Под прицелом тяжёлых и откровенно злых взглядов мы садимся в машину Кира, и уносимся прочь из этого двора.

Я сижу в оцепенении. Мозг, только сейчас начинает осознавать, чего мы избежали. Что могло произойти.

Кир с кем-то разговаривает по телефону. Отрывисто и быстро. Матерится и отдаёт команды. В конце бросает, что это ещё не всё. И поэтому машина летит со скоростью света по вечерней дороге. Он торопиться успеть что-то предпринять, сделать последующий шаг.

А меня с такой же скоростью накрывает истерика. Она всё же добралась до меня. В моём состоянии такие эмоциональные качели, неминуемо приведут к выплеску всех впечатлений. Сперва я беззвучно плачу, но потом меня прорывает настолько, что всё моё тело сотрясается в рыданиях. Я складываюсь пополам, но ремень безопасности давит мне на грудь, и я немного отклоняюсь в бок, продолжаю реветь, сползая щекой по прохладному стеклу. Слёзы, просто потоком льются из моих глаза, я даже утирать их не пытаюсь. Меня настолько захватывает отчаянье, и безысходность, что я даже не понимаю, что мы уже давно стоим на обочине. И дверь с моей стороны открыта, и Кир матерясь, отстёгивает мой ремень. Вталкивает мне пластиковое горлышко бутылки, наклоняет, и я делаю судорожные глотки воды, больше проливаю. Краем сознания, понимаю, знаю, что он не любит всей этой кутерьмы. Он ненавидит, когда я плачу. Но ничего не могу поделать с этой реакцией тела на стресс. Реву, самозабвенно, шмыгаю носом, размазывая по лицу солёные слёзы. Вот сейчас он меня пошлёт, далеко и надолго. У него и так неприятности, а я тут устроила…

Но он садиться на корточки рядом со мной и обнимает, гладит мою голову, и голос его низкий ласковый, утешает меня, просит успокоиться.

— Ну чего ты разошлась, красивая? — воркует он. — Тебе нельзя нервничать, а ты ревёшь!

Я в изумлении отстранилась от него, всхлипывая, рассматривая сквозь пелену слёз.

— Ты… ты… ты не злишься на меня? — заикаясь проговорила я.

— Юль, чё за хрень ты несёшь? Почему я должен злиться на тебя? — Кир вытирает с моих щёк слёзы, встревожено рассматривая моё лицо. — Что случилось-то? Испугалась?

— Да, — шмыгаю носом и снова заливаюсь слезами, упираюсь лбом в его плечо. — Очень испугалась!

— Ну, всё тих, тих, — снова гладит, успокаивает меня Кир.

Честно не ожидала от мужа такого проявления заботы. Того что будет успокаивать и по голове гладить, слёзы мои утирать.

— Всё нормально! Слышишь, нормально! — Он поднимает моё лицо, и заглядывает в мои глаза. — А будет ещё лучше. Обещаю, больше никто тебя не напугает, никогда, всё будет хорошо! Ты мне веришь?

Киваю, и он нежно касается моих губ. Целует солёные дорожки слёз. Согревает своим дыханием, и гладит. Не знаю, что на него нашло, может и сам понял всю серьёзность той ситуации, в которую мы чуть не попали, может, прочувствовал всё моё отчаянье, или просто сделал скидку на моё положение. Но Кир терпеливо меня успокаивает, утешает. Он никогда так со мной не разговаривал. Никогда не был таким трепетным и нежным.

— Всё серьёзно? — спрашиваю я, немного успокоившись.

— Тебе не о чём беспокоиться, я всё решу, — он поднимается, разминает затёкшие ноги. В его кармане звонит телефон, и прежде чем принять вызов, он аккуратно ставит мои ноги в машину и пристёгивает ремнём, закрывает дверцу.

Разговаривает на улице. Если и слышно что-то, то только отдельные фразы. Понятно, что не хочет посвящать меня в свои дела, но мог хоть что-то объяснить.

— Кир… — пытаюсь я начать разговор, когда он садиться в машину.

— Не лезь в это Юля, — обрывает и заводит мотор, — у тебя есть, о ком заботится, а об этом позабочусь я.

Машина набирает скорость. Я даже не пытаюсь протестовать, или выпытывать что-то. Просто нет сил. Откидываюсь на сидение и жду, когда мы доберёмся до дома.

24

Закатное солнце озарило комнату оранжевым светом, проникая сквозь тонкие занавески, преломляясь, рассеиваясь, заливая всё вокруг золотым теплом. Грубые белые каменные стены, отразили свет, усиливая впечатления огня. Вся комната запылала, заиграла. Лучи даже в кроватку к Ромке заглянули, упали на умиротворённую мордашку, но не разбудили. Ромка был невозмутим, и не восприимчив ни к чему, кроме голода. А если учесть что он только что вкусно отобедал, высосав свой долю молока, то помешать его сну не могло даже солнце.

Я выглянула с террасы вниз, во двор, где Андрей носился с соседскими мальчишками