Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1971 год Страница 9

Полный ход на сближение с горевшим судном. Гибель канонерки «Красная Армения». Спускаемые шлюпки... Спасательные круги... Люди за бортом в масляной воде...

И самолеты Ю-87. Новейшие одномоторные пикирующие бомбардировщики. (В этот воскресный день черноморцы впервые встретились с ними.) Еще неделю назад они бомбили английские крейсера в Средиземном море.

Полный ход. Форсаж главных машин, и бешеная стрельба из всех видов оружия вплоть до главного калибра. (Зенитных скорострельных автоматов и новейших по тому времени зенитных орудий на «Фрунзе» не было. Были старые лендеровские пушки.)

Самолеты падали и падали в крутом пике. И успевали, бросая бомбы, уходить из огня устаревших для их скоростей зениток и снова падали, ревя на форсаже моторами. Вот уже разрыв близко от кормы... Доклады о пробоине и повреждениях, и молчание зениток на юте. Только одинокий стук пулеметов — длинный, до конца ленты.

Потом смерть комиссара эсминца Золкина Дмитрия Степановича. Он спокойно и несуетливо спускался с мостика, шел под огнем широким морским шагом, чтобы проследить за затоплением носовых артпогребов. И гибель капитана 1-го ранга С. Н. Иванова. (Он вез черный портфель с документами и планом высадки григорьевского десанта.)

Потом взрыв бомбы рядом с мостиком... Вышедшие из строя системы управления и связи. Тяжело раненный командир корабля В. Н. Ерошенко, и легко — адмирал Владимирский. И цепочка матросов, которую ставит адмирал, чтобы передавать голосом команды в машинные люки. Он сам командовал с палубы.

И толчок о грунт. Широкоскулый буксирный пароходик ОП-8 с задымленным флажком вспомогательного флота подошел к эсминцу и пришвартовался за трубу корабля. Прямо за трубу.

Огонь единственного пулемета буксира... убитый пулеметчик... И бомба в корму...

Так заканчивался этот далекий воскресный день 21 сентября 1941 года на Черном море в районе Тендровской косы, где покачивается сейчас в волнах бакен-ревун и стоит недалеко от погибшего корабля рыжая старая сигара.

Моряки плыли к косе. Раненых подбирали шлюпки.

Последними притопленный буксир покинули адмирал и командир корабля. Адмирала забрал торпедный катер. Человек в мокром кителе с широкими шевронами флагмана на рукавах — единственный, который точно, на память, знал план, время и точку встречи отряда высадочных средств с кораблями севастопольского десанта. Десант должен был состояться!

Арсений Рябикин, наш спец. корр.

Сахара: человек и пустыня

Вероятно, это прозвучит парадоксально, но я смею утверждать, что ландшафты пустынь относятся к числу самых многоликих, самых фантастических и даже красочных на земном шаре. Пустыни, которые многие из нас представляют себе скучными и однообразными, по многоликости могут поспорить даже с лесами. Лесам они, пожалуй, уступят. Но только лесам. Нитундра, ни степь, ни саванна сравнения с пустыней не выдержат.

Мне довелось побывать в Каракумах, Кызылкуме, на Устюрте. Но тот, кто хоть раз увлекся красотою и своеобразием пустынь, не может не мечтать о Сахаре — величайшей пустыне нашей планеты. И я тоже мечтал увидеть Сахару. Но с Сахарой мне не везло. Несколько раз я пролетал над нею, направляясь в Черную Африку, однако все перелеты, как нарочно, происходили ночью, и лишь однажды я увидел западный, упирающийся в Атлантический океан край Сахары, размытый зеленоватым лунным светом.

Планета наша не торопится раскрыть все свои тайны. Тайну или загадку пустынь — тоже. Почти все пустыни земного шара хранят следы былой буйной жизни — некогда они были зелеными и обильными влагой. Какие силы изменили природные условия?.. И как приспосабливались люди к новой обстановке?..

Удивительная эта пустыня, Центральная Сахара. Человек появился в ней еще в палеолите, а сейчас она относится к числу наименее заселенных районов планеты. Пустыня, которая то наполнялась водою и зеленела, то высыхала и желтела. Пустыня, в которой жизнь и смерть теснили и сменяли друг друга. Несколько тысячелетий назад талантливейшие художники украсили Сахару удивительными фресками. В наши дни Сахара некоторое время служила атомным полигоном. В Сахаре возникали и гибли античные и средневековые города. В 20-х годах XX века человеческий гений угадал в Сахаре нефть, а в 50-х годах в пустыне вспыхнули оранжевые факелы над газовыми скважинами, появились нефтяные вышки и новые поселки... Любая из этих страниц долгой истории Сахары чрезвычайно сложна для понимания. Осмыслить их одному человеку не по силам, но не интересоваться ими, по-моему, невозможно.

Впервые мне удалось побывать в Сахаре, когда я попал в Египет. Там тогда уже развернулось крупнейшее в истории пустынь строительство — строительство Асуанского гидротехнического узла. Правда, специалисты-пустыневеды далеко не единодушно относят пустыни Египта к Сахаре: «максималисты» проводят восточную границу Сахары по Красному морю, а «минималисты» — по долине Нила. Я склоняюсь к мнению первых и потому записал на свой «счет путешественника» еще три пустыни: Аравийскую — темно-бурую, каменную, Ливийскую — ярко-желтую, песчаную, пропоротую грядами черных скал, Нубийскую — из темно-каменных холмов, похожих на пирамиды, — три восточные пустыни великой Сахары.

Через некоторое время, возвращаясь из Восточной Африки, я очутился в Хартуме и вышел на узкий мысок, где сливаются Белый и Голубой Нил. Они были одинаково мутными в ту пору летнего разлива, но не это обстоятельство занимало мое воображение: по месту слияния Белого и Голубого Нила специалисты проводят южную границу Сахары, и я смотрел на север, в сторону гигантской пустыни...

Счастье все же не совсем отвернулось от меня, и Центральную Сахару я все-таки увидел.

...Мы должны были улететь в Париж из Браззавиля, но «боинг-707» в Браззавиле не взлетел — отказали моторы. В результате в воздух мы поднялись не утром, как полагалось по расписанию, а в предвечерние часы. Над Сахарой мы очутились засветло, но уже в то время, когда солнечные лучи скользили по пустыне, и Сахара открылась нам красотою необычайной.

У южных своих пределов она была песчано-палевой, и лишь инородно чернели среди песков обнаженные скалистые массивы; их инородность подчеркивалась розовыми и кирпичного цвета шлейфами, бог весть из чего сотканными; беспорядочно извивающаяся приглушенно-пестрая песчаная рябь прижимала края шлейфов к земле, но совсем придавить и совсем засыпать не могла, словно шлейфы время от времени наполнялись, подобно парусам, ветром и сбрасывали с себя песчаный прах.

Шлейфы исчезли, когда вместо скалистых массивов появились источенные ветром одиночные скалы, похожие на полураскрывшиеся бутоны черных тюльпанов... Рыжая рябь беспрестанно катилась там на север, и не верилось, что есть сила, способная остановить ее наступление.

Но волны песчаной ряби неожиданно разбились о сомкнутый строй черных скал. Пустыня взъерошилась, пустыня покрылась песчаными грядами и кратерами, вспорола себя руслами давно пересохших рек, обнажила лежбища давно исчезнувших озер — замытые глиной участки с бледными извивами давних глубинных потоков...

Солнце опускалось в невидимый Атлантический океан, и на пустыню надвигалась ночь. Сахара сначала поголубела на востоке, а потом на черный, покрытый пустынным загаром камень легли угрожающе красные лучи уходящего тропического солнца, и возникло ощущение отбушевавшего пожара — ощущение огня и угля — и бесконечности этого пожара в пространстве и времени... С заходом солнца пространство и время сжались, и дымчато-синяя мгла наползла на пожарище, местами приглушая огонь, а местами обнажая обгоревшие остовы скал, еще не успевших остыть. Они, эти остовы, были остроребристыми, с извилистыми щупальцами, сплетенными в центре в тугой узел; щупальца прожигали синюю мглу над собой и были похожи на разбросанные руки и на смертоносное метательное оружие средневековых африканцев, внешне напоминающее пропеллер-Ночь побеждала, и, хотя наш воздушный лайнер не набирал высоту, Сахара все глубже и глубже опускалась под нами, скрывая и то немногое, что приоткрыла нам....

И.М. Забелин

Летопись на скалах

1847 году солдаты французских колониальных войск, остановившиеся на отдых в небольшом оазисе Тиу, увидели на песчаниковых скалах, окружающих оазис, какие-то рисунки. Несколько копий этих рисунков попали в Париж и немало озадачили исследователей: на скалах были изображены животные, которые просто не могли жить в Сахаре, — жирафы, слоны, бегемоты.

Спустя несколько лет немецкий исследователь Генрих Барт, путешествуя по Сахаре, увидел новые наскальные рисунки — охотников в масках, животных, сцены охоты, но, к своему удивлению, не нашел среди изображений верблюда. Барт был достаточно квалифицированным исследователем, чтобы отнести это только за счет случайности. Он заключил, что рисунки эти были высечены тогда, когда верблюдов в Сахаре вообще не было. А так как анализ античных рукописей, рассказывающих о великой пустыне, позволял предположить, что верблюды появились в Сахаре лишь во II— III веках нашей эры, то — следовал вывод Барта — открытые изображения были сделаны, по крайней мере, не позже этого времени.