Елена Евстратова - 100 шедевров русских художников Страница 10

Московский дворик. 1878. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Левитан Исаак Ильич (1860–1900)

Осенний день. Сокольники

Ранняя ученическая работа Левитана проникнута элегическим настроением тихого увядания природы. По извилистой аллее парка, спеша укрыться от непогоды, стремительно идет молодая женщина. Словно наперегонки с ней по серому небу проносятся облака. Темная листва густой зелени парка дана обобщенно, в духе французского пейзажиста К. Коро, работы которого были знакомы и близки Левитану. Фигуру женщины в этом пейзаже Левитану помог написать его товарищ по Московскому училищу Николай Чехов, брат писателя Л. Чехова. «Осенний день. Сокольники» стала первой картиной, приобретенной у Левитана П. Третьяковым.

Осенний день. Сокольники. 1879. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Вечер. Золотой плёс

С высокого волжского берега открывается восхитительный вид на спокойную светлую гладь великой реки. От воды поднимается золотистый туман, окутывая дальний высокий берег. Художник словно приглашает нас медленно спуститься с холма по мягкой траве, все ниже и ниже, к дому с красной крышей, где он снимал комнату. Высокая стройная колокольня светлого храма «осеняет» центр композиции, придавая картине смысловую законченность и эпическое величие. В этом волжском пейзаже особенно остро ощущается то, что Левитан назвал «божественное нечто, разлитое во всем», – величественная и непостижимая гармония всего сущего в мире.

Вечер. Золотой плёс. 1889. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Мостик. Саввинская слобода

Левитан рассказывал своему сокурснику по Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества К. Коровину: «Лежат во дворе дрова – а как их можно написать, какая в них гамма красок! На них горит солнце! Двор уже не кажется пустым и безлюдным – он живет!» Действительно, в этом этюде маленький деревянный мостик через ручей «оживает» в сиянии сиреневых, желтых, зеленоватых цветовых рефлексов. Поразительно умение Левитана передавать различные оттенки молодой, устремленной к солнцу весенней зелени, мягкую вибрацию солнечных бликов на траве и в нежной листве деревьев.

Мостик. Саввинская слобода. Этюд. 1884–1886. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Вечерний звон

«Вечерний звон» – один из самых чарующих, проникнутых молитвенным настроением пейзажей Левитана. Сверкающая лента реки выглядит как граница между двумя мирами. Зритель находится на этом, мирском берегу, завороженно глядя на скользящую по водной глади лодку и сверкающие в закатных лучах солнца купола монастырского храма. Этот монастырь написан художником как манящий образ иного, горнего мира, величественный и прекрасный. Левитан не случайно называет картину «Вечерний звон» – в ней действительно слышится разливающийся над рекой в прозрачном предвечернем воздухе колокольный звон, наполняющий все пространство Божественным покоем.

Вечерний звон. 1892. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Над вечным покоем

Левитан работал над этим пейзажем летом 1893 года на озере Удомля близ Вышнего Волочка. Перед нами предстает величественное соединение природных стихий: высокого вечернего неба с тяжелыми сине-серыми тучами, широкой могучей водной глади озера и зеленого островка-пригорка. Среди этого бескрайнего пространства небольшая часовня с заброшенным кладбищем кажется затерянной песчинкой. В часовне горит огонек – напоминание о том, что жизнь продолжается… «Вечность, грозная вечность, в которой утонули поколения. Какой ужас, какой страх!» – восклицал художник. Левитан очень хотел, чтобы картину приобрел П. Третьяков. Обращаясь к коллекционеру, он писал о том, что в этом пейзаже он выразился весь, со всей своей психикой, со всем своим содержанием.

Над вечным покоем. 1894. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Владимирка

Летом 1892 года Левитан жил в деревне Городок по Нижегородской железной дороге. По воспоминаниям художницы С. Кувшинниковой, однажды, возвращаясь с охоты, они вышли на старую, проходящую через широкие поля дорогу. И вдруг Левитан вспомнил, что это за дорога: «Да ведь это Владимирка, та самая, по которой когда-то, звякая кандалами, прошло в Сибирь столько несчастного люда».

На основе написанного здесь этюда и был создан один из самых пронзительно-задушевных пейзажей Левитана. Художник наполняет его историческими, песенными ассоциациями. Бесконечная, уходящая к горизонту дорога под тоскливо-пасмурным небом, одинокая фигура путника, могильный крест – мотивы, олицетворяющие у Левитана размышления о жизненном пути и предназначении человеческого бытия. Где-то вдалеке, среди бескрайних полей, виднеется купол церкви – последнее пристанище мятущейся души.

Владимирка. 1892. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Март

Картина была написана в имении Горка Тверской губернии, где Левитан гостил у своих друзей Турчаниновых. Это один из самых мажорных по настроению пейзажей художника. В глубине леса еще царствует зима, лежат нетронутые бело-синие сугробы. Но уже тянутся к солнцу тающие в лазурной вышине неба верхушки огромных деревьев, и появились первые проталины на зимней разъезженной дороге. Подтаявшая дорога «приводит» нас к согретому солнечными лучами деревянному дому. Лошадка пригрелась на солнце, сползает снежная шапка козырька над крыльцом…

В пейзаже поражает разнообразие приемов работы кистью. Левитан то записывает холст жидкой краской в области неба, то буквально рельефно «взрыхляет» снег на первом плане, давая зрителю почувствовать бесконечную игру света и текущий процесс обновления природы.

Март. 1895. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Золотая осень

«Пышное природы увяданье» представлено художником ярко и торжественно. Излюбленный мотив Левитана – лента убегающей вдаль реки – напоминает о длящемся пути человеческой жизни. Река, необозримые дали одетых в золотую листву деревьев, зеленеющие огороды вдалеке – этот вид вбирает в себя все самое характерное, что есть в русской равнине. Листья на хрупких березах тихо шелестят на осеннем ветру – их художник пишет рельефными, подвижными мазками. В пейзаже поразительно соединяются мимолетное, остановленное мгновение и грандиозное, незыблемое величие природы.

Золотая осень. 1895. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Врубель Михаил Александрович (1856–1910)

Царевна-лебедь

Эта картина – сценический портрет Н. Забелы в роли Царевны-Лебедь в опере Н. Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Павою она проплывает мимо нас по сумрачному морю и, обернувшись, бросает тревожный прощальный взгляд. На наших глазах сейчас произойдет метаморфоза – тонкая, изогнутая рука красавицы превратится в длинную лебединую шею. Этот удивительно красивый костюм Врубель придумал сам.

Царевна-лебедь. 1900. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Демон сидящий

По словам Врубеля, «Демон значит “душа” и олицетворяет собой вечную борьбу мятущегося человеческого духа, ищущего примирения обуревающих его страстей, познания жизни и не находящего ответа на свои сомнения ни на земле, ни на небе». Могучий Демон сидит на вершине горы среди таинственного, бесконечного космического пространства. В томительном бездействии сомкнуты руки. Из огромных глаз скатывается скорбная слеза. Слева вдалеке пламенеет тревожный закат. Вокруг мощно вылепленной фигуры Демона словно распускаются фантастические цветы из разноцветных кристаллов. Врубель работает как монументалист – не кистью, а мастихином; он пишет широкими мазками, которые напоминают кубики мозаичной смальты. Эта картина стала своеобразным духовным автопортретом художника, наделенного уникальными творческими способностями, но непризнанного, мятущегося.

Демон сидящий. 1890. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Нестеров Михаил Васильевич (1862–1941)

«Амазонка»

Этот портрет – один из самых пленительных женских образов в русской живописи Серебряного века. Портрет писался в Уфе, в родных местах художника, среди природы, которую он трепетно любил. Дочь художника Ольга в элегантном черном костюме для верховой езды (амазонке) позирует среди вечерней ясной тишины заката, на фоне светлого зеркала реки. Перед нами – прекрасное остановленное мгновение. Нестеров пишет горячо любимую дочь в светлую пору ее жизни – молодой и одухотворенной, такой, какой ему хотелось бы ее запомнить.