Власть. Новый социальный анализ - Бертран Рассел Страница 15

Григорий VII пацифистом не был. Его главный лозунг: «Будь проклят человек, который не окропил свой меч кровью». Однако он пояснял, что имеет в виду запрет на отказ в проповеди плотским людям, что показывает справедливость его взглядов на власть пропаганды.

Николас Брейкспир, единственный англичанин на папском престоле (1154–1159), продемонстрировал теологическую власть папы в несколько иных обстоятельствах. Арнольд Брешианский, ученик Абеляра, проповедовал учение, согласно которому «не могут спастись священники, имеющие поместья, епископы, имеющие феоды, монахи, обладающие имуществом». Разумеется, это учение ортодоксальным не было. Св. Бернард говорил об Арнольде: «Человек, который не ест и не пьет, но лишь, подобно дьяволу, алчет и жаждет крови душ». Тем не менее св. Бернард признавал его исключительную личную набожность, благодаря которой Арнольд стал полезным союзником римлян в их конфликте с папой и кардиналами, которых в 1143 году удалось отправить в изгнание. Он поддержал возрождение Римской республики, которая пыталась опереться на его учение. Однако Адриан IV (Брейкспир), воспользовавшись убийством кардинала, наложил на Рим запрет на время Страстной недели. К Страстной пятнице сенат был охвачен теологическим ужасом, заставившим его униженно подчиниться. Благодаря помощи императора Фридриха Барбароссы Арнольд был пойман. Его повесили, тело сожгли, а пепел развеяли по Тибру. Так было доказано, что священники имеют право быть богатыми. Папа, чтобы наградить императора, короновал его в соборе Св. Петра. Войска императора оказались полезны, но не настолько, как католическая вера, которой церковь была обязана своей властью и богатством в гораздо большей мере, чем светской поддержке.

Учение Арнольда Брешианского примирило папу и императора друг с другом; каждый из них признал, что и тот и другой нужен для установления порядка. Но когда от Арнольда избавились, вскоре снова разгорелась неизбежная вражда. В последовавшей долгой войне у папы появился новый союзник, а именно Ломбардская лига. Император отстаивал феодализм, с которым буржуазный капитализм враждовал уже тогда. Хотя церковь запрещала «ростовщичество», папа сам был заемщиком, причем капитал североитальянских банкиров оказался ему настолько полезным, что он был готов сделать некоторые теологические поблажки. Конфликт Барбароссы с папством, продлившийся около двадцати лет, закончился ничьей, и именно Ломбардская лига оказалась главным фактором, не позволившим императору одержать победу.

В долгом состязании папства и императора Фридриха II конечная победа папы в основном определялась двумя причинами – сопротивлением коммерческих городов Северной Италии, Тосканы и Ломбардии феодальной системе и благочестивым энтузиазмом, пробужденным францисканцами. Св. Франциск проповедовал апостольскую нищету и всеобщую любовь; однако через несколько лет после его смерти его последователи взяли на себя роль вербовщиков, набиравших силы для защиты собственности церкви. Император потерпел поражение в основном потому, что не смог приукрасить свою позицию видимостью набожности и морали.

В то же самое время военные меры, принятые папами в период этой борьбы, заставили многих людей выступить с моральной критикой папства. Об Иннокентии IV, папе, с которым Фридрих состязался на момент своей смерти, «Кембриджская история Средневековья» (Vol. VI, p. 176) говорит:

Его концепция папства была более светской, чем у любого прежнего папы. Свои слабости и средства, от них защищающие, он считал исключительно политическими. Свою духовную власть он неизменно использовал для сбора денег, подкупа друзей, ущемления врагов, а его беспринципность стала повсеместным источником для презрения и враждебности к папству как таковому. Его расходы сами стали скандалом. Презрев свои духовные обязанности и местные права, он использовал церковные фонды в качестве папского дохода и средства политического вознаграждения: бывало, что в очередь к папе выстраивалось по четыре претендента, ожидающих бенефиция. Естественным следствием такой системы стали дурные назначения, кроме того, легаты, выбиравшиеся для военных или дипломатических целей, чаще всего по своему характеру были совершенно светскими… Иннокентий не осознавал утрату престижа и духовного влияния, которой он сам стал причиной. У него были благие намерения, но не благие принципы. Отличаясь безусловным мужеством, непобедимой решимостью и хитростью, он неизменно сохранял хладнокровие, которое не могли поколебать неудачи и несчастья, он терпеливо преследовал свои цели, демонстрируя коварство и безверие, которые понизили общие стандарты церкви. Его влияние на события было огромным. Он нанес вред империи; он стал источником упадка папства; наконец, он определил судьбы Италии.

Смерть Иннокентия IV не привела к переменам в папской политике. Его преемник Урбан IV продолжил борьбу, одержав окончательную победу над сыном Фридриха Манфредом, и завоевал поддержку развивающегося капитализма в Италии, иногда от него отворачивающегося, довольно интересным применением собственного авторитета в вопросах морали, которое представляет собой классический пример превращения власти пропаганды в экономическую власть. Большинство банкиров, большой оборот которых определялся сбором папских доходов, и так уже были на стороне папы, но в некоторых городах, например в Сиене, умонастроения гибеллинов были настолько сильны, что банкиры поначалу встали на сторону Манфреда. Когда это произошло, папа известил должников банков о том, что их христианская обязанность – не платить по долгам, каковое извещение должники восприняли с радостью, увидев в нем авторитетное суждение. В результате Сиена потеряла английскую торговлю. По всей Италии банкиры, пытавшиеся избежать разорения, были из-за этого папского маневра вынуждены перейти на сторону гвельфов[16].

Однако такие средства, хотя они и позволяли завоевать политическую поддержку банкиров, вряд ли могли усилить в них почтение к папским претензиям на божественный авторитет.

Весь этот период с падения Западной империи и до конца XVI столетия можно считать состязанием двух традиций – имперского Рима и тевтонской аристократии, причем первая воплощалась в церкви, а вторая – в государстве. Императоры Священной Римской империи сделали попытку присвоить традицию имперского Рима, но потерпели неудачу. Сами они, за исключением Фридриха II, были слишком невежественны, чтобы понимать римскую традицию, тогда как политический институт феодализма, с которым они были знакомы, являлся германским. Язык образованных людей, включая тех, что служили императорам, производился исключительно от античности; право было римским, философия – греческой, однако обычаи, по происхождению своему тевтонские, были такими, что упоминать их в куртуазном обществе не стоило. Это было затруднение того же рода, с которым сталкивается современный античник, пытающийся описать на латыни процессы, происходящие в современной промышленности. Только после Реформации и замены латыни современными языками тевтонский элемент в цивилизации Западной Европы нашел для себя адекватное литературное и интеллектуальное выражение.

После падения Гогенштауфенов в течение нескольких десятилетий казалось, что церковь восстановила власть Италии над западным миром. Если судить по финансовым показателям, правление было по меньшей мере столь же крепким, что и во времена Антонинов: доходы, поступавшие в Рим из Англии и Германии, значительно превышали по своему объему те, что могли извлекать римские легионы. Но их