Станислав Венгловский - Рассказы об античном театре Страница 52

– Какую радость доставляет нам твой приход, о, возлюбленная богиня! – захлебываются в восторге люди на сцене.

Корифей интересуется у Гермеса, почему так долго отсутствовала на земле богиня Мира, и бог с удовольствием дает пространное разъяснение, развивая мысли, известные зрителям уже по виденной ими комедии «Ахарняне». Перикл, потеряв в старости осмотрительность и осторожность, довел отношения между Афинами и Спартой до братоубийственной войны. Вражду эту поддержали знатные эллины, кому она выгодна, как среди афинян, так и среди спартанцев. Особенно ненавистную роль при этом сыграли демагоги. А пуще всего – Клеон.

Едва только бог произносит это имя – Тригей умоляет не повторять его больше, чтобы не вызвать тень Клеона из подземного царства.

В компании двух красавиц нимф, Тригей покидает орхестру. Он усаживается с ними на жука, чтобы спуститься на землю.

Пока совершается это новое путешествие – на орхестре начинается парабаза, в которой хор говорит о значении комедий Аристофана. Не довольствуясь ничтожными сюжетами, которые служат простому развлечению, поэт поднимает свое искусство на очень значительную высоту. Аристофан не побоялся вступить в борьбу с бесчестными демагогами, вроде Клеона…

И вот уже перед зрителями предстает Тригей, возвратившийся опять на землю. Радостными криками встречают его дочери, суетятся и мельтешат рабы. Путешественник утирает лицо от пота, почесывает похолодевшую и взмокревшую от пота спину и восхищенно покачивает головой. Нелегко человеку вырваться в небо, но еще труднее возвратиться оттуда назад!

Но воспоминания воспоминаниями, а дело не ждет.

Рядом с Тригеем – две небесные красавицы. Одну, как и велено на Олимпе, он подводит за руку к первому зрительскому ряду, где восседают члены афинского Государственного Совета, усаживает ее между ними. Девице надлежит отныне заботиться о зрелищах для народа, в том числе – о театре. А другую красавицу, Опору, служанки уводят в дом, чтобы подготовить к свадьбе. Свадьба, по указанию того же Олимпа, должна состояться сегодня.

Начинаются жертвоприношения. Пахнет вкусными дымками. Предстоящим свадебным торжествам не в силах помешать даже не заинтересованный в ней обжора-жрец. Тригей прогоняет его при поддержке многочисленных помощников.

Наступает такой желанный для всех землян мир, в ожидании которого находятся все присутствующие зрители и все жители афинского государства, как в амфитеатре, так и на орхестре. Но в амфитеатре еще только предчувствуют мирное время, а на орхестре им уже наслаждаются.

Как бы там ни было, передышка в кровавой бойне, по утверждению историка Фукидида, наступила сразу после городских Дионисий. Передышка эта вошла в историю под названием Никиев мир, поскольку окончательную точку в переговорах поставил именно этот полководец. Как и большинство афинян, Никий всецело находился под обаянием комедии Аристофана.

Женщины против войны

Никиев мир, заключенный между Афинами и Спартой в 421 году до н. э., обещал спокойную жизнь на протяжении ближайших пятидесяти лет.

Вполне возможно, что многим веселящимся зрителям, которые попивали вино и стонали до боли в животе, вызванной увиденным на орхестре, – и в жизни казалось возможным все то, что было придумано поэтом и воплощено актерами, что развлекало и увлекало публику. Однако вскоре, взвешивая результаты заключенного мира, они убедились, насколько действительность и выдумка рознятся между собою.

Никиев мир оказался глиняным. Он констатировал лишь усталость обеих сторон, отражал всеобщее желание передохнуть, прийти в себя, оглядеться вокруг.

Никиев мир не решал даже самых наболевших вопросов, не говоря уж о том, что нисколько не устранял направления мыслей, которое установилось в Элладе. Этот мир не подсказывал, какой строй является предпочтительней, справедливей: демократический ли, установившийся в Афинах и во всем подвластном им лагере, либо же олигархический, культивируемый в Спарте и в союзных с ней государствах.

Мир, сказано, не решал и насущных вопросов. Афины так и не получили назад утраченный ими Амфиполь, в результате чего фракийские города не признавали их власти или хотя бы подобия протектората. Стало быть, затруднения с подвозом корабельного леса ничуть не устранялись. Это притом, что афиняне, уступая миротворцу Никию, отпустили всех знатных спартанских пленников.

Спартанцы, казалось бы, добились большего, нежели афиняне, однако и они не получили назад ни Пилоса, ни Киферы. В дополнение Аргос, вышедший из союза с воинственными спартанцами, примкнул к Афинам, как бы подтверждая высказывания аристофановских героев, что аргосцы любят кормиться одновременно с двух столов.

Как видим, мир зависел теперь от того, кто окажется у государственного руля как в Афинах, так и в Спарте. Надо сразу сказать, что новые спартанские эфоры, высшие должностные лица, в руках которых, а не в руках двух традиционных царей, находилась фактическая государственная власть, – восприняли новый мир как унижение для своей страны. Готовя ответные действия, они предварительно заключили мир с Фивами, чем возбудили подозрения в Афинах, а, значит, ослабили в них партию мира, выпестованную Никием. Это тоже не прошло бесследно.

Еще необходимо отметить, что в Афинах к тому времени набирала сил роковая в них личность – неуправляемый аристократ Алкивиад.

Алкивиад родился в 450 году до н. э. Он происходил из знатного рода Алкмеонидов. Рано осиротев, Алкивиад воспитывался в доме известного нам Перикла, будучи его близким родственником, и Перикл стал для него очень чутким опекуном.

Красивый, одаренный, самый богатый в Афинах, если не во всей Элладе, представитель так называемой золотой молодежи, – Алкивиад принадлежал к числу тех людей, которые окружали философа Сократа. Вместе с Сократом, своим духовным наставником, они оба принимали участие в сражениях, где не раз помогали друг другу избежать смертельной опасности.

При всем этом Алкивиад прослыл человеком крайне импульсивным, склонным к различного рода авантюрным выходкам. Говорили, будто в ранней юности, заметив озабоченность Перикла по поводу отчета перед народным собранием, Алкивиад посоветовал ему подумать лучше над тем, как вообще избежать необходимости перед кем-либо отчитываться.

И вот этот человек, едва достигший тридцатилетнего возраста, сразу после заключения Никиева мира, избирается стратегом, что, по тогдашним меркам, считалось как бы недопустимым. Новоиспеченному стратегу хотелось проявить себя в чем-то исключительно ярком, сразу бросающемся в глаза, и, оказалось, помешать этому не в силах был даже Никиев мир.

Несмотря на противодействия Никия, военные акции вскоре возобновились, хотя афиняне участвовали в них как-то скованно, нерешительно. В 418 году до н. э. дело дошло до кровавого сражения при Мантинее (город в Аркадии). Спартанский царь Агис нанес своим противникам основательное поражение. А составляли противостоящую ему коалицию аргосцы, мантинейцы, элидяне и афиняне. После такой знаменательной победы спартанцы быстро воспрянули духом, как бы забыв о своих неудачах при Сфактерии. Союзники же афинян начали от них отмежевываться.

Да и в самих Афинах после этого никак не могли определиться, чему отдавать предпочтение: поддерживать ли политику мира, все еще пестованную Никием, либо же политику войны, приятную эффектному Алкивиаду.

Все решилось вроде само по себе. К Афинам обратились за помощью сицилийские греки, жители тамошнего города Эгесты, которым угрожали Сиракузы, проводившие все более четко выраженную экспансионистскую политику. Алкивиад ухватился за выпавшую возможность со всей присущей ему горячностью.

Собственно, в таком предприятии и не усматривалось чего-то необычного. Афиняне всегда поддерживали контакты с так называемой Великой Грецией, то есть с греками, обитавшими на землях Южной Италии и на Сицилии. Во времена Перикла там была основана колония Фурии, куда не раз направлялся афинский флот с теми или иными целями. Однако на этот раз Алкивиад настраивал соотечественников на что-то более грандиозное, рисуя планы подчинения не только Сицилии, но и всего бассейна Средиземного моря после победы над Карфагеном, который располагался уже на северной оконечности Ливии, по-нашему – в Африке. Афиняне слушали Алкивиада с неописуемым интересом. На песке, который покрывал палестры (площадки для борьбы) – они прутиками рисовали направления предстоящих ударов и вылазок, а также громких побед. Судьба морского похода вскоре была решена бесповоротно.

Правда, к самому Алкивиаду у его соотечественников не было особого доверия. Вместе с ним решено было отправить двух проверенных стратегов, предоставив им неограниченную власть. Этими стратегами избрали известных нам Никия и Ламаха. В Никии афиняне ценили осторожность, взвешенность, в Ламахе – боевой опыт и полководческий дар, настоящий талант. Сочетание этих качеств с энергией, смелостью, просто с наглостью Алкивиада, были уверены все на Пниксе, – сулит большой успех.