Живущий за двоих - A. Gruinard Страница 12

Кивнув Тони, он ушел, Эндрю стоял и смотрел ему вслед, когда уходил.

“Постарайся не облажаться, малыш. Переезд - тяжелое дело, одновременно тяжелое и в то же время очень привередливое. Я помогал ему пару раз, когда больше никого не было. Просто надеюсь, что там нет пианино.”

Когда Эндрю шел к автобусу, чтобы отправиться домой, он вспомнил, как грузчики жаловались на пианино в его собственном доме после переезда два года назад. Неделя работы в фирме по переезду была ужасной, но в то же время приносила удовлетворение. Два парня, с которыми он работал, оба достаточно услужливо звонили Дэйву, бесконечно ругали его за, ну, почти за все. За маленького, недостаточно сильного, за то, что ходил в частную школу, даже за бутерброды, которые он готовил себе на обед. Но в то же время он слышал, как они признавались Арчи, что он "не совсем гребаный бесполезный человек". Проклят слабой похвалой.

Что делало его хотя бы умеренно полезным, так это упаковка и защита мебели. Он наблюдал, как двое других заполняли фургон, словно какую-то трехмерную головоломку, расставляя разные части по местам, чтобы пространство использовалось эффективно, но также чтобы было как можно меньше движения, чтобы предотвратить поломки. Старший Дейв гордился тем, что загружал фургон, чтобы защитить мебель, одновременно укладывая все, чтобы заполнить пространство. Эндрю подвергался жестоким насмешкам за то, что не мог поднять некоторые из более тяжелых предметов, но он бесконечно таскался туда-сюда с коробками и более легкими предметами. В перерывах между всем этим он заворачивал комоды и столики, зеркала и картины, чтобы они тоже могли оказаться в фургоне. Он ни разу не стоял без дела.

Арчи ждал, когда они вернулись во двор в конце первого дня, и Эндрю подвергся жестокому обращению со стороны двух других. Он знал, что это была борьба, и поэтому смирился с тем, что ему сказали, что он больше не нужен. Он был очень удивлен, когда ему сказали, что он будет работать всю неделю.

“Так ты хочешь оставить его? Звучит так, будто он не справляется со своим весом”.

“Ну, у него нет никакого веса, тощий коротышка. Я полагаю, мы оставим его”.

Арчи кивнул, протянул Эндрю пятерку и побрел прочь.

“Не опаздывай утром”.

Эндрю посмотрел на деньги, пожал плечами и направился к автобусу. Ни один из дейвов не был агрессивен, но они провели большую часть дня, унижая его. Эндрю понял, что он уже начал отключаться от них. В переезде было достаточно более легких вещей, которые нужно было тщательно упаковывать, чтобы он мог функционировать как часть команды. Ему было 12 лет, и он был худым, с этим он ничего не мог поделать. Но он не остановился, не облажался и, за исключением семи предметов мебели, мог делать все, что от него требовали. Имейте в виду, что его руки были ватными, и он был серьезно голоден. Что поразило его в ту ночь, так это то, с какой легкостью он солгал своим родителям.

“Я помогал переносить кое-какие вещи на склад, я не привык к тяжелой работе”.

Его отец ответил автоматически.

“Если бы ты не был таким ленивым”.

Эндрю удалось скрыть ухмылку. Его больше не расстраивали эти подколки. Он закончил свой ужин и оставил свою мать, все еще жалующуюся на отца, давно забыв, чем он занимался весь день. Его темп в ту ночь на пробежке был больше похож на бег трусцой, у него болели руки и живот, и он никак не мог выполнять какие-либо другие упражнения, но он наслаждался летним вечером.

Уровень словесных оскорблений снизился в течение недели. Эндрю не сопротивлялся и просто продолжал работать, а двум другим просто стало скучно. Второй день был худшим с точки зрения ноющих мышц, но за оставшиеся дни они ослабли. В пятницу вечером Арчи, как обычно, ждал во дворе.

“Вот, пожалуйста. Ты сможешь работать на следующей неделе?”

Эндрю покачал головой.

“Тони поручил мне поработать в магазине следующие две недели, так же, как и здесь, на время отпуска”.

“Черт. Ты там завтра?”

“Да”.

“Я приду и поговорю с ним вечером, посмотрим, смогу ли я что-нибудь придумать”.

Направляясь домой, Эндрю понял, что то, что он хотел сделать, не имело значения для Арчи. На следующее утро он пересказал разговор Тони.

“Все довольно спокойно. Если бы я не ходил на костылях, я бы справился сам. Что ты хочешь сделать?”

“Вы оба платите одинаково, и в фотолаборатории нет работы или ее очень мало, не так ли?”

“Все переходят на цветную пленку. Давайте оставим это на минутку. Если я запасусь, то со мной все будет в порядке весь день. Я положу карточку "вернуться через 5", когда мне захочется пописать. Я предложил разделить неделю. Здесь вторник, четверг и суббота, а у него понедельник, среда и пятница. Жадный ублюдок хотел всю неделю, но согласился на это. Он смотрит вперед и может использовать тебя в течение следующего месяца. Итак, две недели включений и выключений, а затем две недели с ним. Вы говорили о поездке в отпуск, никаких новостей?”

“Кажется, все тихо, с деньгами туго. Со мной все должно быть в порядке”.

“Арчи зайдет позже, так что вы можете подтвердить. Как вы можете себе представить, вчера вечером было много разговоров о нашей ситуации. Кенни брал с нас по пятерке за ролик для наших специальных фильмов и делал не менее 10 роликов каждые две недели. Когда мы остановились и подсчитали, этот ублюдок заработал на нас больше тысячи. Итак, некоторые из нас собираются попробовать немного покрасить. Нам помогло то, что парень, написавший письмо, был таким честным, рассказав нам, что у него не получилось сделать целый рулон. Это снизит наши ожидания”.

Эндрю кивнул.

“Дай мне знать, как все пройдет. Если у тебя получится, то, возможно, ты сможешь научить меня. Прямо сейчас я просто оставляю свои в Boots и забираю их обратно через пять дней”.

Тони рассмеялся.

“Да, но то, что мы снимаем, не может быть обработано с помощью Boots, не так ли?”

Эндрю улыбнулся в свою очередь.

“Верно”.

Следующие две недели были дерьмовыми. Два дейва были болтливы с Эндрю, но успокоились за ту неделю, что он работал с ними. Когда Эндрю появился в понедельник утром, ведущий в команде, Грант, сразу же невзлюбил его. Ничто из того, что он делал, не было достаточно хорошим, его все время называли ‘бессмысленной пиздой’,