Людмила Бояджиева - Не плачь, Джульетта! [Феллини] Страница 5

ЭПИЗОД «СЛАДКАЯ ЖИЗНЬ»

Вывеска «Киностудия Чинечитта. Кабинет Ф. Феллини»

Феллини перебирает папки с фотографиями, завалившие стол, рассматривает фото: — Где ты, красавица–божий одуван? Почтенный возраст так живописен. Этот единственный зуб, эти сморщенные складки кожи…красота! Привет, карлик! Извини, красавчик, пока ничего для тебя не придумал. Ага, старикан с черепушкой Эйнштейна! Подожди, подожди, дорогой. Вот есть у меня одна мыслишка… А, «старый аристократ»! Мощи развратника. Ты то мне и нужен, бродяга.

Пишет что–то на обороте фото.

Входит Джульетта. Берет стопку отобранных Федерико фотографий. Читает надписи на обратной стороне: «Сумасшедший ученый», «Вислозадая воровка», «Видел. Косит еще сильнее», «Похудела, буфера свисают до колен», «Горластая телка. Могла бы сойти за римскую блядь из общества»… Твой фотоархив растет. Кто–то стареет, кто–то худеет. Только карлик вряд ли вырастет. Да и я — не помолодею.

Кладет на стол принесенные конверты.

Феллини: — Что там у нас?

Джульетта: — Предложения из Голливуда. Они хотят, что бы ты снял «Дочь Кинг — Конга» или что–то увлекательное о похождениях Казановы.

Феллини: — От мемуаров этого зануднейшего пройдохи меня мутит. Лучше бы его оскопили, что б не мучался. Только американцы могут рассчитывать, что засушенный кузнечик может стать съедобным в остром эротическом соусе.

Джульетта: — Если соус для них живенько состряпает нашумевший итальянский повар экзотических блюд.

Феллини: — Перебьются. Хотя…Черт бы их побрал! Но это единственная реальная возможность заработать деньги на мой фильм. Видишь ли, я полагал, что решил дилемму «делать деньги» или «делать искусство». Что сумел–таки зарабатывать искусством, не опуская планку до коммерческого ширпотреба. Увы…Не вышло!

Джульетта: — «Дорога» и «Кабирия» идет по всему миру. Отличные сборы. Но их мало для запуска нового фильма. Разумеется, фильма не дешевого, с размахом, с постановочными эффектами! Ведь маэстро не привык экономить на своих фантазиях.

Феллини: — Милая! Это же кино! Создание новой вселенной! Сотворчество с Господом! Писатель может обойтись листком и чернилами, композитор — пианино или дудкой. Художнику для самовыражения достаточно раздобыть кисть и краски. Мне нужен целый мир! Целый мир — понимаешь? А кто мне скажет, сколько стоит мир?

Джульетта: — Мир твоих фильмов, маэстро, бесценен, но продюсеры будут считать каждую лиру. И тянуть, тянуть… А кто скажет мне, сколько стоит ожидание?… «Кабирия» вышла три года назад. Меня сравнивали с Чаплином, приглашали сниматься наперебой… А я ждала тебя. Помнишь нашу идею сделать фильм по дневникам монахини? Я о ней все время думаю.

Феллини: — А я думаю сейчас о другом… Рим — сумасшедший, жалкий и роскошный ночной Рим… Сладкое безумие апокалиптической вакханалии… панорама траура и руин. Эти руины освещает такой яркий, такой празднично–веселый, такой золотистый свет, что жизнь становится сладко–приятной. Она ведь все равно сладостна, пусть рушатся развалины и обломки вот–вот прихлопнут тебя!

Джульетта: — Понимаю… На очереди «Сладкая жизнь». Без Джульетты Мазины… А знаешь — меня все еще зовут сниматься…С приличными гонорарами. Думаю, пока не забыли Кабирию, надо ловить шанс. Пожалуй, я приму предложение. Какое–нибудь…

Феллини: — Ты о чем, Джульетта?! Марать свой талант в фильмах каких–то социальных памфлетистов или слюнявых…парнографов… (вскакивает, разбросав фломастеры и фото, мечется в возмущении) — Это предательство! (садится) Это совершенно невозможно — бросить меня в такой момент одного! Именно сейчас!

Джульетта: — Господи! Да кто тебя бросает? Я только пошутила. Эх… (гладит его волосы) — Ты же прекрасно знаешь, милый. Не поеду я никуда — ни к парнографам, ни к биографам. Я буду рядом — и мы скоро запустим наш фильм о сладостно–приятных руинах. Клянусь, для меня нет и не может быть ничего более интересного. (горько) Клянусь…

Феллини: — Карлини слинял.

Джульетта: — Вот черт!.. Это (считает в уме) это седьмой продюссер, отказавшийся от «Сладкой жизни». По–моему одно название тянет, по крайней мере, на «Золотого льва». И что сказал тебе этот индюк? Он же видел актерские пробы, наброски сценария! Он целовал мне руки и клялся, что счастлив от одной только чести работать с Феллини…

Феллини: — Продюссеры — самые тупые люди на свете. Тупые, лживые и упрямые. Каждый из них маниакально убежден, что ему–то известна формула успеха! А чем Карини лучше?

Джульетта: — У него интуиция на ходовой товар. Я сильно надеялась, что этот фильм заинтригует его.

Феллини: — Он просмотрел подготовительный материал, потребовал наброски, макеты, долго копался в моих рисунках, фото. Пыжился, надувал щеки, словно директор школы, устраивающий разнос нерадивому ученика (изображает Карлини) «– Что я могу тебе сказать, Фефе? В сущности, терять деньги — это составной элемент профессии продюссера. Неудачный фильм для меня вопрос финансового порядка, для тебя же это может быть конец, катастрофа. Мой тебе совет — оставь эту затею. Найди в себе смелость отказаться…»

Джульетта: — Отказаться!? Еще чего! Не сдавайся, Фефе! Ни за что не сдавайся! Восьмой продюссер будет наш. И я найду его — самого сообразительного пройдоху! Пусть богатеет, «Сладкая жизнь» принесет ему миллионы. А тебе — славу.

Феллини: — Славу? Ха! Джульетта! Ты же лучше всех знаешь, как я ненавижу все эти конкурсы, фестивали, призы… Фальшивка, лепнина из папье–маше на мраморном портале… Тошнит.

Джульетта: — Ладно — фильм разнесут в пух и прах. Уж Церковь наверняка не приласкает. Ты ж непременно станешь задираться.

Феллини: — Ну почему ты всегда меня подзуживаешь? Почему всегда принимаешь замысел в штыки? Ладно: снимаем сладенькую пастораль с белыми овечками и церковными гимнами… Ты этого хочешь? Ну, скажи же, наконец, что ты хочешь, Джульетта?

Джульетта: — Сказать? Сам ты не знаешь, не знаешь, конечно же? Хорошо, скажу: — я хочу быть актрисой. Актрисой, а не секретаршей на пенсии! (выходит, хлопнув дверью)

СВЕТ на левой кровати. Журналист в палате Феллини, перебирает газеты.

Журналист: — Иногда она взбрыкивала, но никогда не оставляла тебя без своей поддержки. Как эта маленькая, деликатная женщина умело вела твои дела! Как мужественно держалась, как тонко обхаживала нужных людей. Тебе было так удобно за ее спиной — бескомпромиссный, резкий, не лебезивший ни перед кем, пренебрегающий связями и общественным мнением маэстро. С каким придыханием писали восхищенные критики: «он никогда не ходит на коктейли, званые обеды и ужины, не участвует ни в каких приемах, которые непрерывно устраивают в Риме кинематографисты. Быть может, он — наименее заботящийся о своей общественной карьере, наименее честолюбивый и наименее пробивной художник на свете». Джульетта дала тебе возможность быть таким: не изменяя себе, оставаться на плаву. Она пробивала твои фильмы, не пробивной художник.

Феллини:(в постели): — Боже, разве я спорю? Я молюсь на нее, хотя и не выставляю свои откровения напоказ. Джульетта — сильная женщина и абсолютно надежный партнер. Джульетта — часть меня. Благодаря ей я могу делать единственное, что мне дано свыше: рассказывать свои истории. Рассказывать — вот, по–моему, единственная игра, в которую стоит играть.

Съемочная площадка. Журналист вывешивает таблицу «Чинечитта» Павильон№ 5»

Объявляет: — Знаете что это? Храм Феллини.

«Для меня идеальное место — это павильон № 5 в Чинечитта, когда он пуст. Всепоглощающее, вызывающее дрожь, приводящее в экстаз чувство — видеть перед собой пустой съемочный павильон — пространство, которое надо заполнить, мир который нужно создать»… Этому убеждению он не изменял никогда.

Феллини за столиком под зонтиком с надписью «Сладкая жизнь» пьет кофе с бутербродом и думает о своем. Перед Джульеттой стоит стакан сока, она вяжет на спицах, вытягивая нитку из сумочки. Рядом возвышается секретарша Фьяметта Профили с несколькими листками. (показывает на, стоящего в стороне смирно стоит странная компания — гротескная толстуха, какие–то нелепые типы во главе со стариком с физиономией Эйнштейна).

Фьяметта (читает список):

— Журнал мод просит коротенькое интервью об изменении в силуэте мужских брюк.