Уильям Шекспир - Цимбелин Страница 10

Гнезда не покидавшие; нам даже

Окрестный воздух незнаком. Конечно,

Коль счастье заключается в покое —

Мы счастливы. Ты, знавший столько горя,

Покою рад под старость. Но для нас

Такая жизнь в неведенье — темница,

И мы, как должники, порог ее

Переступить не смеем.

Арвираг

Что мы сможем,

Состарившись, как ты, поведать людям?

Как дни в пещере этой душной, мрачной,

Под шум дождя и злой декабрьский ветер

Мы станем коротать? Мир незнаком нам.

Как звери мы; хитрей лисы в охоте,

Смелей волков в погоне за добычей.

В чем доблесть наша? Затравить бегущих?

Из клетки сделав клирос, мы, как птицы,

Свою неволю сами воспеваем.

Беларий

Что слышу я! Когда б вы только знали

Всю мерзость городов! С придворной жизнью

Расстаться трудно, но еще труднее

Жить при дворе. Путь к славе — путь к паденью;

Так скользок он, что страх упасть страшней

Паденья самого! А ратный труд?

Ты ищешь славы в доблестном бою,

А смерть найдешь — тебя же и помянут

Позорною хулой за славный подвиг.

Как часто доблесть клеветой встречают!

И, что всего ужасней, ты покорно

Несправедливость вынужден сносить!..

О дети! Мир на мне прочесть бы мог

Всю эту повесть. От мечей врага

Я весь в рубцах; я был в зените славы,

Сам Цимбелин любил меня; едва

Речь заходила о храбрейших — тотчас

В устах у всех мое звучало имя.

Я был подобен дереву, что гнется

Под тяжестью плодов; и в ночь одну

Вор или вихрь — зовите как хотите —

Унес мою листву, меня оставив

Нагим под стужей.

Гвидерий

Как превратно счастье!

Беларий

Клянусь, за мною не было вины,

Но два лжеца монарху нашептали,

Что с Римом в тайный сговор я вступил,

И клевета их восторжествовала

Над честностью моей. Меня изгнали.

Уж двадцать лет, как этот лес и скалы —

Мой мир. Здесь на свободе я живу

И небу возношу хвалу усердней,

Чем в дни былые. — Но пора вам в горы.

Охотник быть не должен краснобаем.

Кто первый дичь подстрелит — тот король

На нашем пиршестве, другие двое —

Прислужники. Мы можем не бояться,

Что пищу нам предательски отравят,

Как во дворце. Мы встретимся в долине.

Гвидерий и Арвираг уходят.

Да, трудно подавить в себе природу.

Не знают юноши, что оба — принцы,

А Цимбелин — что живы сыновья.

Они меня своим отцом считают,

Но хоть взрастил я их в пещере низкой,

Где в рост не встать, и в бедности — однако

Они мечтой стремятся во дворец

И царственность природы их видна

Во всем, чему других и не научишь.

Так Полидор, наследник Цимбелина, —

Король его Гвидерием назвал, —

Когда, усевшись на трехногий стул,

Я речь веду о подвигах военных,

С восторгом пламенным внимает мне.

Едва скажу: «Так пал мой враг, а так

Я наступил ему ногой на шею», —

К его щекам кровь царственная хлынет,

Пот выступит, и в страшном возбужденье

Он жестами рассказ мой дополняет.

Брат младший Кадвал — прежде Арвираг —

К моим речам внимателен не меньше,

Свой нрав горячий выдавая… — Чу!

Они спугнули зверя… — О король!

Известно только совести моей

Да небу, что безвинно изгнан я

И потому твоих детей похитил,

Лишив тебя наследников, как ты

Лишил меня всего. А Эврифила,

Кормилица, им заменила мать,

И чтут они досель ее могилу,

Меня ж, Белария, — теперь я Морган —

Отцом зовут. — Да, началась охота!

(Уходит.)

Местность близ Мильфорда.

Входят Пизанио и Имогена.

Имогена

Сойдя с коня, сказал ты: «Мильфорд близко».

Сильнее, чем впервые рвется мать

К младенцу своему, я к мужу рвусь.

Пизанио! Где Постум? Что с тобой?

Зачем глядишь так дико? Что за вздохи?

Нарисовать бы так кого-нибудь —

И он казался б воплощеньем скорби.

Ах, измени свой страшный вид, иначе

С ума могу сойти я. Что случилось?

Ты так зловеще подаешь письмо!

В нем вести о весне? Так улыбнись!

Иль о зиме? Тогда твой вид уместен.

Пизанио подает ей письмо.

Рука супруга! Он в беде! Его

В проклятом этом Риме отравили?

О, говори скорей! Твои слова

Смягчат удар, а коль сама прочту —

Умру на месте.

Пизанио

Нет, прошу, читайте.

И вы увидите, как я, несчастный,

Судьбой наказан зло.

Имогена

(читает)

«Твоя госпожа, Пизанио, оказалась потаскушкой и опозорила мое брачное ложе. Сердце мое облилось кровью от доказательств ее измены. Я говорю не о каких-то ничтожных подозрениях; доказательства так же сильны, как мое горе, и так же верны, как, надеюсь, будет мое мщение. Ты должен отомстить за меня, Пизанио, если ее измена не поколебала твоей верности. Лиши Имогену жизни твоей собственной рукой. Эта возможность представится тебе в Мильфордской гавани, куда завлечет ее мое письмо. Если ты побоишься убить распутницу и не уверишь меня в ее смерти, значит, ты сообщник ее бесчестья и изменил мне так же как она».

Пизанио

Мне вынуть меч? Зачем, когда и так

Ей горло перерезало письмо?

Нет, жало клеветы острей меча,

Укус — опасней яда нильских змей;

Дыхание ее на крыльях бури

Летит, все уголки земли пятная,

Черня царей, цариц, и дев, и жен,

И даже тайны склепов отравляет

Ехидна клеветы. — Мой бог! Что с вами?

Имогена

Я — неверна?.. Что значит быть неверной?

Лежать без сна и думать о любимом

И плакать без конца? Глаза смежить,

Когда над горем верх возьмет усталость,

И тотчас в страшном сне его увидеть

И с криком пробудиться? Это значит

Неверной быть? Скажи!

Пизанио

Увы, принцесса…

Имогена

Я — неверна? Будь, Якимо, свидетель,

Когда винил ты Постума в распутстве,

Тебя я подлецом сочла. А ныне

Я вижу, ты не лгал. Он околдован

Какою-нибудь римскою сорокой,

Румянами наведшей красоту.

А я плоха, я — платье не по моде,

Но слишком дорогое, чтоб висеть

На стенке. Ну так режь меня, кромсай!

Предательство для нас мужские клятвы!

О мой супруг! Из-за твоей измены

Все доброе на свете стало злым

И лицемерным — нет добра для женщин,

Все фальшь, приманка!

Пизанио

Госпожа, постойте…

Имогена

Честнейшим людям верить перестали

Из-за лжеца Энея. Плач Синона

К святым слезам других убил доверье

И состраданье к подлинному горю.

Так, Постум, ты людей пятнаешь честных

Своим поступком. Благородство, доблесть —

В предательство, коварство обратились. —

Что ж медлишь ты, Пизанио? Скорей!

Хоть ты будь честным и приказ исполни.

А встретишь снова Постума — скажи,

Покорна я была. Вот посмотри,

Сама я вынула твой меч. Возьми же!

Рази приют любви невинный — сердце.

Не бойся: пусто в нем — одна лишь скорбь;

Там нет того, кто был его богатством.

Исполни же приказ, убей меня.

Был храбрым ты, но, кажется, сейчас

Ты трусишь?

Пизанио

Прочь, презренный меч! О нет,

Руки не оскверню тобой.

Имогена

Должна

Я умереть, и если это будет

Не от твоей руки, плохой слуга ты.

Самоубийство воспрещают боги,

И потому рука моя дрожит.

Скорей! Вот сердце… Грудь прикрыта чем-то?

Прочь! Прочь! Не надо сердцу лат. Пусть будет

Оно мечу послушно, как ножны.

Что это? Письма верного супруга?5

Вы — ересь! Вы мою сгубили веру,

Не щит для сердца вы. Хоть может пастырь

Своею ложью обмануть глупцов,

В страданья ввергнув их, но и обманщик

От кары не уйдет!

О Постум, ты, заставивший меня

Ослушаться отца и государя

И предложенья принцев отвергать

С презрением надменным, — ты поймешь,

Что подвигом, какой не часто встретишь,

Была любовь моя. Мне горько думать,

Что ты, устав от ласк любви продажной,

Вздохнешь с тоскою, вспомнив обо мне. —

Скорей! Торопит мясника ягненок;

«Где нож твой?» Медлишь ты приказ исполнить,

Желанный для меня.

Пизанио

О госпожа,

Я, получив приказ, лишился сна.

Имогена

Исполни — и заснешь.

Пизанио

Пускай я раньше

От бдения ослепну.

Имогена

Так зачем же

Ты взялся выполнить его? Зачем

За столько миль завез меня обманом?