Уильям Шекспир - Цимбелин Страница 9

Носились, как скорлупки, на волнах,

Дробясь о скалы, и Кассивелаун,

Успехом окрыленный, был готов

(Изменчива Фортуна!) выбить меч

У Цезаря. Он город Люду ярко

Огнями озарил, вливая бодрость

В сердца британцев.

Клотен

Да что там долго толковать! Не будем мы больше платить дани, и все тут! Государство наше теперь посильней, чем было тогда, да и Цезарей таких больше нет. У нынешних носы, может, и по- горбатей, да руки покороче.

Цимбелин

Сын мой, дай договорить королеве.

Клотен

Среди нас найдутся такие, у которых хватка не хуже, чем у Кассивелауна. Не скажу, что я из их числа, но и у меня тоже кулаки здоровые. Какая такая дань? Почему это мы должны платить ее? Вот если бы Цезарь завесил солнце простыней или луну себе в карман сунул — ну, тогда бы мы ему за свет платили. А теперь — дудки, не будет вам никакой дани, понятно?

Цимбелин

Ты должен знать, Кай Луций, что, пока

Нас не заставил дерзкий, хищный Рим

Платить вам дань, свободны были мы.

Но Цезарь в честолюбье безграничном,

Раздувшемся, заполнившем весь мир,

Надел на нас ярмо несправедливо,

С которым мы, воинственный народ,

Не захотим смириться никогда.

И Цезарю мы ныне заявляем:

Мульмуций предком нашим был; он создал

Законы наши. Их изранил Цезарь

Мечом своим — и мы своею властью

Должны восстановить и укрепить их,

Хотя бы Рим и гневался. Мульмуций,

Законодатель наш, из бриттов первый

Короной золотою был увенчан

И королем назвался.

Луций

Сожалею,

Что слышу эту речь. Великий Цезарь,

Под чьею властью больше королей,

Чем у тебя придворных, — ныне враг твой!

От имени его провозглашаю

Британии войну и разоренье.

Знай, беспощаден будет гнев его!

А за прием — благодарю.

Цимбелин

Будь гостем.

В сан рыцаря возвел меня твой Цезарь,

И я служил ему. Он дал мне честь,

Но, прежде чем ее отнимет вновь,

Я за нее сражаться буду насмерть.

Известно, что паннонцы и далматы

Восстали за свободу. Не последуй

Мы их примеру доблестному, люди

Сочтут британцев трусами. Но трусов

Не встретит Цезарь здесь!

Луций

Война решит.

Клотен

Его величество рад вам. Проведите с нами денек-другой, а погостится, так и дольше. А вернетесь к нам с иными намерениями, найдете нас на том же острове, опоясанном соленой водицей. Удастся вам выбить нас с острова — ваше счастье, берите его себе! Костьми поляжете — тем лучше, знатная закуска достанется нашим воронам. Другого ничего не скажешь.

Луций

Да, принц.

Цимбелин

Мысль Цезаря я знаю, он — мою.

А в остальном — я рад тебе, Кай Луций.

Уходят.

Другая комната во дворце.

Входит Пизанио, читая письмо.

Пизанио

Как! Неверна она? Что ж ты не пишешь,

Кто подлый клеветник! О мой хозяин,

Ужель твой слух податливый отравлен

Каким-нибудь коварным итальянцем,

Носящим яд на языке и в мыслях?

Ее в измене ты винишь? О нет!

Скорей за верность мучится она,

Не женщине подобна, а богине,

Снося такие горькие обиды,

Которые могли бы сокрушить

Любую добродетель! Господин мой!

Ты стал душою ниже, чем она,

Как прежде ниже был происхожденьем.

Ты требуешь, чтоб я во имя клятвы

Любви и долга, что я дал тебе,

Убил ее? Чтоб кровь ее я пролил?

Коль это значит хорошо служить,

Так мне усердным не бывать слугою.

Бесчеловечным ты меня считаешь,

Коль думаешь, что я решусь на это.

(Читает.)

«Исполни все. Она, прочтя письмо,

Сама тебе поможет». Лист проклятый!

Черней чернил, которыми написан!

Бесчувственный лоскут, и ты участник

Чудовищного, подлого злодейства,

Хоть с виду чист и бел! — Она идет.

Прикинусь, будто ничего не знаю.

Входит Имогена.

Имогена

Что нового, Пизанио?

Пизанио

Письмо, от господина моего.

Имогена

От твоего? Мой господин он, мой!

Ах, сколь великим слыл бы меж людьми,

Сколь глубоко грядущее постиг бы

Тот звездочет, который знал бы звезды,

Как почерк мужа знаю я. О боги!

Пусть эти строки о любви твердят,

О том, что он доволен и здоров

И лишь страдает от разлуки. Пусть!

Пусть он грустит из-за нее. Порой

Целительна и скорбь, а скорбь такая

Полезна для любви. Будь всем доволен,

Лишь не разлукой нашей. — Милый воск,

Сниму тебя. Благословенны пчелы

За воск, хранящий тайны. Молят разно

Богов любовники и должники.

Виновным ты грозишь тюрьмою, воск,

Но охраняешь тайны Купидона.

Весть добрую пошлите мне, о боги!

(Читает.)

«Ни грозный суд, ни гнев твоего отца, если он схватит меня в своих владениях, не смогут поразить меня, бесценная, если ты бросишь на меня свой животворный взор. Знай же, я нахожусь в Камбрии, в Мильфордской гавани; поступи так, как велит тебе твоя любовь. Я желаю тебе всяческого счастья, любимая, и остаюсь верным своим клятвам и любви, растущей с каждым днем.

Леонат Постум».

Коня! Коня! Крылатого коня! —

Он в Мильфорде! Прочти! Далеко ль это?

Коль тащатся из-за ничтожных дел

Туда неделю, я домчусь и в сутки!

Пизанио мой верный, ты ведь тоже

С ним жаждешь встречи, так же как и я?

Ах нет, не так, как я! Я — бесконечно,

Ты — меньше, правда? О, скажи скорей

И громче, громче. Ты, любви наперсник,

Ты должен слух мой радостью наполнить,

Рассудка голос заглушив. Далеко ль

Желанный Мильфорд? Как счастлив Уэльс,

Владея гаванью такой! Но прежде

Скажи, как ускользнуть нам из дворца?

Как объяснить часы отлучки нашей?

Но главное — как выбраться? Да нет!

К чему искать заране оправданий

Проступку, не свершенному еще?

Мы после их найдем. Ответь мне, сколько

Десятков миль проскачем за день мы?

Пизанио

По двадцать миль с рассвета до заката,

И то с большим трудом, принцесса.

Имогена

Что?

Да человек, плетущийся на казнь,

Не медлит так. Быстрей песка в часах,

Я слышала, на скачках кони мчатся.

Ах нет, все это глупости. Иди

Скажи моей служанке, чтоб она

Прикинулась больной и отпросилась

Домой к отцу. Немедленно достань

Простое платье для дороги мне,

Как у крестьянок здешних.

Пизанио

Госпожа,

Обдумать надо…

Имогена

Нет, вперед, вперед!

Все, что кругом, что справа, слева, сзади,

Бледнеет, как в тумане, предо мной.

Беги же. Все исполнить не забудь.

О Мильфорд! Лишь туда ведет мой путь!

Уходят.

Уэльс. Гористая местность. В скалах пещера.

Из пещеры выходит Беларий; за ним Гвидерий и Арвираг.

Беларий

День слишком ясен, чтоб сидеть под крышей

Столь низкой. Сыновья мои, нагнитесь.

Вас учит этот вход склонять главу

Пред небесами в утренней молитве.

У королей так кровля высока,

Что и гигант пройдет под ней, не сняв

Чалмы надменной для поклона солнцу.

Так будь благословенно ты, о небо!

В пещере мы живем уж много лет,

Но благодарны более тебе,

Чем жители дворцов.

Гвидерий

Привет, о небо!

Арвираг

Привет!

Беларий

Теперь пора и на охоту —

Вам, легконогим, вон на тот утес,

А мне в долину. И когда я сверху

Вам покажусь с ворону, то заметьте,

Что место, на котором мы стоим,

Нас умалить иль возвеличить может.

Тогда припомните мои рассказы

О принцах, о дворцах, делах военных.

О том, что свет не по заслугам чтит,

А за уменье льстить. И, помня это,

Вы пользу извлечете из всего.

Утешьтесь тем, что жук короткокрылый

Порой надежней защищен бывает,

Чем воспаривший в облака орел.

Поверьте, дети, наша с вами жизнь

Достойней прозябанья в суете

И вечном униженье. Мы богаче

Подачками живущих вертопрахов

И благородней щеголей нарядных,

Берущих в долг шелка свои; торговец

С поклоном провожает их, однако

Не вычеркнет из списка должников.

Нет! Мы счастливей их!

Гвидерий

Ты видел свет,

А мы еще бескрылые птенцы,

Гнезда не покидавшие; нам даже