A. J. - Прости меня, моя душа Страница 10

И тут я был повергнут в шок от своих же слов. Я отчасти следил за тем, что я говорю, но на последней фразе я точно опомнился. Моему удивлению и даже некоторому опасливому страху не было предела из-за моих же знаний. Я сказал все правильно, но я сказал то, что до этого не знал: о Земле и живущих там людях. Никогда в мою голову с начала пребывания здесь не приходила эта мысль, и нет, она не скрывалась в моей памяти, я просто не знал такого или забыл.

– Что-то не так? Ты выглядишь встревоженно. О чем ты думаешь? Что произошло? Какие слова тебя повергли в шок? Откройся мне, доверься, я не погублю тебя, поверь.

А мне и вправду стало легче на душе после его слов. Я хотел ему открыться, рассказать свою правду, но какая-то часть меня насильно уговаривала оставить все в себе и при себе, но она слабела при его несносном взгляде. Им он пытался выдавить из меня мысли, которые меня подавляют, но на удивление, я не поддавался ему. Я чувствовал, как происходит взаимообмен. Он забирал у меня нерешительности, но мой разум каким-то образом вырабатывал новую дозу уверенности, которая при этом еще и возрастала в преимуществе. В итоге, я был непоколебим, а мое убеждение держать этот момент о новых знаниях в секрете только усиливалось.

– То, что во мне, должно оставаться во мне, – такими словами отрезал я наши взгляды.

После сказанного я с гордым видом прошел вперед, слегка задев его плечо. Я сделал это специально, намеренно, и краем взгляда я видел, что моему собеседнику это не то чтобы не понравилось, напротив, в нем словно проснулась новая жажда познания меня. Я будто раззадорил его пылкие, огненные от интереса глаза. В какой-то степени меня это смутило, но я все так же пытался оставаться с непроницаемым железным стержнем…, который достался мне от предыдущего собеседника. После этого размышления меня это еще жестче смутило, но я не хотел падать перед ним. Трещины пошли, я подкошен, но то, что во мне, должно оставаться во мне.

Кажется, я открыл новую сторону этого значения. Теперь в моем сознании стоит образ того самого малого мальчика, с нарисованными вещами, которые отбрасывали тень воспоминаний и реальности. Эта оголенность должна была остаться при нем, в нем, но я вмешался, разрушил, переломал все, что мог и оголил его душу. Внутренний образ слаб, ничтожен, и потому мы покрыты множеством лжи. Если бы все люди не были покрыты этой вязкой, гнилой, неестественной, но твердой ложью, то вряд ли люди смогли бы прожить хоть день, потому что их убьют внешние факторы и другие люди с оголенной душой. Не раскроюсь я перед ним ни за что!

Внезапно в моей организме возникло неконтролируемое желание обернуться и увидеть действия и образ его после моих слов. Мною движило чувство интереса, и оно вызывало у меня даже некоторые галлюцинации – я вижу себя со стороны и вижу, как я быстро поворачиваю голову, а за ней, словно неестественно, поворачивается все тело, и впоследствии я вижу пустую тьму. Позади меня ничего нет. Почему? Потому что я не знаю что позади меня. Эта секундная галлюцинация повторяется сотни раз, и она будет повторяться дальше до того момента, пока я не овладею пустотой. Теперь я понимаю его, потому что я понял, что интерес – самое движимое чувство. Другие чувства тоже могут нас сподвигнуть сделать что-то, но именно интерес, по сравнению с другими, нейтрален и с непредсказуемыми последствиями – это делает его особенным. Я не имел права воспротивиться этому, но я дал себе обещание, что это не затянется надолго, и я не оголюсь пред ним.

Что ж, я поворачиваю голову, в то время как мое тело остается неподвижным. Я вижу то, что, в принципе, можно было ожидать и что никак не повлияло бы на мое отношение к нему. Краем глаза я вижу, как он, сгорбившись, приподняв руки и с тяжестью тянув ко мне пальцы, как старая ведьма, медленно и таинственно передвигается с одной ноги на другую, причем его взгляд становится более пылким и безумным, как и следовало ожидать. Я понимаю, сопротивление только усугубит положение, но иногда именно в этом можно найти спасение. Итак, я многое понял, но надо вернуться к тому, что я еще не познал.

Еще много неразрешенного осталось, в которое, я чувствую, вскоре снова пущусь в раздумья. Вскоре всплывут все эти незаконченные темы, но сначала то, что я не успел воспринять – мое окружение. Это настолько важно, что я виню себя за то, что сначала не обратил на это внимание. Это неполная истина некоторых лиц. Какая бы она не была – скучная, разъяренная, острая, безоблачная, непредсказуемая, властная или непролазная – все равно это защита от внешних воздействий и людей, которая отчасти показывает их внутренний мир. Я могу повторять тысячу раз, что окружение важно, но какой в этом смысл, если меня не услышат? Мои мысли ясны, видны, слышны, но зачем они будут здесь, если их никто не воспримет? Опять же я ушел от темы, но в этом не состоит моя беда, если мысли благородны и важны. Отступления важны, ибо, если бы не они, то не было б на свете мелких знаний или вопросов, в которые если вникнуть составят вам целый мир, за которым следует другое отступление с еще более мелким миром и т. д. Что-то я увлекся. Иногда полезно подумать, но если только есть чем. Думать нужно всем, но не каждому стоит порицать обдуманное кем-то. Опять не в ту область. Интересно, я сказал ему об этой моей черте? Кажется, нет, но это не так важно на данный момент.

Гордо приподняв голову, я осматриваюсь, словно это все мои владения. Я делаю шагов вперед, чтобы рассмотреть увиденное с разных ракурсов, потому что это что-то совершенно новое и невероятное. Не знаю, как такое обозвать. Я вижу людей, однако я не уверен в этом. Это какие-то неестественные создания, состоящие из одной лишь неполной линии. Я точно понимаю, что эти голубые, почти прозрачные линии, очертания человеческого тела. Линия, четко начиная с головы, плавно исчезает в области ног, так и не доходя до пола. До пола? Вряд ли белое бесформенное пространство имеет грани, однако, я стою на чем-то определенно твердом. Пространство здесь, можно сказать, бесконечное, но какой в этом смысл, если оно почти пусто? Это все равно, что бессмертный человек, не имеющий никаких моральных ценностей, своего мнения, рассудка, предпочтений и убеждений.

Итак, эти неполные силуэты людей меня напрягают настолько, что я забываю о своей гордости. Я поддался внутренним чувствам и чуть не позабыл о внешнем чувстве высокомерия. Я понимаю, что это место намного величественней меня, лишь потому, что оно мне не знакомо. Когда я наклоняюсь рассматривать силуэты, меня, словно порывом ветра, насильно приподнимает и встряхивает.

В это время я чувствую на себе его взгляд, и я понимаю, что мои движения не прошли незаметными. Все, что я сейчас совершил, он увидел, но вот понял ли он? Конечно, это моя ошибка, которую в дальнейшем не стоит допускать. Но это опять-таки отступление и не моя это вина. Мои мысли не однотонны и часто они заходят туда, куда не стоит в данный момент. Скажу так: не все сходится на главном.

Вернемся. Я упустил одну важную деталь: не всегда существуют силуэты, но и не то, чтобы они исчезали по своей воле. Я рассмотрел один из них и понял, что при определенном ракурсе они исчезают. Эта линия настолько тонка по бокам, что ее почти не существует. Это задевает мои опасения. Какой-то страх порождают они во мне. Страх перед осознанием реальности. А реальность ли это? Вдруг здесь будет так же, как и было с предыдущем мире? Вдруг, они не реальны? Не раздумывая, я поднимаю руку и останавливаюсь вблизи линии, ибо во мне заиграло чувство опасения перед неизведанным. Впрочем, не так уж она страшна и неизведанна. Линия пуста, однако, не надо здесь доверять внешним признакам. Иногда, они сугубо обманчивы.

И все же я дотрагиваюсь да нее. Нежно и нерешительно мои руки касаются линии. По внешнему виду и прошлому моему опыту не трудно догадаться, что они прошли сквозь линии, но все же кое-что я уловил. Я не могу сказать, что я ничего не почувствовал внутри себя. Органика линии для меня прошла бесследно, а вот на психологическом уровне, т. е. внутри себя, я словно ощутил чью-то померкшую, увядшую душу, которая уже не пригодна для использования, потому что в ней ничего не осталось. Я даже «душой» это затрудняюсь назвать, но явно что-то еле живое улавливалось. Если все-таки называть это «душой», то она та, из которой выжали все прошлое и даже настоящее. Пусть для меня это будет некогда живший человек, но даже если это так, то как он стал таким, каким является сейчас? Да и не только с ним, а со всеми здешними душами. Во мне вспыхнуло желание «пройтись» по всем линиям, несмотря на мое ужаснейшее состояние, которое с каждым разом все ухудшается в неблагоприятную для меня сторону. И все же, я совершаю задуманное и в каждом, к кому я прикоснулся, ощутил то же самое, что в первом.