Дмитрий Быков - Медведь. Пьесы Страница 12

МИША. Что ты предлагаешь?

ЖЕНА. Избавься от него, Миша. Он мозолит им глаза. Он напоминает им о чем не надо.

МИША. О чем?

ЖЕНА. О том, что они хотели бы забыть. Как они тут вставали с колен и прочее. Они не простят тебе, Миша. Убери его.

МИША. Что значит — убери? Он живой, ты понимаешь это? Если он зародился, то, может, так надо. Когда он тут гадил и этим давал тебе право входа на любую тусовку, ты его очень любила. Ты говорила — или он, или я. Нельзя же так забывать!

ЖЕНА. Я и не забываю. Я и сейчас тебе говорю: или он, или я.

МИША (пытается все свести к шутке). Слушай, но за тебя хоть налоги платить не надо…

ЖЕНА. Не смешно. Звони в утилизацию.

МИША. Никогда.

ЖЕНА. Ты хочешь платить за то, чтобы он жрал и гадил?

МИША. Благодаря ему мы бесплатно жрали и гадили полгода. Как-нибудь потерпим.

ЖЕНА. Терпи. Терпила.

МИША. И куда ты?

ЖЕНА. Поживу у мамы. Приедет Алик с Селигера — заберу туда же.

МИША. Ты это серьезно?

ЖЕНА. Более чем. Я не буду платить за медведя. Я не буду больше нюхать мумие. Я не дам зверю калечить ребенка. Одумаешься — звони.

МИША. Стоп. Погоди. Ну нельзя так, Маша. Вспомни, ты ведь говорила, что он счастье…

ЖЕНА. Миша. Пойми, есть высшие соображения. Есть государственная необходимость.

МИША. С каких пор ты так хорошо разбираешься в государственной необходимости?

Жена сбрасывает халат. Под ним военная форма внутренних войск.

ЖЕНА. Понял?

МИША. Я всегда говорил, что ты в прекрасной форме.

ЖЕНА. Дошутишься.

МИША. И давно ты у них?

ЖЕНА. С самого начала. С пятого июня, как зародился. Кто-то должен был вести дом, Миша. Кто-то должен отчитываться обо всем — но не ты же? Не Оля, у которой ветер в голове? Не Алик, которому одиннадцать? Спрашиваю тебя в последний раз: выбирай — государство или он.

МИША. Государство — это ты?

ЖЕНА. Государство — это все. Звони в утилизацию, Миша.

МИША. Я одного не понимаю: почему эта форма так определяет ваше содержание? Почему как только вы ее наденете — так сразу начинаете предавать все и вся? Удивительно еще, как в Грузию не все перебежали.

ЖЕНА. Смирно!

МИША (командует). Кругом.

ЖЕНА. Пожалеешь.

МИША. К маме иди стучать. Мы тут разберемся.

ЖЕНА. Один с ним останешься.

МИША. Он хоть стучать не будет.

Медведь бешено стучит в дверь ванной.

ЖЕНА. Будет.

МИША (в сторону ванной). Прекрати немедленно!

Медведь жалобно скулит.

То-то. Будешь стучать — утилизирую.

ЖЕНА. Суп в холодильнике. (Уходит.)

МИША. Служу России.

Некоторое время сидит неподвижно. Скулит медведь.

Звонок в дверь. Миша радостно бросается открывать, но разочарованно застывает. Вместо раскаявшейся жены перед ним американская корреспондентка.

КОРРЕСПОНДЕНТКА. Мое имя Гертруда Уайт. Можно просто Герти.

МИША. Здравствуйте, я Миша.

ГЕРТИ. Я имею несколько вопросов, потому что противоречива информация… Впрочем, судя по запах, медведь еще тут.

МИША. Он тут и будет, не дождетесь.

ГЕРТИ. Но идет слух, что он весьма значительно уменьшился.

МИША. Я не понимаю, миссис Уайт, кто распространяет эти слухи. Казалось бы, ближайший к нему человек — я. И я вам ответственно заявляю, что он вери, вери биг. Джайант.

ГЕРТИ. Но я… я хотела бы иметь смотреть, идти возможность удостоверить. Я бы настаивать смотреть.

МИША (с ледяной вежливостью). Вы мочь иметь смотреть быть хотеть настаивать водка анис, чеснок, лимонная корка. Но здесь вы настаивать не мочь, ибо караул быть устать, а лично я не мог гарантировать ваша секьюрити при осмотре наша селебрити.

ГЕРТИ. Ах, вот так!

МИША. Уж вот так. Но я своя сторона мочь уверенно уверить, что медведь быть реветь.

Рев за дверью.

ГЕРТИ. Ах, йа!

МИША (гордо). Да, вот так вот. Яволь, хендэ хох.

ГЕРТИ. Но я слышала, что вы получал предложение продать… хорошие деньги, серьезный партнер…

МИША. Диар Герти, есть сингс, которые нот фор сейл.

ГЕРТИ. Но я знать мой источник, что вы уже практично быть лишен мясо…

МИША. Это кремлевская диета. Зверь нуждаться разнообразие. Сегодня мясо, завтра нефть, потом опять мясо.

ГЕРТИ. И я знаю также от очень конфиденшиал источник, что вы также лишиться джоб…

МИША. Мой джоп всегда при мне, их бин кандидатен филологише наук, либе дихь, аллес нормаллес.

ГЕРТИ. Я быть уполномочен предложить, чтобы вы и объект получать гуманитарная помощь…

МИША. Нет, я должен категорично отказать. Мы уже получать гуманитарная помощь двадцать лет назад, и ваша гуманитарная помощь уже ставить страна на грань гуманитарная катастрофа. У нас быть очень много всего. Уже я даже отключил холодильник, потому что не помещается. Уже я просил, я умолял: не несите больше еды. Но несут и несут, как ходоки к Ленину.

ГЕРТИ. Однако я знаю совершенно надежно, что ваша жена покинула квартира сегодня морнинг…

МИША. Вынужденно, миссис Уайт, вынужденно. Еда не вмещалась в холодильник, пришлось поместить в Машиной комнате. Как только мы с объектом съедим еду, пространство освободится, и Маша вернется.

ГЕРТИ (мягко). Это очень жаль, что в условиях перезагрузка вы упорственно сохранять нравы холодной войны. Мы к вам со всем добром, мистер Григорьев…

Рев медведя.

МИША. Мы тоже со всем добром, миссис Уайт, и тоже готовы в случае чего гуманитарная помощь, потому что у вас там, я знаю, инфляция. Так что вы приходите в случае чего.

ГЕРТИ. У вас дырка вот тут… (Показывает на штаны.)

МИША. Ничего не поделаешь, мода. «Оревуар, гламур».

ГЕРТИ. Гуд бай, мистер Григорьев.

МИША. Источникам привет. (Один.) Ну, ты даешь, а? Значит, как на экспорт, так мы можем? Ну-ка покажи!

Медведь скулит.

Для меня рычать не можешь, для нее можешь? Вот всегда мы так: самим жрать нечего, а гостям пир. Хорошо ты ее.

Медведь скулит.

Гуманитарная помощь! Помню я гуманитарную помощь, сенк ю вери мач. Получил в девяностом году туфельки вот на таком каблуке тридцать пятого размера, со стразами.

Медведь скулит.

Господи, да что ж ты нервы-то мне мотаешь! Ты сверхдержава или кто? Рычи давай!

Жалобный визг.

Господи, совсем я один с ним остался! Оля! Маша! Маша!

Ночь. Синий свет. Миша один в кухне.

МИША. Что, воешь? Давай, вой. Мяса больше нет. Нет мяса. Не завезли. Кризис. Рыбу жри. Полярные могут, и ты сможешь.

Жалобный скулеж медведя.

Ничего, привыкай. Вся страна затягивает пояса, и ты затянешь. Между вами ведь — как его — мистическая связь?

Скулеж.

Дашь ты мне спать или нет, сволочь?! На, жри! (Вынимает из холодильника и кидает в ванну кусок мяса.)

Довольное чавканье, поскребывание.

Больше не проси!

Молчание.

Слушай, какого черта я тебе покупаю мясо? На свои деньги, между прочим! На заветные сбережения, на черный день! Ты в курсе, что мне за тебя зарплату больше не платят? Так какого черта я гроблюсь? Я что, хочу, чтобы ты меня любил? Ты меня не любишь и никогда не полюбишь. Ты любишь мясо. Ты можешь любить человека только тогда, когда он доведен до состояния мяса. А я еще поживу, ты слышишь? Поживу!

Скулеж медведя.

И нечего скулить, дубина бурая. Если уж завелся, мог бы как-нибудь предотвратить кризис. А я тебя теперь содержи. Думаешь, ты им нужен? Ты никому, кроме меня, не нужен! И мне не нужен, но мне некуда деваться, и вот я убираю за тобой дерьмо и на свои деньги кормлю мясом!

Медведь скулит с особенной жалобностью.

А, конечно! Когда нам плохо, мы сразу к Мише! Миша, помоги, Миша, накорми! Когда все в порядке, кто про Мишу помнит? А я тебе скажу: и слава Богу! Не вспоминали бы вы все про меня, я бы, может, как-нибудь построил себе какую-никакую жизнь… Но только я ее построю, ты сразу же зарождаешься! А как кризис, так они все шасть, и я корми тебя мясом. Я сам не ем мяса, дети не видят мяса, сыну только положен паек за эти его мишутки, и то он все сжирает сам под подушкой, потому что его так научили в рамках акции «Накорми себя сам». А ты жрешь. Что ты еще можешь, кроме жрать?

Из-за двери доносится тихая мелодия.

Жалобный голос поет:

По приютам я с детства скитался,Не имея родного угла,Ах, зачем я на свет появился,Ах, зачем меня мать родила?

А когда из приюта я вышелИ пошел наниматься в завод,Меня мастер по злобе не принял,Говорит, что не вышел мой год.

И пошел я, мальчишка, скитаться,По карманам я начал шмонать.По чужим, по буржуйским карманамЯ рубли и копейки щипать.

Осторожный раз барин попался —Меня за руку цепко поймал,Судья тоже не стал разбиратьсяИ в Литовский меня закатал.

Из тюрьмы я, мальчишка, сорвался,И опять, не имея угла,Ах, зачем я на свет появился?Ах, зачем меня мать родила?

МИША (подпевает). А ничего, слушай! Скажи, ты сам это делаешь?