Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 122

Наумов. За лекарями, чтоб растерли своими снадобьями! (Громко плачет, падает на Ивана.) Государь, очнись! (Замешательство и крики. Все столпились вокруг царя.)

Царевич Федор (вбегает). Батюшка родимый, слыхал, тяжко тебе! (Плачет.)

Мстиславский. Цесаревич Федор, государь уж в агонии.

Царевич Федор. Батюшка, как же мне, слабому ребенку, без тебя? (Плачет.)

Годунов. Мужественным будь, Федор, власть ты принимаешь свыше, от Бога.

Митрополит Дионисий (быстро входит). Сказали, стряслось недоброе с государем!

Мстиславский. Святой отец, скорее читай отходную да скорей постригай государя.

Дионисий. Таинство посвящения. (Читает молитву.) Повторяй, государь: «Верую, Господи, исповедую…» (Царь молчит.)

Царевич Федор. Святой отец, человеколюбивый Бог, может быть, батюшку помилует? Ангелы святые, помилуйте батюшку, оставьте его еще хоть один год пожить и избежать страха смерти, оплакав свои согрешения. (Плачет, молится.)

Митрополит Дионисий (совершает обряд пострижения). Нарекается раб Божий Иоанн Ионою. (Все крестятся.) Нарекается Ионою. (Быстро входят лекаря Люев и Робертс.)

Царевич Федор. Скорей, скорей, лекаря, спасите батюшку!

Люев. Надо растереть снадобьями. (Начинает растирать, потом отходит.)

Царевич Федор. Отчего не делаешь, Люев?

Люев. Милостивый царевич, царь уже бездыханен.

Робертс. После долгой ванны сердце у государя разгорелось да головной пострел сделался. Ежели бы ко времени поспели, то могли б спасти государя. Однак тем временем, по выходе из ванны, царь был удушен и окоченел.

Годунов. Как так: удушен?

Бельский. Кем удушен?

Романов. Удушен? Цареубийство?

Робертс. Удушен и окоченел. (Общее смятение.)

Годунов. Что б ни случилось, факты чтобы не распространялись во избежание смуты. Народ заволнуется, да толпа бросится в Кремль.

Дионисий. Велю ударить в колокол на исход души. Господи, прости согрешившему и прогневавшему Тебя и оставь, сколько ни согрешил, и помилуй искренне. Душа, не страшись прихода смерти. Она приносит праведный покой. Был раб Божий Иоанн, ныне как инок Иона пострижен. Вы же, братья во Христе, плачьте, плачьте и рыдайте, то ведь знак совершенной любви Господа – радоваться с рыдающим и рыдать с радующимся. (Крестится. Все крестятся.) Молю, молю вас, молитесь обо мне, смертном, говоря: «Прости. Прости, Христос, душу мужа-грешника, чтобы не попалил меня никогда огонь геенны».

Годунов. Приказываю затворить ворота Кремля.

Бельский. Хорошо бы объявить повсюду, что есть еще надежда на выздоровление государя, да скрыть властям от народа смерть царя, и сказать о том не спеша со временем. Как бы внезапная смерть царя не вызвала переполох. Я опасаюсь волнений. (Слышен звон колокола.) Преждевременно в колокол звонят, быть смуте.

Действие шестнадцатое

(Эпилог)

Монах (читает псалтырь). Господи, Ты нам прибежище из рода в род. Прежде, нежели родились горы и Ты образовал Землю и Вселенную, и от века и до века Ты был. Ты возвращаешь человека в тление и говоришь: «Возвратись, сын человеческий», ибо перед очами Твоими тысяча лет – как день вчерашний, когда он прошел и как стража в ночи.

Федор. Черноризцы, который то псалом?

2-й монах. То, государь, молитва Моисея, человека Божия. Предвечность Божия и временность человека.

Федор (раскрывает псалтырь и читает с монахами). Ты как наводнение уносишь их, они как сон, как трава, которая утром вырастает, утром цветет и зеленееет, вечером подсекается и засыхает. (Шумной веселой толпой входят бояре.)

Боярин князь Шереметьев (весело). Бояре, что зрим! Царь истинно мертв! Страшное время Иоанна-Мучителя кончилось!

Боярин Белеутов (весело). И я, как весть разнеслась, долго не мог поверить в кончину царя, а когда услышал поминовальный колокол, наконец удостоверился, что то не сон, одел свою праздничную одежду и помазал елеем седые кудри. (Смеется.)

Князь Пронский. Все мы разоделись в роскошные одежды, ибо долгое царство царя Ивана кончилось.

Князь Голицын. Слава Всевышнему, кончилось долгое царство сего Ивана!

Боярин Василий Шуйский. Царя множество раз околдовывали, но всякий раз чары спадали. Однако на сей раз дьявол не помог. (Входит митрополит Дионисий с духовниками.)

Дионисий. Нам, духовным, потребна в первую очередь забота о душе усопшего, ибо тяжело душе отделение и вызываемое сим смятение. (Крестится. Все крестятся.)

Василий Шуйский. Святой митрополит отец Дионисий Всея Руси, такова ли смерть православного царя? Его несколько раз околдовывали и расколдовывали. Лишь в роковой день дьявол стал бессилен и не поддержал царя.

Михалка (вбегает). Умер деспот! Я от него более многих угнетен был! Ныне в бане меня высек понапрасну!

Шереметьев. Всю жизнь он, царь, игрался головами, да сама смерть застала царя за игрой в шахматы.

Белеутов. Ходят слухи о насильственной кончине, будто удушен. Так я слышал мимоходом. Так ли умирает христианский царь? Нарушил церковные правила и под конец играл в шахматы с любимцами своими Бельским да Годуновым. Шахматы – не христианская ведь игра! Так ли, святой отец?

Дионисий. Истинно. Игрища еллинского беснования, игры в шахматы и зернь – не по-христиански. Однако после пострижения душа царя Иоанна переселилась в инока Иону. Се его покаяние да чтение над усопшим псалтыря – для спасения души.

Монах (читает). Разве над мертвыми ты совершишь чудо, разве мертвые встанут и будут славить тебя?

Князь Репнин. Не дай-то Бог, чтоб воскрес! Батюшку моего князя Репнина, воеводу славного, убил! Победителя Казани воеводу Горбатого-Шуйского казнил, спасителя отечества воеводу Воротынского убил. А и его постигла страшная кара! Его язык сгнил, тело его кишело червями! То нераскаянная кончина.

Шереметьев. Бояре, прежде прочего знать надо, у кого власть.

Дионисий. Царь царство свое оставил царевичу Федору. Второй еще в пеленцах, да по церковным правилам незаконный.

Царевич Федор. Отец святой Дионисий да вы, бояре, батюшка мне власть отдал. А вы, бояре, придя ныне, мне выказываете пренебрежение, будто меня вовсе и нет тут!

Белеутов. Дерзай, царевич, дерзай, защищай свое благочестие! (Смех.)

Дионисий. Помолись, государь Федор Иванович, о даровании помощи.

Федор. Молюсь Богородице, чтоб Богоматерь закончила сии починания. После батюшкина погребения пойду босыми ногами по острым камням и твердой дороге, приду в храм Пречистой Богородицы, упаду перед образами и скажу: «Владычица Дева, надеюсь на Тебя и уповаю на милосердие Твое». (Плачет. Входят Нагие: Мария с младенцем Дмитрием, Афанасий Нагой, Федор Нагой и их слуги.)

Афанасий Нагой. По бесовскому наущению Годунова да Никиты Романова кремлевские стрельцы не хотели допустить законную царицу Марию с царевичем Дмитрием к телу цареву.

Мария Нагая (громко плачет). Уязвлена нетерпимой скорбью, не могу удержаться на ногах! (Пошатнулась. Афанасий и Федор Нагие подхватывают ее.) Как стерплю отшествие своего государя, кто утолит мою боль и сию печаль? (Вопит.)

Афанасий Нагой. Бояре и ты, митрополит Всея Руси Дионисий! Двадцать пять лет ливонской войны разорили отечество, и народ беспокоен. Ввиду неспособности царевича Федора надежды крепкие имеем на передачу трона младенцу Дмитрию, чтоб успокоить народ.

Белеутов. Ублажить Нагих бы надо!

Шереметьев. Дмитрий – еще дитя, а Федор – полуидиот. Без царя пожить бы. При опеке Афанасия Федоровича да Федор Федоровича Нагих.

Бельский (входит). Говорил я: не бить преждевременно в колокола! В минуты кончины уж вся Москва бурлит!

Белеутов. Успокоить надо бы новым царем, младенцем Дмитрием!

Афанасий Нагой. Бельский, тебя усопший государь объявил опекуном царевича Дмитрия. Так для успокоения народа вышел бы со стрельцами да провозгласил бы царевича Дмитрия!