Валентин Герман - Философская драма. Сборник пьес Страница 15

СВЕТЛОВИДОВ:

Идёт, идёт! Уж как тебе угодно…Сбивай с пути и увлекай с собойДух, с Моей точки зрения, благородный,Коль сможешь изменить его настрой.И будь же посрамлён, увидев в яви,Что человек – и в злой своей забаве —Лишь лучше постигает добрый путь.

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Отлично! Мне лишь только раз моргнуть…Пари меня ничуть не беспокоит.И если я сменю ему расклад,Уж Вы мне не пеняйте за разврат!Пусть жрёт он прах тогда и рожи мнене строит,Как тётушка почтенная моя —Змея!

Раскланивается.

СВЕТЛОВИДОВ:

Ко Мне всегда являться можешь смело.Тут ненависти нет к таким, как ты.Из духов отрицанья и тщетыВсех меньше тягость от тебя, пострела…Пойми: ведь человеку скучен труд,И он впадает в лень ежеминутно…А будет бес ему – как бич, как кнут, —И он, глядишь, займётся делом путным…

Снимает маску и балахон и вешает их на плечики, опустившиеся на лонже откуда-то сверху.

МЕФИСТОФЕЛЬ (подойдя к плечикам и взявшись за них руками):

Я рад порою видеть СтарикаИ не спешу с Ним доходить до ссоры.Так мило – по-людски, не свысока —Вести и с Сатаной переговоры!..

Внезапно лонжа с плечиками и Мефистофелем взвивается вверх и уносит его к колосникам, где он исчезает из виду.

СВЕТЛОВОДОВ (смотря ему вслед): Боже мой! Боже мой!.. И – чёрт возьми! Чёрт возьми!.. Играл я людей всяких, идобрыхизлых, но – больше злых… Как-то уж так выпадало… И умных, и глупых, но – больше глупых… Это я теперь, из старости своей, вижу. Люди смеялись и плакали, а чему они могли от меня научиться? Чему удивиться?.. Перед чем преклониться?.. Мало было такого, мало, очень мало… Если и было вообще… А так – шутом гороховым проскакал по сцене… Хиханьки-хаханьки!.. Аплодисменты посрывал и – в могилу! А захлопнется крышка – кто вспомнит над ней обо мне? Кто – помянет?.. Неужели – никто?..

Оглядывается по сторонам.

Жутко, чёрт подери… По спине мурашки забегали…

(Кричит)

Егорка! Петрушка!.. Где вы, черти?..

Снова проносится адский хохот.

Господи, что это я нечистого поминаю? Егорка!.. Петрушка!.. Ах, Боже мой!.. Брось, брось ты эти слова… Брось ты пить!.. Ведь уж стар, помирать пора… Ведь пора же, пора?

Достает из кармана небольшое зеркало и смотрится в него.

Пора! В шестьдесят восемь лет люди к заутрене ходят, к смерти готовятся, а ты… Ты!

Плюет в зеркало, потом протирает его рукавом, снова смотрит.

О Господи! Нечистые слова, пьяная рожа, этот шутовской костюм… Просто не глядел бы!.. Пойду скорее одеваться.

Идет к уборной, дергает за ручку двери, та не открывается; он дергает сильнее – никакого впечатления; Светловидов возвращается на авансцену, осматривается.

Жутко! Ведь эдак, ежели всю ночь здесь просидеть, то со страху помереть можно…

Садится на табурет, раскачивается и напевает.

Заползу я, как собака,В угол грязный и глухойИ под занавесью мракаПорешу там сам с собой…Снарядившись в путь-дорогу,Я налью стакан вином,Чтоб к смертельному порогуПодойти весельчаком.Покурю и нА пол сплюнуИ, сдержав весёлый крик,В петлю голову я всуну,Синий высуну язык…И коптилка жестянАяНа загаженном столеЗамигает, догорая,И останусь я во мгле.Руки ласковые СмертиТруп повисший охладят,И запляшут лихо черти,Увлекая дух мой в ад…

В глубине сцены со скрипом открывается дверь одной из уборных, оттуда показывается фигура суфлёра в белом халате; он идёт по сцене, шаркая и стуча башмаками; Светловидов в ужасе оборачивается

СВЕТЛОВИДОВ (вскрикивает от ужаса и пятится назад): Кто ты? Зачем?.. Кого ты?..

Топочет ногами.

Кто ты?

НИКИТА ИВАНЫЧ: Это я-с!

СВЕТЛОВИДОВ: Кто ты?

НИКИТА ИВАНЫЧ (медленно приближаясь к нему): Это я-с… Суфлёр, Никита Иваныч… Василь Васильич, это я-с…

СВЕТЛОВИДОВ (опускается в изнеможении на табурет, тяжело дышит и дрожит всем телом): Боже мой! Кто это? Это ты… ты, Никитушка? За… за… зачем ты здесь?

НИКИТА ИВАНЫЧ: Я здесь ночую, в уборных-с… Только вы, сделайте милость, не сказывайте Алексею Фомичу-с… Больше ночевать негде, верьте Богу-с…

СВЕТЛОВИДОВ: Ты, Никитушка… Боже мой, Боже мой!.. Вызывали шестнадцать раз, поднесли три венка и много вещей… Все в восторге были, но ни одна душа не разбудила пьяного старика и не свезла его домой… Я – старик, Никитушка… Мне – шестьдесят восемь лет… Болен! Томится слабый дух мой…

Припадает к руке суфлера и плачет.

Не уходи, Никитушка… Стар, немощен. Помирать надо… Страшно, страшно!..

НИКИТА ИВАНЫЧ (нежно и почтительно): Вам. Василь Васильич, домой пора-с!

СВЕТЛОВИДОВ: Не пойду! Нет у меня дома, – нет, нет, нет!..

НИКИТА ИВАНЫЧ: Господи!.. Уж забыли, где и живёте!

СВЕТЛОВИДОВ: Не хочу туда, не хочу! Там я один… никого у меня нет, Никитушка, ни родных, ни старухи, ни деток… Один, как ветер в поле… Помру, и некому будет помянуть… Страшно мне одному… Некому меня согреть, обласкать, пьяного в постель уложить… Чей я? Кому я нужен? Кто меня любит?.. Никто меня не любит, Никитушка!

НИКИТА ИВАНЫЧ (сквозь слезы): Публика вас любит. Василь Васильич!

СВЕТЛОВИДОВ: Публика ушлА, спит и забыла про своего шута! Где он теперь? А… где-то там, где занавес закрылся… Нет, никому я не нужен, никто меня не любит по жизни, Никитушка… Ни жены у меня, ни детей…

СВЕТЛОВИДОВ: А ведь я – человек, ведь я живой, у меня в жилах кровь течёт, а не вода… какая-нибудь… Я – дворянин, Никитушка! Хорошего рода… Пока вот в эту яму не попал, на военной служил… Да! В артиллерии… Какой я молодец был, красавец, какой честный, смелый, горячий!.. Боже, куда же это всё девалось?! Никитушка, а – потом… Каким я актёром был, а?..

Поднявшись, опирается на руку суфлера.

Куда всё это девалось?.. Где оно? Где – то время?.. Боже мой! Поглядел нынче в эту яму – и всё вспомнил, всё!.. Яма-то эта съела у меня сорок пять лет жизни… И – какой жизни, Никитушка!.. Гляжу… гляжу вот в эту яму сейчас и вижу всё до последней чёрточки, как твоё лицо. Восторги молодости, вера, пыл, любовь женщин!.. Женщины, Никитушка!..

Задумывается и начинает тихонько дирижировать, и вдруг – неизвестно откуда – начинает звучать песня под гитару, да еще сопровождаемая непредсказуемой цветомузыкой.

Песня

О, где ты,затерянное селенье?О, где ты?О, где тыв моей Андалузии слёзной?..Ах, слёзной!..

Появляется танцевальная группа: песня переходит в танец

У реки,у рекипляшут вместетополькИ…А один,а один,хоть на нёмлишь всего три листочка,хоть всего-ничего —три листочка,но,однако ж,он —гляди —пляшет, пляшетвпереди!..Эй, Ирэна!Выходи!..

Эй, Ирэна!Выходи!..Скоро выпадут дожди…Так скорей,так скорейпопляши в саду зелёном!Попляшив саду зелёном!Подыграюструнным звоном…Подыграюструнным звоном…

Ах,как несётся речка!Ах,ты моё сердечко!..Ах,ты моё сердечко…У реки,у рекипляшут вместетополькИ…А один,а один,хоть на нёмлишь всего три листочка:хоть всего-ничего —три листочка,но,однако ж,он —гляди! —пляшет, пляшет впереди…Выходи!..

Видение растворяется в темноте.

СВЕТЛОВИДОВ (преобразившись):

Дождёмся ночи здесь. Ах, наконецДостигли мы ворот Мадрита! СкороЯ полечу по улицам знакомым,Усы плащом закрыв, а брови – шляпой…Как думаешь, узнать меня нельзя?

НИКИТА ИВАНЫЧ (подыгрывает):

Да! Дон Туана мудренО признать!Таких, как он, такая бездна!

СВЕТЛОВИДОВ:

Шутишь?Да кто ж меня узнает?

НИКИТА ИВАНЫЧ:

Первый сторож,Гитана или пьяный музыкант…Иль свой же брат, нахальный кавалерСо шпагою под мышкой и в плаще.

СВЕТЛОВИДОВ: