Станислава Пшибышевская - Дело Дантона. Сценическая хроника. Страница 16

СЕН-ЖЮСТ (вполголоса). Максим!

Робеспьер вздрагивает. Сен-Жюст поднимается, берет его за локоть и подводит к кушетке у стены.

Садись. Давай поговорим.

Робеспьер устраивается поудобнее, наискось, прислонившись к вогнутому подлокотнику. Скрещивает ступни вытянутых ног. Складывает руки на груди, откидывает голову, чтобы опереться. Зная его, Сен-Жюст догадывается о результате переговоров.

Итак – все напрасно?

РОБЕСПЬЕР (безразличным эхом). Напрасно.

СЕН-ЖЮСТ. Наконец-то ты убедился…

РОБЕСПЬЕР (сонно). Ммм…

Пауза.

СЕН-ЖЮСТ (еще тише). Максим, как ты мог недооценить такого врага?!

РОБЕСПЬЕР. Я его не знал…

СЕН-ЖЮСТ. Ну знаешь ли!..

РОБЕСПЬЕР. …как до сих пор не знаете его и вы. (Вдруг наклоняется вперед.) Увы, Антуан, это не обыкновенный, безвредный поросенок Эпикура. Это мощный, продуктивный и отравленный мозг. Такой вот ум, оснащенный блестящими творческими способностями – безукоризненной логикой, ослепительным воображением, – но опирающийся на абсурд и порождающий ложь, должен быть у самого Сатаны. О да, я совершил роковую ошибку. Дантон – рассадник заразы.

СЕН-ЖЮСТ. Ах, ты переоцениваешь слова.

РОБЕСПЬЕР. Меня в дрожь бросает, когда юношеская глупость нет-нет да и заговорит твоими устами, Антуан. Слова! А что, как не слова, перевернуло Францию в восемьдесят девятом? Что поддерживает сегодня в людях веру, что придает революции смысл и направление? В чем еще находит выражение духовная жизнь человека? Слова!

СЕН-ЖЮСТ. Пусть. Что значит влияние мысли Дантона и его слова против силы твоих?

РОБЕСПЬЕР. Ты полагаешь? Дорогой мой, истина всегда скромна и труднодоступна, в то время как ложь сверкает еще издалека. Ложь не нужно завоевывать: она навязывается сама. Она проникает в разум, как кислород в кровь. Моя мысль бессильна против поэтических бредней Дантона, потому что его дешевая ложь приживается не в пример легче.

О, ты бы его только слышал! Этот великолепный размах логических посылок, этот грандиозный жест синтеза, монументальная перспектива несуществующего мира… и все это сведено к удобному для него абсолюту! Разумеется, человек с натренированным умом печально улыбнется – но у масс не тренированный ум.

И как он умеет убеждать! Как действенны эти кричащие эффекты! Эти общие места… ребяческие и дьявольские!

Вполне естественно, что Камилл пропал от одного вида всего этого блеска. А мы-то думали, это он снабжает Дантона идеями! Антуан, будь у Дантона побольше мужества, он мог бы вернуть монархию за месяц.

Если мы дадим ему время… он способен на это. (Краткая пауза.) Ничего не поделаешь. Нужно убить его, и поскорее. (Встает.) До свидания. Пленарное заседание Комитетов я созову завтра… в полдень.

СЕН-ЖЮСТ (тоже встал). Куда, Максим?

РОБЕСПЬЕР (равнодушно, однако отводит глаза). К Камиллу.

СЕН-ЖЮСТ (преграждает ему дорогу). Максим… не ходи к нему.

РОБЕСПЬЕР. Это почему?!.

СЕН-ЖЮСТ. Максим, не ходи к нему! Ты защищал его – по причинам не только политическим – вплоть до грани скандала. Его ты не спасешь, а…

РОБЕСПЬЕР. Сен-Жюст, что тебе до этого?

СЕН-ЖЮСТ. Сказать тебе? Я боюсь за наше дело. Максим, твое мужеское ослепление хуже моей юношеской глупости. Ты что, не знаешь его?! Он кокотка, а не мальчик, этот Демулен! Ты думаешь, он станет слушать то, что ты ему скажешь? Он начнет с тобой играть, сыпать громкими фразами, корчить гримасы. Ты же будешь бессильно смотреть, как этот щенок с непреклонным упорством глупости лезет под колеса. Под эдакой пыткой, милый мой, ты выболтаешь что угодно! Лишь бы наконец-то разбудить его… ты выдашь свой план, и вся шайка будет предупреждена. (Робеспьер пожимает плечами.) Максим, Максим, неужели тебе не достаточно того уже полугодичного заигрывания с… государственной… изменой!

РОБЕСПЬЕР (спокойно). За кого ты меня принимаешь, Сен-Жюст… за женщину? Чтобы я выдал правительственную тайну… ради привязанности?! Знаешь, твоя нескромность меня оскорбила бы, но на такой абсурд и впрямь трудно сердиться. Будь здоров, друг мой.

СЕН-ЖЮСТ. Тсс! Значит, ты хочешь созвать нас завтра в полдень? Почему не утром? Почему не сегодня ночью?

РОБЕСПЬЕР (медленно и внимательно оглядел с головы до ног. Затем). Car tel est mon bon plaisir[35]. (Выходит, провожаемый грустной улыбкой друга.)

У Демулена. Люсиль, двадцати двух лет, сидит под лампой и шьет; Камилл вбегает раздосадованный, швыряет плащ и шляпу, падает на диван и принимает удрученную позу.

ЛЮСИЛЬ. Ну?.. (Камилл делает демонстративную гримасу.) Ах, супруг мой! Мы, значит, опять натворили глупостей?!

КАМИЛЛ (принимает свое излюбленное положение: локти опираются о колени, челюсть о кулаки). Ох, видишь ли, Люсиль… (Она встает и разыгрывает умоляющую пантомиму.) Могла бы и перестать паясничать, когда мне… (Выпрямляется.) А впрочем, к черту, я радоваться должен!.. (Смотрит на нее.) Я слышал беседу обоих тигров.

ЛЮСИЛЬ (посерьезнев, садится рядом с ним, заинтересованно). О?.. Ну и?

КАМИЛЛ (встает). Объявлена война! (Начинает ходить кругами по комнате, несколько нервно.)

ЛЮСИЛЬ (вздрагивает, пораженная ужасом). Что?!.

КАМИЛЛ (взбудоражен, не обращает внимания). Да, и это замечательно! Робеспьеру надо преподать горький урок – наконец-то это случится! Да, я рад. Рад!

ЛЮСИЛЬ (стоит возле стола, en détresse[36]). Да как же это?!.

КАМИЛЛ. Он и сам отлично знает, что Дантон ему не чета. Иначе ведь он не попросил бы его – да-да, Робеспьер… по-просил – об аудиенции! Другое дело, что Дантон не сумел как следует его унизить. Меня это взбесило. Боже милостивый, если бы он попросил меня!..

ЛЮСИЛЬ (склонившись над столом, в отчаянии). Но послушай, Ка…

КАМИЛЛ (оборачивается и останавливается). Люсиль, помнишь, как он выставлял меня на посмешище в клубе? Помнишь, а? Они трепетали передо мной, а он сделал из меня шута! А унижений, которым он на каждом шагу подвергал меня наедине, ты и представить себе не можешь, даже отдаленно. Они выше человеческого разумения. Ну а теперь-то уж я отыграюсь.

ЛЮСИЛЬ (почти кричит). Камилл! Как это вышло? Ты же ясно сказал, что Дантон сам жаждет прийти к согласию?!

КАМИЛЛ (вдруг опомнившись, садится). Так Робеспьер-то сумасшедший. Ему кажется…

ЛЮСИЛЬ. Малыш, да перескажи мне, наконец, суть разговора!

КАМИЛЛ (после краткой паузы). Видишь ли, этого я, по правде говоря… не понял. Было не разобрать… Одним словом: я из этой каши ничего не уяснил. Нет, политик из меня никакой. Но что мне с того! Я – великий поэт; а это значит куда больше… правда, Лулу?

ЛЮСИЛЬ (бледная от беспокойства). Разумеется, но…

КАМИЛЛ (вдруг выпрямляется). Ах, да ведь Дантонова лесть могла быть формой сарказма!.. Ну конечно! О, какой же я осел! Ну, теперь все ясно: Дантон так резко указал ему на его место, что этот хвастун рассердился и отверг примирение – несмотря на то что вместе с ним утратил и последнюю соломинку!

Вскакивает и снова принимается расхаживать, потирая руки.

ЛЮСИЛЬ. Ты в этом уверен? Значит, все-таки слышал?

КАМИЛЛ. Не все, но это ведь довольно-таки ясно. Ну, тем лучше. Мы вернем ему должок за унижения… с ростовщическими процентами! Я уже три месяца жду не дождусь этой минуты!

ЛЮСИЛЬ (ошеломленно опирается на стол). А я три месяца тряслась. Сбылось мое самое страшное предчувствие.

КАМИЛЛ (останавливается). Люсиль, не говори таких вещей, не то я и тебя возненавижу! Пойду переоденусь. Орас[37] спит?

ЛЮСИЛЬ (пришла в себя). Да… смотри не разбуди!

Звонок.

КАМИЛЛ (убегает). Господи Боже! Кто это может быть?! Лулу, меня нет дома.

Исчезает. Стук в дверь; Люсиль отвечает.

РОБЕСПЬЕР (входит с поклоном). Ваш муж дома?

Люсиль застыла от нечаянной радости.

ЛЮСИЛЬ (не шевелясь, с запозданием). Да. Он сейчас придет. Не угодно ли подождать?

РОБЕСПЬЕР (снимает и кладет шляпу, трость, перчатки). С удовольствием.

ЛЮСИЛЬ (бесшумно приблизилась к нему со спины. Когда он выпрямляется и поворачивается, хватает его за обе руки. Стоит прямо перед ним, посреди комнаты). Максим… какое счастье, что вы пришли сегодня!..