Эмиль Брагинский - Почти смешная история и другие истории для кино, театра Страница 17

— Нет, не стоит!

И быстро ушел. И даже в последний раз не взглянул на Лидию Васильевну, чтобы не унижать мужа.

В поезде Толоконников постоял у окна, но далекие огни уже не манили его. Он закрылся в купе, прилег и закрыл глаза. Однако не спалось. В голову упрямо лез однорукий боксер, который делает шаг вперед, чтобы извиниться. На душе было скверно. Толоконников промучился, наверно, часа три, затем все-таки заснул. Во сне он кричал. Каждый раз с верхней полки свешивался мужчина, трогал Толоконникова за плечо и говорил:

— Товарищ, вы кричите!

Проснулся Толоконников довольно поздно — в девятом часу. Глянул в окно, где светило солнце, было небо без облаков и разноцветные осенние деревья, вспомнил про вчерашнее и искренне изумился, что такое могло произойти с ним, с Толоконниковым. При этой мысли он заулыбался, и улыбался все время, пока под одеялом натягивал рубашку и штаны.

Встав, Толоконников взял у проводника чаю, пачку дорожных сухарей и принялся с аппетитом завтракать. В стакан он положил сначала три куска сахара, а потом добавил четвертый, чтоб было послаще.

Толоконников пил чай, грыз сухари и вспоминал то одно, то другое, стараясь не упустить ни одной детали, и это было так интересно!..

Сегодня Толоконников ни о чем не жалел, а только радовался тому, что вот решился и сошел в Крушине, стоящий город, между прочим, провел там день с красивой женщиной и даже схлопотал за это по физиономии, и не от кого-нибудь, а от настоящего боксера!

Огорчало другое, что обо всем ну никак нельзя будет рассказать жене, по которой Толоконников соскучился и которую сейчас любил особенно сильно, а без этого удовольствие было неполным.

1967

Полина Андреевна

— Петр Игнатьевич, — скорбно сообщил жене Вениамин Иванович, — празднует сегодня свое шестидесятилетие!

Семья сидела за столом, завтракала. Четверо — муж, жена, девочка восьми лет и мальчик — десяти.

— Зачем он это устраивает? — скорбно спросила жена, — такая морока, расходы! Что ему, подарки нужны?

— Кстати, и нам придется подарок купить! Двадцатку выкинуть — не меньше! — вздохнул муж.

— Четырнадцать, — отрезала жена. — За шесть рублей я себе лучше колготки куплю. Вон смотри, как ходит твоя жена! Коля! — прикрикнула она на сына. — Не ешь руками!

— Покупай что хочешь! — сказал муж.

— С меня и так хватит покупок! — мгновенно отреагировала жена, которую звали Полиной Андреевной. Была она еще совсем молодой, а отчество приобрела потому, что заимела двух детей.

— Но у меня такой день! — взмолился муж. — Ты что, забыла? Наконец-то обсуждается мой проект. У самого замминистра…

— А у меня всегда такой день! — вспылила жена. — И мой такой день — с утра и до вечера. День! Такой! С утра и до вечера кручусь… Ты пойдешь на работу и будешь в коридоре лясы точить… у тебя министры или там заместители, а у меня — картошка, мясо, сметана… у нормальных людей утром час «пик» и после работы — час «пик»… А у меня жизнь «пик»!

— Полина, перестань! Ну я сам куплю!

— Вот еще! — отрубила жена. — Аллочка, не сутулься! Что за поколение растет! Все сутулятся! Ты купишь! Такое купишь, что стыдно будет нести. Будь он неладен, твой Петр Игнатьевич! Шестьдесят уже, стыдиться надо, скрывать, в пенсионеры высунулся, а он празднует! Коля, не ешь руками! — И строго поглядела на мужа. — Веня, надень другую рубашку! Все-таки обсуждение проекта… Два года работы, а ты в мятой рубашке!

Муж встал из-за стола и покорно полез в платяной шкаф.

— Мама! — заговорила дочь. — Зайди к учительнице…

— Что, опять? — чисто механически спросила Полина Андреевна.

— Не знаю…

— Эта рубашка годится? — Муж показал рубашку.

— Галстук к ней полосатый! — приказала жена.

— Папа! — позвал сын. — Тебя тренер вызывает!

— Хорошо, я зайду! — пообещала Полина Андреевна.

— Так он отца вызывает! — попробовал было спорить сын.

— Я сказала — зайду! — повысила голос Полина Андреевна. — А ты дорогу переходи как следует. Вчера перебежал на красный свет…

— Нет, на зеленый!

— Я наблюдала, на красный! Голову оторву!

— Не успеешь! — заметил современный ребенок. — Меня раньше машина переедет! — И выскочил из комнаты.

— Твое воспитание! — сказал Вениамин Иванович. — Как я завязал галстук? Проверь!

Полина Андреевна вышла из дома, держа за руку дочь.

— Вот ты меня в школу провожаешь, — зудила дочь, — а Витю Викторова никто не провожает!

— Наверное, некому!

— Нет, очень даже есть кому. У него все три родителя дома работают.

— Как это — три родителя?

— Папа, мама и дедушка. И никто не провожает! Почему?

— Ну, не знаю почему!

— А почему все-таки?

— Что ты пристала! — разозлилась мать. — Может, у него родители алкоголики?

— Все три? — серьезно спросила дочь.

В школе, в учительской комнате, Полина Андреевна стояла с понуро-виноватым видом, а хорошенькая молодая учительница привычно выговаривала, она уже наловчилась отчитывать детей и их родителей.

— Ваша Алла чересчур мобильна и постоянно эмоциональна!

— Я ей скажу!

— Ее эмоциональные всплески нарушают нормальный школьный ритм!

— Я ей всыплю! — пообещала мать.

— Бить не надо, устарело! — возразила учительница. — Есть современные методы наказания, например запретить смотреть вечернюю сказку!

— Да она уже и так ее давно не включает, она смотрит «Голубой огонек».

Учительница подумала и сказала:

— Это нехорошо! Лучше пусть смотрит программу «Время». А я вас вызывала… я попросила прочесть любимое стихотворение, и ваша Алла, — тут учительница понизила голос, — стала декламировать упаднические стихи!

— Упаднические? Алла? — переспросила Полина Андреевна и, откровенно растерявшись, принялась теребить край плаката «Берегите природные ресурсы».

— Оставьте плакат в покое, вы его сорвете со стены! — нахмурилась хорошенькая учительница. — Упаднические стихи не соответствуют передовому образу мыслей, который я воспитываю в детях. Сначала там про ветер, который не зовет вперед, а, наоборот, вздыхает, а в конце вообще какие-то чары, какие еще чары в нашей жизни? И к тому же пессимистический черный челн! Кому сегодня нужен черный челн, когда у нас есть белоснежные лайнеры! И называется как стыдно: «Челн томленья»!

— Постойте! — Полина Андреевна даже вскрикнула и с чувством начала читать:

«Вечер. Взморье. Вздохи ветра,

Величавый возглас волн.

Близко буря. В берег бьется

Чуждый чарам черный челн…»

Я тоже люблю эти стихи. Это Бальмонт!

— Ну и любите себе на здоровье, — учительница оставалась невозмутимой, — за вас я не отвечаю. Лично для меня Бальмонт — холодный эстет, далекий от надежд народа!

— Не сердитесь! — попросила мать. — Девочка музыкальная, она учится по классу скрипки, очевидно, ее привлекала музыка слов. Но я обязательно запру Бальмонта на ключ. А что ей вы рекомендуете читать?

— То, что предусмотрено программой для внеклассного чтения. Именно там можно найти любимые стихи!

И тут из коридора донесся отчаянный крик и визг. И учительница, и Полина Андреевна обе одновременно выскочили в коридор. На полу валялись Алла и Витя Викторов, который нещадно тузил девочку.

— Викторов! — приказала учительница. — Немедленно перестань бить Белоногову и встань с нее!

Послушный Викторов нехотя поднялся:

— А пусть Белоногова не обзывается!

— Как она обзывается? — голосом следователя спросила учительница.

— Что у меня все три родителя — алкоголики!

На улице из автомата Полина Андреевна позвонила на работу мужу:

— Вениамина Ивановича… Это жена говорит, здравствуйте!.. У замминистра?… А оттуда известий нет, как там проходит?… Ну ладно, я позже позвоню…

В овощном магазине народу было немного.

— Почему картошка мелкая? — Полина Андреевна была недовольна.

Продавщица ответила равнодушно:

— Студенческая… студенты копают… Я, что ли, картошку делаю? Нам какую завозят…

Полина Андреевна собралась было платить, но увидела, что кассирша куда-то ушла.

— Кассирша где?

— По телефону разговаривает… — тем же небрежным тоном бросила продавщица.

— Ну, знаете ли… — Полина Андреевна готова была вспылить.

— А вы-то знаете, почему она разговаривает? — уже с вызовом сказала продавщица. — Они с отпуска вернулись, с мужем, а сын в дверях в обнимку стоит с девицей. Не падайте, говорит, в обморок, папа и мама, это моя жена. А сыну-то шестнадцать!

— Где кассирша? — возмущенно крикнул кто-то.

— Несчастье у нее! — отозвалась Полина Андреевна и поторопила продавщицу: — Ну а дальше, дальше?