Надежда Тэффи - Алмазная пыль (сборник) Страница 18

Илюшечка. Я ведь ничего не могу для вас, Лизавета Алексеевна. Если бы что мог, все бы сделал. Вы ведь знаете, что вы для меня.

Арданова. Да ничего и нельзя, Илюшечка, ну что тут сделаешь. Ведь это и есть счастье. Я только никогда не думала, что счастье так тревожно, так больно чувствуется.

Илюшечка. Тревожно?

Арданова. Ведь я так тихо, тихо жила. Чуть теплилась. Кончила институт, познакомилась с Колей, через два месяца замуж вышла. И вот восемь лет так прожила. Иногда скучно было и думалось, что есть что-то, чего я не знаю, но и сама не верила.

Илюшечка. Если б я мог что-нибудь для вас. Ничего я не могу. Нищая у меня душа, с посошком ходит, с берестяночкой. (Задумывается.) Я пойду, Лизавета Алексеевна. Простите меня, что я так вас встревожил. (Задумывается.) Лизавета Алексеевна. Вы только не подумайте, что мне все равно, что я не мучаюсь и не интересуюсь знать, что с вами происходит. Лизавета Алексеевна… Я просто… Не смею спросить.

Арданова. Милый Илюшечка, спасибо вам. Я и сама ничего не знаю. Знаю только, что не пустяки это, что серьезно и важно, потому что не смеха и не веселья хочу я, и не поцелуев… да, Илюшечка, вы не подумайте… не поцелуев, а чего-то огромного, жертвы и подвига. Может быть, это смешно. Ведь каждый влюбленный гимназист прежде всего говорит даме своего сердца, что он готов из-за нее выпрыгнуть в окошко с третьего этажа. И мы смеемся. Может быть, и то, что со мной сейчас, тоже смешно. Я не знаю. Только я-то сама не смеюсь, потому что вся моя маленькая жизнь здесь, а больше ведь у меня ничего нет. Илюшечка. Мальчик мой нежный. Я, может быть, тоже уйду, но не по земле пыльной бродить, а прямо к солнцу. (Смеется.) Прилетит за мной огненный змей. А вас я не забуду, Илюшечка, я вам сверху золотую звезду брошу.

Илюшечка. Вы царица, Лизавета Алексеевна, и грезы ваши – венец царский. Я про себя только всегда и думаю, что когда помру я, похоронят меня, так на том месте из земли обязательно морковка вырастет, потому что уж очень я рыжий был. Вы смеетесь, а вам не весело… Тревожно вам. (Встает.) Я пойду. Мне бы хотелось… перекрестить вас на прощание, да вам еще, пожалуй, смешно станет. Ну, все равно. Прощайте, Лизавета Алексеевна. (Уходит.)

Арданова сидит, задумавшись. Входит Серафима.

Серафима. Не прикажите ли чего, барыня?

Арданова. Нет, можете идти спать.

Серафима (помолчав, жеманно). И до чего мне, барыня, господин Долгов нравится, прямо даже удивительно. Из всех, можно сказать. Я даже давеча Лушке говорю, какой, говорю, самостоятельный мужчина.

Арданова (раздраженно). Чего вам надо, Серафима Ананьевна? Погасите в комнатах и можете ложиться спать.

Серафима. Ах, барыня, милая, что-то вы будто похудевши. Уж так у меня сердце за вас болит. Так болит, что показать не умею. Ведь вы у меня, барыня, ближе матери родной. Ведь что я до вас была? Пыль. Впроголодь жила, чулком питалась. А вы меня вознесли и возвеличили и кофею со своего стола даете. Я, барыня, вот и Лушке говорю: «Я, говорю, за свою барыню не то что жизнь, а и все прочее отдам». (Помолчав.) А что я вам еще, барыня, сказать хотела, что очень я нашего барина люблю. Такой он человек миловидный да ласковый… уж и не знаю, сказать ли вам…

Арданова. Что такое? В чем дело?

Серафима. Конечно, не мое дело, а только должна я вам сказать, через мою преданность, что барин-то наш очень шибко играть стали.

Арданова. А вам-то какое дело? Вас это совсем не касается.

Серафима. Уж не сердитесь, милая барыня, а слышала я, как вы сегодня барина спрашивали, отвезли ли они ваши деньги в банк. Барин-то сказали, что еще не отвезли, а я так слышала, что отвезли-то они их, да не в банк, а в клуб.

Арданова. Что за вздор говорите. Деньги здесь, в бюро.

Серафима. А коли на то пошло, так я сама видела, как барин вчера ночью вернулся, да из бюры деньги вынул, да опять в клуб поехал.

Арданова. Замолчите. Я вам говорю, что деньги в бюро. Ключ у меня.

Серафима. А барин своим открывал.

Арданова (подходит к бюро, открывает его, несколько мгновений подавленно молчит, потом опять закрывает бюро). Конечно, деньги все тут. Идите спать.

Серафима (смотрит хитро). Виновата, барыня. (Уходит.)

Арданова (опускается в кресло). Душно. (Сидит, закрыв лицо руками, и вдруг встает, выпрямляется, прижимает обе руки к сердцу, точно прислушивается к чему-то, и вдруг вся точно вспыхивает восторгом.) Иду. (Выходит из комнаты.)

Занавес.

Действие третье

Кабинет Долгова. Большая комната, старинная громоздкая мебель, на стенах старые портреты. Большие книжные шкафы. На широком диване сидят Полина Григорьевна и Долгов. Сидят рядом. Долгов держит ее за руку.

Долгов. Ну, милая Полина, ну расскажите еще что-нибудь. Значит, у вас много было поклонников?

Полина. Масса. Вы даже не поверите, какая масса. Только военных очень мало. Это оттого, что у нас в городе военных нет, так что я встречалась с офицерами только, когда к сестре в Новгород ездила, или вот на железной дороге. Ах, сколько у меня было романов на железной дороге, вы себе представить не можете. У меня какая-то необыкновенная способность в пять минут влюблять в себя человека. Прямо даже смешно. В пять минут. Серьезно. Можете даже по часам проверить.

Долгов. По часам? Ну, вот отлично. В следующий раз, когда начнете влюблять, предупредите меня, и я буду следить по часам.

Полина. Ну, нечего, теперь я вижу, что вы ужасный насмешник. Вы скоро уедете?

Долгов. Только когда вы это прикажете, не раньше.

Полина. Хи-хи-хи. А если я никогда не прикажу?

Долгов. Останусь навсегда у ваших ног.

Полина. Ах, какой вы Дон-Жуан.

Долгов. Вы очаровательны, милая Полина. Каждое ваше слово я готов записывать. И не записываю я его только потому, что все равно навеки запечатлею в моем сердце.

Полина (лукаво). Боюсь, что вы эти самые слова говорите и Клеопатре Федотовне, и Лизавете Алексеевне, и мадам Поповой.

Долгов. О, как вы не правы ко мне, очаровательная Полина. Неужели вы думаете, что я могу слушать кого-нибудь и с таким же упоением, как слушаю вас. Вы не знаете, что вы мне напоминаете.

Полина. Ах что бы то ни было, я предпочла бы, чтоб вы в моем присутствии жили настоящим, а не прошлым.

Долгов. Милая Полина. Вы мне напоминаете далекую невозвратную страну детства. Когда я был ребенком, я жил здесь, и мне кажется, что вы приходили сюда, очаровательная Полина. Только звали вас иначе – Софьей, Анной, Раисой – не знаю. Вы приходили, сидели, пили чай с вареньем и брали меня к себе на колени.

Полина. Ах. Ке се ке ву дит[14].

Долгов. И говорили, говорили, так же как теперь. Я помню как сквозь сон, вижу и слышу вас. Очаровательная, бессмертная Федосья Карповна.

Полина. Почему Федосья Карповна? Почему такое безобразное имя, ничего не понимаю. Вы ужасно странный человек, Андрей Николаевич.

Долгов. Не сердитесь, Полина. Это ничего, что вы не понимаете. Это показывает, что мой восторг перед вами выше человеческого понимания. (Звонит.)

Полина. Зачем вы звоните?

Входит лакей.

Долгов. Подайте нам чаю и варенья. Непременно варенья. Это очень важно.

Лакей уходит.

Полина. Батюшки, какой вы привередник. Еще непременно с вареньем.

Долгов. Не для себя, очаровательница. Не для себя. Я должен видеть, как вы пьете чай с вареньем. Это ваш стиль. Понимаете? Это ваша красота.

Полина. Ах финисе. Что за декадентство.

Долгов. Ну, зачем вы такие слова говорите. Ну вот все сейчас испортили.

Лакей вносит чай, ставит на стол и уходит.

Полина. Что же я испортила?

Долгов. Все равно. Расскажите лучше, как ухаживает за вами почтмейстер?

Полина. А вы откуда знаете, что он за мной ухаживает?

Долгов. Ну разве может быть иначе, разве можно быть почтмейстером и не ухаживать за вами?

Полина. Я на него не обращаю ни малейшего внимания.

Долгов. Вы ужасная кокетка, Полина. А скажите, как вам пришло в голову зайти сегодня ко мне?

Полина. Это вышло так, случайно.

Долгов. Как же вы не предупредили меня?

Полина. А что?

Долгов. Вы могли бы кого-нибудь застать у меня и пострадала бы ваша кристальная репутация. И, наконец, ваш супруг… Ведь не все же время занимается он своими пернатыми свиньями. Может быть, иногда приходит ему в голову вопрос – а что-то теперь поделывает моя очаровательная Полина. А? Разве это не может быть?