Бранислав Нушич - Покойник Страница 18

Марич. Буду благодарен.

Спасое. Вы, сударь, агент и представитель одной анархистской организации, цель которой – подрыв государства, подрыв устоев общества и уничтожение общественного порядка.

Марич (смеется). Это все?

Спасое. Нет, не все, да вы и сами убедитесь, что это не все, когда я изложу вам весь материал. Следствие начинается с какой-то кражи писем в вашем доме…

Марич. Писем любовных?

Спасое. Так говорите вы, но следствие говорит иначе… Это была кража писем, которые вас сильно компрометировали и раскрывали всю вашу подрывную деятельность. Как только эти письма были перехвачены, ваш ближайший сотрудник в этом деле, какой-то русский эмигрант Алеша, покончил жизнь самоубийством, а вы удрали за границу и тайно жили там в эмиграции три года.

Марич. Впервые слышу. Значит, это были политические письма?

Спасое. Не политические, а революционные, анархистские.

Марич. Можно назвать и так, если измену жены понимать как анархию в браке.

Спасое. Полиции известно содержание этих писем.

Марич. Ах так, их читала полиция?

Спасое. Нет, она их не читала, так как госпожа Рина, желая вас спасти, уничтожила все письма.

Марич. Очень благодарен! Но откуда же тогда полиция знает, что письма были революционные, если только госпожа этого не подтверждает?

Спасое, Разумеется, она это подтверждает.

Марич. Ах, так! Значит, госпожа, если потребуется, может это подтвердить?

Спасое. Конечно, подтвердит.

Марич (обращаясь к Рине). Мне хотелось бы, чтоб госпожа сама об этом сказала.

Рина (смущена и взволнована). Я… я…

Марич. Да, да, да, госпожа даст такие показания, так как это вполне соответствует ее понятиям о морали!

Новакович. Сударь, я не позволю вам оскорблять мою жену!

Марич. Я оскорбляю свою жену, а для вас она только наложница.

Новакович. Пока она носит мою фамилию…

Марич. Фамилию? Не знаю, значит ли это что-нибудь для вас, но для госпожи – ничего не значит! Она носила и мою фамилию и все же имела свой особый взгляд на мораль; теперь она носит вашу фамилию и все равно имеет свой особый взгляд на мораль.

Рина (захлебываясь от волнения и ненависти, со взглядом, полным презрения, в бешенстве кричит). Довольно! (Зло.) Я дам такие показания, дам! (В изнеможении падает в кресло.)

Марич (спокойно и равнодушно). Я вам верю! (Новаковичу.) Ну, конечно, и вы подтвердите это своими показаниями, ведь вам тоже известно содержание писем?

Спасое. Да, господин Новакович тоже это подтвердит. И не только это, он даст показания и об анархистской пропаганде, которую вы проводили среди рабочих на стройке, о сомнительных типах, об агентах различных подрывных организаций Интернационала, которых вы приводили со стороны и брали на стройку, чтобы помочь им замести следы.

Марич. Господин Новакович даст такие показания?

Спасое. И еще многие другие.

Марич (смотрит Новаковичу прямо в глаза и, когда тот опускает взгляд, с глубоким презрением поворачивается к нему спиной и обращается к Спасое). Разумеется, среди этих безупречных свидетелей не будет отсутствовать и ваш уважаемый господин зять?

Спасое. Конечно, и он. Притом его свидетельские показания будут самыми тяжелыми для вас.

Марич. Ах, так?

Спасое. Отправляясь в эмиграцию, для того чтобы замести следы, компрометирующие вас, вы доверили этому молодому человеку некоторые ваши рукописи, как вы выразились, весьма ценные для вас.

Марич. Правильно!

Спасое. Вот видите, вы даже не отрицаете основного факта. Ну, конечно, правду отрицать невозможно. После ваших похорон мой зять, не зная, что делать с оставленными рукописями, начал их просматривать и, к своему великому удивлению, нашел в них секретнейшую революционную переписку с различными иностранными организациями. Переписку, ведущую не только в тюрьму, а прямо на виселицу. Молодой человек пришел в смятение. Он, конечно, не захотел держать у себя такие документы, а передать их полиции – зачем… зачем компрометировать вас, когда вы уже умерли? Мой зять посоветовался с господином Антой, как человеком опытным, и они вместе пришли к заключению – сжечь всю эту корреспонденцию в интересах вашего мира и спокойствия на том свете.

Марич (с ужасом и отвращением). И ваш зять даст такие показания?

Спасое. Да!

Марич. Это подтвердит и господин Анта?

Спасое. Господин Анта… Господин Анта даже поклянется на суде, если это потребуется.

Марич. Жалкий человечишко!

Анта (Новаковичу, скорее по секрету). Вот тебе на, почему же я жалкий человечишко?

Марич. Господин Протич, мне хотелось бы лично от вас услышать, действительно ли вы осмелились утверждать что-либо подобное?

Любомир молчит.

Спасое. Скажи ему, скажи ему смело!

Любомир (мучимый совестью, почти шепотом). Да… я дам такие показания!

Марич (вспыхнув). Негодяй!

Общее движение.

Я думал, вы обыкновенный вор, но вы хуже, вы разбойник с большой дороги!

Анта. Ого!

Спасое. Не волнуйтесь, господа! Ему нечем больше защищаться, он может только оскорблять.

Марич (все еще взволнованный). А вы ожидали, что я буду защищаться? От чего? От кого? От вас – аморальных людишек!

Анта (Новаковичу). Вот те на, теперь уже все мы аморальные людишки!

Марич (взяв себя в руки). Я не должен был позволять себе так волноваться. Такие явления и в такой среде – недостаточная причина для того, чтобы волноваться! (К Спасое.) Итак, вернемся к нашему недавнему приятному разговору. Скажите мне, мой дорогой и ближайший родственник, скажите, и вы будете давать какие-нибудь показания?

Спасое. Что за вопрос, разумеется, и я расскажу все, что знаю. Нельзя же от меня требовать, чтобы я был несознательным и скрывал то, что знаю.

Марич. А что такое вы знаете, что могло бы случайно потревожить вашу совесть?

Спасое. Я точно знаю о крупных суммах в иностранной валюте, которые секретно поступали к вам из-за границы, знаю…

Марич. И это показание вы подтвердите удостоверениями, подобными тем, которые вы представили суду в доказательство нашего родства?

Спасое. Я знаю, чем подтвердить, это уж мое дело.

Марич (снова волнуясь). Боже, неужели все, что я слышу, возможно! Неужели вы действительно произнесли все то, что я слышал? Невозможно представить, чтобы так много подлости скопилось у такого небольшого количества людей. Людей? А верно ли я сказал? Конечно, в конце концов каждый из вас человек, но есть ли в вас хоть частица человеческого?

Спасое. Есть, уверяю вас, есть. Я докажу вам, насколько мы человечны и насколько я в этот момент считался с моими родственными обязанностями. (Вынимает из кармана паспорт Шварца.) Я, сударь, уже приготовил вам завизированный паспорт в Германию или любые другие страны. По этому паспорту вас зовут Адольф Шварц, так как под своим именем вы не могли бы пересечь границу. На паспорте ваша фотография. (Подает ему паспорт.)

Марич (поражен). Паспорт?… Зачем паспорт?…

Спасое. Для того чтобы вы могли беспрепятственно и своевременно удалиться из страны.

Марич. Удалиться? (Хватает паспорт.) Дайте его, дайте его, дайте мне этот драгоценный документ! (Поспешно сует паспорт в карман.) Это наилучшее письменное доказательство вашей подлости! Я не отдам вам обратно этот документ, не отдам, даже если это будет стоить мне жизни.

Спасое. Я его от вас и не требую; берегите его, он вам пригодится. Когда вы взвесите и решите, что лучше: провести ли десять-пятнадцать лет в одиночестве, никем не видимым и не слышимым, под чужим именем, в каком-нибудь приятном немецком, голландском или, если хотите, швейцарском городке, или же провести десять-пятнадцать лет в одиночестве, никем не видимым и не слышимым, в каком-нибудь тюремном каземате, тогда вы поймете всю ценность этого паспорта.

Марич. В тюремном… каземате? Почему я там буду, за что? Разве только за то, что я требую, чтобы разбойники возвратили мне украденные у меня мою честь, научный труд и состояние? Потому-то я и агент анархистских организаций, что хочу разоблачить вас, грабителей и разбойников с большой дороги! Для вас это означает подрыв общества и общественного порядка? Разве развратная женщина, неверный друг, разбойник на кафедре университета, грабитель чужого имущества и клятвопреступник, разве они столпы, на которых зиждется этот ваш общественный порядок? А разве тот, кто требует, чтобы ему вернули отнятые моральную и материальную собственность, разве он подрывной элемент? О, жалкие негодяи, не заслуживающие даже плевка честного человека!

Спасое. Мы позволили вам высказать все, что вы хотели, и вы слышали все, что вам нужно было услышать. Теперь вам необходимо еще убедиться в том, что все это не было пустым разговором. (Звонит.)