Борис Акунин - Гамлет Страница 2

Я давеча начал рассказывать… Только прошу, спокойней, не привлекайте к себе внимания… Минувшей ночью я видел вашего отца.

Во сне, должно быть?

Я не спал. Знаю это точно, ибо ущипнул себя за руку. Вот синяк, видите? Я говорил вам, что уже несколько дней, как прибыл в Эльсинор. По замку ходят диковинные слухи. До вас, разумеется, они не дошли — обитатели дворцовых покоев вечно узнают все последними.

Да что за слухи? О моем отце?

Позавчера стража восточного бастиона — того, что навис над обрывом, — видела рыцаря, как две капли воды похожего на покойного короля. Ровно в полночь он прошел мимо часового, звеня доспехами. На оклик не ответил. Часовой хотел стрелять, но разглядел белый плюмаж на шлеме…

Да, он всегда в бою иль на турниреГлаву плюмажем белым украшал!

Когда же солдат перекрестился, рыцарь вдруг взял и растаял в ночи.

Не верю! Часовой был, верно, пьян!

Но я-то вина не пью, вы знаете. А между тем я видел рыцаря, вот как сейчас вижу вас. Я был там вчера, подменив часового, — тот охотно уступил мне свой пост. Ровно в полночь появился рыцарь с седой бородой, с белым плюмажем на шлеме. Прошел мимо меня. Потом остановился и посмотрел, будто вглядывался в мое лицо. «Гамлет, сын мой, это ты?» — послышался мне тихий, как дуновение ветра, голос… Ведь вы знаете — про призраков говорят, что они плохо видят.

Вам… вам я не поверить не могу.Вы не придумщик и не пустобрех.Но прежде слыли вы матерьялистом.Возможно ли, чтоб верили вы в призрак?

Поверьте, принц, на свете есть много необъясненных наукой явлений, о которых наши ученые не имеют ни малейшего понятия. Что же до материализма, то я не могу не верить в то, что видел собственными глазами и слышал собственными ушами. Итак: седобородый рыцарь с белыми перьями на шлеме бродит по крепостным стенам и спрашивает вас. Я затем и пришел, чтобы вам об этом сообщить.

Но почему? Зачем меня он ищет?

Существует только один способ получить ответ на этот вопрос.

СЦЕНА 2

Крепостная стена. Ночь, воет ветер. Гамлет один, он кутается в плащ и озирается по сторонам.

Есть многое на свете, что не снилосьУченым умникам — Гораций так сказал.Он сам из умников, ему виднее,Но я-то, я-то здесь зачем?Когда не явится полнощное виденье,Я буду чувствовать себя болваном полным,А если явится, то Гамлету конец,Беспечному юнцу и сумасброду.Нетрудно жить, когда не видишь смыслаВ потоке суток, месяцев и лет,Тебя влекущем к смертному пределу.Родился, пожил, умер, позабыт.И что с того? Был Гамлет — и не стало.Быть иль не быть, сегодня иль вчераБыть перестать — ей-богу, все едино.Как жизнь скучна, когда боренья нет,И так грустна, а ты все ждешь,Что ты когда-нибудь умрешь. Плохим студентом был я в Витенберге,Но все ж усвоил логики азы.Коль существуют призраки на свете,То, значит, существует мир иной,Куда мы после смерти попадаем.А если так, то, значит, есть и Бог,И Дьявол есть, и Рай, и Преисподня.Какое к черту «быть или не быть»!Ну где же ты, возлюбленный родитель?Явись, мои сомненья разреши.А лучше не являйся, так покойней.

Я здесь!

Я дух бездомный твоего отца,Осужденный скитаться меж мирами,Покуда злоба из меня не выйдет,Вскормленная жестокою обидой.Тяжелыми цепями эта злобаМеня к земле постылой приковалаИ не дает душе освобожденнойК небесному блаженству воспарить.Молю, избавь меня от этой муки,Подставь плечо, прими сей тяжкий груз.Ты молод, ты успеешь до исходаПути земного грех свой отмолить!

Слова твои темны и непонятны.Что за обида? Ведь не на змею?

Змею, что дух мой ядом напитала,Изменой вероломною зовут.Когда любимые, ближайшие, родныеВ доверчиво подставленное сердцеВонзят отравой смазанный кинжал -Нет хуже злодеяния на свете.

Любимые, ближайшие, родные?Ты говоришь о Клавдии с Гертрудой?

О них, убийце и прелюбодейке.Я вижу, ты готов, мой храбрый мальчик,Внимать рассказу. Слушай, слушай, слушай…Когда в саду дворцовом я дремал,Разнеженный изысканным обедом,Ко мне подкрался дядя твой, мой брат,И в ухо влил из склянки заповеднойЭкстракцию проклятой белены.В одну минуту гнусная отраваНаполнила беспомощное тело,И в корчах отвратительных оноРастерянную душу прочь исторгло.И вот теперь душа перед тобой,Взыскует милосердья — и отмщенья!

Но я… Но как… Но разве мне под силу…Я не герой, я пересмешник праздный.

Ты — Гамлет, датский принц и мой наследник.Судьба уж все решила за тебя. 

Прощай, прощай и помни обо мне…

СЦЕНА 3

Королевские покои. Клавдий и Гертруда стоят, слившись в поцелуе.

Как стыдно это — среди бела дня,Подобно девочке и мальчику влюбленным…Не дай Господь, заглянет кто из слуг.Куда как хороша, в мои-то годы…На свете есть ли зрелище мерзейСтарухи, раскрасневшейся от страсти?

Ты не старуха и не будешь ею.

Не доживу? Ты это мне сулишь?

Нет, я не то сказал. Конечно, будешь -Прекраснейшей из всех земных старух,С которой красотою не сравнятсяСто тысяч юных дев.

Быть может, для тебя, но ты слепец.Ни седины не видишь, ни морщинок.Я закажу очки для вас, милорд,Чтоб вы прозрели и затрепетали.

Морщинку каждую я знаю и люблю.В них проступают контуры души,Неразличимые под юной кожей.Чем старше ты, тем обликом прекрасней.

Какое счастье после стольких летЛюбви запретной больше не таиться!Одно лишь мучит и лишает сна -Воспоминание о нашем преступленье…Ужасной платой куплено блаженство.

Жалеешь ты?

Не знаю. Да и нет.Я прежде будто ползала, теперь жеЛетаю, не касаясь грубой почвы.Но вспомню — и мороз бежит по коже.Так и живу: то плачу, то пою.

Да, это крест, который нам с тобою,Вернее, нашей совести нестиДо смертного одра и даже дале.Одно скажу лишь: большая винаНа мне лежит, поскольку я — мужчина.

Не правда, в преступлениях такихМы, женщины, одни лишь виноваты!Как дети, вы в тенетах нашей страсти,А значит, и ответственность на нас!

Час наступил дневных аудиенций.Прикажете начать? 

Да-да, зовите.Кто первый?

Розенкранц и Гильденстерн,Что вызваны письмом из Витенберга. 

Скотина, подлая скотина!Ну, поквитаюсь я с тобой. 

В зал важно входит Розенкранц, церемонно раскланивается.