Зот Тоболкин - Пьесы Страница 20

И г н а т. Я про Солдата еще до неволи знал. И про этого знал. Святогор ведь? Колечко тянет. К колечку земля прикована.

К л а в д и я. Угадал. Святогор и есть.

И г н а т. Ай да Гринька!

К л а в д и я. Тут художник один приезжал из области. Как увидал эти штуки — ахнул. Немедленно, говорит, в институт поступай! Гриша поначалу робел, в себе сомневался, а видишь — вышло.

И г н а т. Он и про мужика говорил, который упал на колено и колосок в ладошке держит… (Перейдя к черному Сеятелю.) Это же тот самый камень… твой!

К л а в д и я. Гриша берег его, испортить боялся. А славно получилось!

Игнат молча переживает свое удивление. Прослышав о возвращении Игната, в ограду набираются  ж е н щ и н ы.

Г а л и н а (поздоровавшись). Вот радость-то у тебя, Кланя!

К л а в д и я. Великая радость, Галина! Такая великая, что больше уж не бывает. Проходите в дом, бабоньки! Проходите!

Д а р ь я. С сыном-то разминулись! Шибко уж тосковал он без отца! Как Наталья, покойница, все на Волчий бугор выбегал встречать.

К л а в д и я. Он у нас в институт поступил, на художника.

Г а л и н а. Достиг, достиг!

Все заходят в дом, Игнат остается один в мастерской.

К л а в д и я. Ой, бабы! Обезножела я! И руки ватные стали. (Роняет тарелку. Не скрывая счастливых слез, блаженно улыбается.)

Д а р ь я. Ты сиди, Кланя! Сиди, мы сами управимся.

Г а л и н а. Я пойду баньку протоплю. Хоть попаришь своего хозяина.

За окном заиграла гармошка. В дом вошли  П е т р  и  В е р а.

П е т р. Ну что, скульптор подает о себе вести?

К л а в д и я (дает телеграмму). Вот, читай.

В е р а. А я уезжаю… насовсем. Так что до свиданьица.

Д а р ь я. Скатертью дорога. В отпуск-то на мамкины хлеба прикатишь?

В е р а. Была нужда! Я в Сочи или в этот… в Саперави поеду. Есть такой курорт, Петя?

П е т р. Были бы деньги, саперави найдется.

Д а р ь я. А ты чего отстаешь? Чемодана не нашлось?

П е т р. Чемодан давно готов. Судьба не решилась.

Д а р ь я. Кто ж ее решит за тебя?

П е т р (показывает кулаки). Вот эти гирьки. На соревнование вызывают. Первое место в области займу — тогда мне зеленая улица.

К л а в д и я. Раньше за драку судили, теперь зеленую улицу открывают. Вот дивья-то!

П е т р. Много ты понимаешь, тетка! Бокс не драка. Бокс — спорт, в котором берут верх самые смекалистые, самые сильные. Про Королева, про Шоцикаса слыхала? Вот великие мастера.

К л а в д и я. Что же они особенного намастерили? Хоть бы одним глазком глянуть.

Д а р ь я. Да уж не безделицу, наверно, коль великие.

П е т р. Темнота! Таких людей не знаете! Это же мировые драчуны!

К л а в д и я. Надо же, надо же! А я было подумала: умельцы какие, вроде Игната моего либо Гриньки. И верно: темнота!

П е т р, досадливо отмахнувшись, уходит.

Д а р ь я. Коров-то своих кому передала?

В е р а. Об этом пускай начальство печется. Я теперь — вольная птица.

К л а в д и я. Птицы-то в родные края летят, а вы, едва оперившись, из дому улепетываете.

В е р а. Гришке твоему можно, нам нельзя?

Т р е т ь я  ж е н щ и н а. Гришка — особь статья. Он в художники пошел.

К л а в д и я. А что, хоть в художники? Выучится — домой вернется. В нем тяга отцовская к земле. А у тебя одна думка: скорей учесать да замуж выскочить.

В е р а. Не вдоветь же мне, как вы вдовели! Человек должен жить красиво! А я тут с утра до вечера в назьме ковыряюсь. Да титьки коровьи дергаю. Вот и вся красота.

Игнат все еще в мастерской. Более прочих ему нравится незаконченная фигура Сеятеля. В ней чувствуются задумчивая грусть и сила. Точно Сеятель этот предвидит испытания, которые могут выпасть на долю Земли.

Услыхав шаги пробежавшей по двору Веры, Игнат поднял голову и увидал свои ордена. Снял их, взвесил на ладони. Входит  Н и к и т а. Он ежится, играет глазами, но держится бойко, даже развязно.

Н и к и т а. Воротился, значит? (Тянет руку, но тотчас отдергивает, зная, что ее не пожмут.)

И г н а т. Воротился, как видишь. А ты думал, там сдохну?

Н и к и т а. Мне что, живи. Ты мне не мешаешь.

И г н а т. Врешь, змей! Я у тебя бельмо в глазу! Потому и оговорил меня! Потому и засадил на восемь лет.

Н и к и т а. Засадил-то не я, судьи. И оговаривал тоже не я. Мешок в кузнице был спрятан? Был. Вот и весь сказ.

И г н а т. А ты не знал про этот мешок? Кроме Гриньки ты один обо всем знал. А на суде отнекивался.

Н и к и т а. Может, знал, да забыл.

И г н а т. Говоришь, а глаза играют. Подлая душа! Ничем тебя не проймешь!

Н и к и т а (с неожиданно прорвавшейся болью). Сам так же думал, что не проймешь, да просчитался! Не раз пронимало, Игнат! Не раз пронимало! Случалось, по неделям глаз не смыкал. Сердце стало пошаливать…

И г н а т. Есть, стало быть, сердце-то? А мне казалось, ошметок собачий вместо сердца в твоей груди.

Н и к и т а. Не смейся, Игнат! Я тоже хлебнул лиха, и война, и годы эти не с песней прожиты.

И г н а т. Зачем пожаловал? Видаться или заделье?

Н и к и т а. В Юрге лесник нужен. Спокойная должность, денежная.

И г н а т. Нужен, так устраивайся.

Н и к и т а. Я тебе советую. В Барме клейменому не житье.

И г н а т. Экий заботливый! Да ведь я знаю, что тебя заботит! Давай напрямки! Там гости ждут.

Н и к и т а. Уезжай, Игнат, не береди душу! Оба уезжайте. Могу до греха дойти.

И г н а т. Это ты мне грозишь?! Мне?

Н и к и т а. Да нет, Игнат, прошу. Совсем по-доброму прошу.

И г н а т. Уезжай сам! А мне без этой земли жить невозможно. И нечем жить, если ее нет!

Н и к и т а. Ты все же подумай, Игнат! Не торопись, подумай, ага. (Потупясь, ждет чего-то. Но ждать нечего.)

Раннее утро. К л а в д и я  идет на работу. У конторы ее встречает  Н и к и т а.

Н и к и т а. Ишь как несешь себя! Будто золотом начинена!

К л а в д и я. А может, чем подороже.

Н и к и т а. Чем это?

К л а в д и я. Где тебе понять, дупло сухостойное!

Н и к и т а. А ты не глумись! Еще неизвестно, как повернется!

К л а в д и я. Дай пройти! Стоишь как пень на дороге. (Обходит Никиту. Плавно раскачиваясь, счастливая, помолодевшая, идет к Игнату. Встретилась с  ж е н щ и н о й, та сухо кивнула, прошла поспешно.)

Н и к и т а  уходит.

Идет  Л у ж к о в. Поклонился, протирает очки.

Скоро похолодает, а вы все еще в своем френчике. И пешочком ходите. Видно, велосипед-то продали?

Л у ж к о в. А к чему он мне? Если куда ехать — могу на лошади.

К л а в д и я. Я к тому, что на нас с Гринькой зря тратились. Возьмите свои деньги, Андрей Иванович.

Л у ж к о в (ненатурально удивляясь). Какие деньги? Я не давал.

К л а в д и я. Не давали, это верно. По почте переводили. Из Юрги. Я Игнату посылку отправляла, и порванный бланк после вас нашла. Возьмите. Костюм себе купите, что ли. И велосипед тоже. А еще лучше мотоцикл. Агроному нельзя без мотоцикла. (Вручив деньги, уходит.)

Уходит в другую сторону и  Л у ж к о в.

Из кузницы доносится веселый звон. Будто колокола названивают. К л а в д и я  заходит туда. Появляются  Д о м н а  и  Г а л и н а.

Г а л и н а (отвернувшись от того, что увидела в кузнице). Как молодые люди! Хоть бы часок побыть Клавдией!

Д о м н а. Завела свою песню!

Г а л и н а. Не я ее заводила: война да бабья доля. И у тебя на сердце кошки скребут, хоть и бодришься.

Д о м н а. Ты мое сердце не тронь! В свое почаще заглядывай.

Г а л и н а. А что там смотреть-то? Все исковеркано, все в болях. Вот у Клавки в сердце небось цветки расцветают.

Д о м н а. Ступай на ток. Да не рассиживайтесь там! Не проследи за вами — день-деньской лясы точить будете!

Г а л и н а. Что точим, что не точим — одна цена. (Уходит.)

И г н а т  и  К л а в д и я  выходят из кузницы.

К л а в д и я. Я за Грачиной рощей жну. Приди туда, мотовило поможешь выправить.

И г н а т. Подойду, Кланя.

К л а в д и я  уходит.

И г н а т. Что же вы с солонцами-то сотворили? Ни трав, ни хлеба.

Д о м н а. Не уродили солонцы.

И г н а т. Кто ж на такой земле пшеницу сеет?

Д о м н а. Так хозяин порешил. Мы с Лужковым, правда, упирались, да Никиту разве переупрямишь?

И г н а т. Их, пока не зажирует земля, травами да овсом засевают. Чтобы зажировала — годы нужны. Считай, угробили солонцы, хозяева! Весь гумусный слой выдуло!