Федор Сологуб - Собрание пьес. Книга 2 Страница 22

Входит Рогачев. Он смотрит на Мишу с притворным выражением удивления и говорит:

— А я думал, Миша, что уж вы ушли.

Михаил. Мне надо с вами поговорить.

Рогачев. Послушаем.

Садится и закуривает папиросу. Вид у него легкомысленный и веселый.

Михаил. Я люблю Катю.

Рогачев. Утешил!

Катя (решительно). И я люблю Михаила.

Рогачева (укоризненно). Очень хорошо, нечего сказать! Есть чем похвастаться!

Рогачев. А сколько вам лет, Миша?

Михаил. Восемнадцать. Я, правда, еще очень молод. Но это ничего не значит. Я уже и теперь зарабатываю уроками. Через год я буду студентом. Студенты многие женатые. Одним словом, я прошу Катиной руки. Мы подождем год, и когда я буду студентом, мы повенчаемся.

Рогачева. Восхитительно!

Рогачев и Рогачева смеются.

Рогачев. Ромео и Юлия, трогательная драма!

Рогачева. Вы, Миша, доучитесь сначала, а уж потом думайте о таких глупостях. Вы еще мальчик и ничего не имеете.

Михаил. Я люблю Катю и не могу без нее жить.

Рогачева. Она еще совсем девочка, и вам не следует кружить ей голову. А тебе, Катя, стыдно!

Катя. А тебе, мама, не стыдно было, когда ты полюбила папу?

Рогачева. Так ведь мне тогда не шестнадцать лет было!

Михаил. Значит, вы мне отказываете?

Рогачев. А вы что думали? И вы уж лучше бы к нам не ходили. Хорошего мало.

Катя. А три рубля у него взяли!

Рогачева (строго). Катя, не говори глупостей! Его деньги не пропадут. Ну, пойдем, Константин Федорович. С ним нечего разговаривать, надо сказать его родителям.

Рогачев и Рогачева уходят.

Катя и Михаил смущенно смотрят друг на друга. Заря пылает на небе и бросает пламенеющий отсвет на их смущенные лица.

Катя (растерянно). Ну вот, кончено. Что же нам теперь делать? Да уж, видно, одно остается.

Из-за сцены слышен голос Чернецова:

— Михаил здесь?

Входят Чернецов и Чернецова.

Чернецов — земский врач. Ростом мал. Худощавый и весь серенький. Его крылатка слишком широка. В руках у него толстая суковатая палка. Он носит синие очки. Курит очень много. Угрюм, вдумчив и принципиален. Любит играть в шахматы. Веселенькие стишки, которые он любит цитировать, странно противоречат угрюмости его лица. Говорит низким голосом, а стихи читает искусственным басом.

Чернецова — тоже, как и муж, мала и суха. Волосы, уже начинающие седеть, у нее острижены довольно коротко и вьются. Она носит светло-синие очки. Курит еще больше, чем муж, и еще принципиальнее его. Одета всегда в черное. На голове — канотьерка с черною лентою. Смотрит серьезно и вдумчиво, и когда она слушает кого-нибудь молча, то кажется, что она не одобряет того, что слышит. Катя и Михаил смущенно молчат.

Чернецов. Ну вот и я. Здравствуйте, Катя. Ваш папа дома?

Катя. Здравствуйте, Алексей Иванович. Папа дома. Здравствуйте, Мария Петровна.

Чернецова. Мой Алексей Иваныч дня без шахматов прожить не может.

Чернецов.

Жар свалил, повеяла прохлада.Длинный день покончил ряд забот,По дворам давно загнали стадо,И косцы вернулися с работ.

Чернецова. Я удивляюсь, Алексей Иваныч, что ты так любишь цитировать буржуазные стишонки. Точно ты не знаешь настоящих, хороших стихов.

Чернецов. Иду я сегодня утром мимо речки и вижу очень живописную картину: Екатерина Константиновна, приподнявши юбочки, переходит речку вброд. Коленки открытые, на лице блаженство, в руке большой букет цветов, и вообще очень живописно.

Чернецова. Алексей Иванович, ты должен был отвернуться.

Чернецов. Принципиально ты права. Я и отвернулся. Сначала я думал, что это — глупенькая Лилит. Гляжу, — а это наша умненькая Катя.

Катя убегает, смеясь.

Чернецова. А ты, Михаил, все с Катею?

Михаил. Я ее люблю.

Чернецов. Напрасно. Ты — мальчик умный, а она — девочка пустенькая, малоразвитая и буржуазная.

Михаил. Она — прелесть и один восторг! И какая же она буржуазка! Она не похожа на кисейную барышню, и из нее выйдет хорошая пролетарка.

Чернецов. Из чего ты это заключаешь?

Михаил. Да вот, например, она босая все лето ходит.

Чернецов. Ты, Михаил, очень наивен.

Но бойся, путник смелый,В ее попасться сетьИль кончик ножки белойНечаянно узреть.

Михаил. Она посмотрит, — и все словно радуется. Да нет, вы не можете этого понять.

Чернецов. Где уж нам!

О мечтатель! НаслаждайсяБлеском красоты,Но остерегайсяУглекислоты.

Михаил. Почему же углекислота?

Чернецов. Да уж так написано. Из песни слова не выкинешь.

Михаил. Я ее люблю.

Чернецов. Углекислоту? Напрасно.

Михаил. Я люблю Катю.

Катя возвращается и несет цветы в двух зеленых вазах из обожженной глины.

Чернецова. Откуда у вас эти цветы? У вас таких, кажется, не было.

Катя. Я стащила у Луногорских.

Чернецова. Стащили! Разве это можно?

Катя. Ну, они не рассердятся.

Чернецова. А вы признаете частную собственность на продукты труда?

Катя. Да ведь и вы, Мария Петровна, против частной собственности. Ведь вы — марксистка.

Чернецова. Я отрицаю частную собственность только на орудия производства, а не на продукты труда.

Катя. Все равно.

Чернецова. Далеко не все равно.

Чернецов.

Ходит птичка веселоПо тропинке бедствий,Не предвидя от сегоНикаких последствий.

Чернецова. Меня возмущает эта беспринципность.

Катя. Луногорские очень богаты. Что им сколько-нибудь цветочков!

Чернецова. Легкомыслие и полнейшая беспринципность. И зачем вы всегда заставляете Михаила быть с вами?

Катя. Он сам.

Михаил. Я сам.

Чернецова. Видите, как он повторяет ваши слова.

Катя. У него и своих слов много.

Чернецова. Он еще совсем мальчик, и вы напрасно кокетничаете с ним.

Катя (с реверансом). Я еще тоже девочка. Мне где же еще кокетничать! Я едва умею лепетать.

Чернецова. Вы, Катя, ужасно легкомысленны, и в вашем возрасте это даже странно. Можно не удивляться вашей беспринципности — это не от вас зависит, — но такое легкомыслие!

Катя (делает реверанс и уходит через сад. Проходя за куртинами, говорит, как цыплят скликая). Принцип, цып, цып, цып!

Михаил. Катя, что ты делаешь?

Катя. Мои принципы зову, — может быть, они найдутся. Цып, цып, цып, принцип! Цып, цып, цып! (Приплясывая и напевая эти слова, убегает в глубину сада.)

Чернецова. Она плохо воспитана.

Михаил. Мама, я с тобою не согласен. Воспитана-то она неплохо, только совсем не по-нашему.

Из дому выходят Рогачевы. Здороваются с Чернецовыми. Слышны обычные фразы приветствий:

— Здравствуйте, Мария Петровна. — …Клавдия Григорьевна. — …Алексей Иваныч. — …Константин Федорович. — Как поживаете? — Как ваше здоровье? — Благодарю вас, ничего. — Отлично, благодарю вас. — Что новенького? — Ну, что у нас может случится нового?

Возвращается и Катя. Улучив минуту, когда старшие, занятые обрядом приветствий, на них не смотрят, Михаил и Катя торопливо целуются. Эти беглые поцелуи особенно заманчивы для них, потому что в них есть элемент опасности. Теперь, когда родители Михаила и Кати сошлись вместе, ясно выступает разница между этими двумя по-разному интеллигентными семьями — семьею помещиков и семьею интеллигентных пролетариев. Все легко и даже легкомысленно у Рогачевых, все тяжеловесно, даже веселость, у Чернецовых.

Рогачева (язвительно). Покорно вас благодарю, Мария Петровна.

Чернецова. За что же это?

Рогачева. За сынка.

Рогачев. Ваш сынок обнаруживает легкомысленные поступки.

Чернецов. Это прискорбно. А в чем дело?

Рогачев. Да вот, молодой человек просит руки нашей Кати.