Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 22

Иван. Теперь всех их разом чтоб постигло наказание. Захарию Очина-Плещеева, что командовал опричными отрядами, да прочих. (Ходит.) А трупы убрать, пировать будем. (Мертвых уносят. Царь и опричники садятся за стол.) Читал я, был в Мунтянской земле воевода, христианин греческой веры, имя его по-валашски Дракула, а по-нашему – дьявол. Так жесток и мудр был, что каково его имя, такова была и его жизнь. Обедал Дракула среди трупов, посаженных на кол. Много их было вокруг стола его. Он же ел и в том находил удовольствие. Я ж, когда ем, не могу терпеть смрада. Видно, еще не до конца грешен. (Смеется.) Велите монахам, хай воскурят благовоние. Вы ж, скоморохи, пойте.

Скоморохи (поют). Уж как мне то, грозну царю Ивану Васильевичу, уж мне-то можно похвалиться. Вынес я порфиру из Цареграда. Взял Казань-город и славну Астрахань. Вывел я туман из-за синя моря. Вывел я измены из Новогорода. Вывел изо Пскова, изо каменной Москвы.

Иван. Готовишь ли, Малюта, место для казней в Москве?

Малюта. Готовим, государь, на Пожаре, на Красной площади.

Иван. Нет, не будет им красна смерть. Казнить будем на Поганой луже, чтоб смерть им была погана.

Малюта. Сделаем, как велишь, государь.

Иван. Народ простит жестокие казни, ежели они ради выведения боярской да прочей измены со Руси святой. (Крестится.)

Первый горожанин (со страхом). Ужасное делается!

Второй горожанин (со страхом). Царь великий, словно лев в ярости, хочет броситься на нас.

Третий горожанин (со страхом). Уж мимо проходит день доброго житья.

Четвертый горожанин. Про кровавы оргии в царевой слободе и Кремлевском дворце давние слухи. Девицам велит вырезать срамные места, с живых кожу сдирает, а иным вдовам груди отрезает. А другим старым людям сдирает кожу с срамных мест и, раскалив железный прут, вонзает в срамное место так, что выходит он через рот.

Первый горожанин. Так и нам сделать хочет. Весь город Москву каменну погубить.

Пятый горожанин. Откуда взяли? Были ли то али небылицы?

Четвертый горожанин. Истинно то, из уст в уста горожане передают. А казненные стоять будут привязаны наги к столбу, пока не истлеет плоть и не распадутся кости, али не расклюют их птицы.

Первый горожанин. Бежим, дабы не умереть.

Второй горожанин. Куда побежишь, если тесен город?

Первый горожанин. Побежим по чердакам да погребам ховаться.

Литовский посол. Московские люди разбегаются по домам. Готовится нечто ужасное.

Немецкий посол. В Москве царь хочет новые казни сделать, хуже, чем в Новгороде. Русский царь погубил в Новгороде до двенадцати тысяч знати, а ремесленников и простого народа до пятнадцати тысяч. Большая река Волхов, что вдвое шире, чем Прегель в Пруссии, на которой стоит Кенигсберг, до того была переполнена трупами, что у моста образовались запруды и вода в этом месте окрашивалась кровью.

Немецкий посол. Знает ли о том митрополит?

Литовский посол. После расправы над митрополитом Филиппом никто не смеет спорить с царем. Арестованы в Новгороде сообщники опального митрополита. Также и его противники, такие как Пимен, томятся уж несколько месяцев в Александровской слободе.

Немецкий посол. В России теперь некоторые связывают надежду с принцем-наследником.

Литовский посол. Царевич так же кровожаден и жесток, как и отец. В старшем любимом сыне своем Иоанн-царь готовит России второго себя. Принц Иоанн видит повсюду измены.

Немецкий посол. Однако о нем говорят и иное. Я слышал, что ныне царь не любит старшего сына. (Шум, конский топот.) Царь явился на место казни в полном вооружении под охраной стрельцов.

Литовский посол. Оба сына с ним: Иван да Федор. Иван такой же кровопийца, Федор же безумен.

Иван. Все ли сделано?

Малюта. Все сделано, великий государь. Разложены орудия казни (показывает): печи, сковороды, острые железные когти, кошки, клещи, иглы, веревки для перетирания тела пополам, котлы с кипящей водой, да прочее. Площадь окружена тысячью пятистами стрельцов конными и пешими.

Иван. Добро. Как я вывел измену с Новгородчины, повыведу измену с каменной Москвы. (Оглядывается.) Однак площадь пуста, как будто все вымерли. Где народ?

Малюта. Великий царь, люди разбежались по домам.

Грязной. Государь милостивый, глупый народ, увидев все наши приготовления, пришел в ужас и бросился в беспамятстве бежать куда попало. Купцы побросали в отворенных лавках товар и деньги, однак и так сбежали. Воровать некому.

Иван. Объявите: мне, царю, то не понравилось. Я, царь, тем обескуражен. Что ж, разве русский народ не одобряет дело царя своего против измены? Малюта, надобно разослать гонцов по всем улицам и велеть кричать: идите без страха, никому ничего не будет! Царь всем обещает милости!

Малюта. Сделаем, как велишь. (Уходит.)

Иван. Тут ли земщина?

Мстиславский. Я, князь боярин Мстиславский, да князь боярин Воротынский от земщины. (Бояре кланяются.)

Воротынский. Стоим, государь, в ожидании царской милости.

Иван. Стойте да ждите. А отчего нет митрополита тут на Поганой луже? Здесь же рядом митрополичий загородный двор, а неподалеку литовские послы с их двором. Вижу, литвины да прочие явились, а митрополита нет.

Воротынский. Отец святой митрополит Кирилл захворал.

Иван (сердито). Знаю я ту митрополичью хворь. Как Филиппа с Пименом лечил, так и его вылечу.

Малюта. Государь милостивый, москвичи выползают, кто с чердаков, кто с погребов, и сходятся на площади.

Иван (кричит). Народ православный, я, царь, увещеваю вас: подойдите посмотреть поближе. (Народ подходит.) Не против вас я, против изменников. Праведно ли я караю изменников лютыми муками?

Первый гражданин (кричит). Живи и здравствуй, преблагий царь!

Второй гражданин. Ты хорошо делаешь, что наказываешь изменников по их делам.

Третий гражданин. Будь здоров и благополучен! Преступникам и злодеям – достойная казнь!

Иван. Выводи изменников!

Малюта. Вывести триста опальных!

Первый гражданин (шепотом). Едва идут, так пытаны.

Иван. Малюта, а чего нет среди осужденных воеводы-изменника Петра Семеновича Оболенского-Серебряного?

Малюта. Великий государь, воевода Петр Семенович Серебряный казнен уж пять ден тому, при казнях на Ильин день. Также казнен в тот день и дьяк Мясоед Семенович Вислый.

Иван. Вислый повешен ли?

Малюта. Повешен, государь.

Иван. А жена его?

Малюта. Жену его повесили ранее. Также перебито в тот день полтораста польских пленных.

Иван. Будет помнить ляшье племя вражье, как мира со мной не заключать. Да духовенство и земщина помнить повинна, что есть царь-самодержец, грозный и милостивый. (Громко.) Народ православный, сначала я, царь, объявляю монаршью милость! По списку сто восемьдесят четыре человека из осужденных отпущены на свободу. Отвести их в сторону и отдать на поруки земцам.

Малюта. Царь великодушно объявляет народу помилование!

Крики. Великий государь всемогущий, милосердный, пресветлый, праведный.

Белеутов (рыдая). Великий государь, одолжен милостью твоей.

Первый Михалко – отец (рыдая). Великий государь, по дурачеству своему не знаю, в чем я винен, однако принес к тебе, государю, свою винную голову.

Второй Михалко – сын (рыдая). В вине моей ты, государь, волен.

Третий Михалко – сын (рыдая). Государь милостивый, праведный!

Общие рыдания помилованных, крики. Многолетнего здравия государю, милостью своей нас, худых рабов, вознаградил!

Иван. Народ русский православный, дети мои государя своего, объявляю, что дарую им жизнь по своей великой милости. Остальных всех изменников Святой Руси казнить мучительными казнями.