Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 31

Царевич Иван. Поняли, батюшка. Чтоб мы оба были нераздельны.

Иван. Ежели раздельны были бы, то лишь вотчинами и казнами, а сердцем и любовью были бы нераздельны и никто никому ни в чем не завидничал. И хотя по грехам, что и на ярость придет, вы бы творили по Апостолу Господню. Правду и равнение давайте тем рабам своим, послабляюще прощение, яко и вам Господь на небесах. Так бы и вы делали во всех опалах и казнях, там, где возможно по рассуждению и по милости. Нас, зародителей своих и прародителей, не токмо в господствующем граде Москве, но и в гонении и в изгнании, в Божественных литургиях и в панихидах, и в ратях, и в милостынях к нищим, и в пропитании, поелико возможно, не забывайте, сыны мои. (Ложится на постель, кашляет.)

Царевич Федор (с тревогой). Утомился ты, батюшка.

Иван (слабым голосом). Отец духовный протопоп Евстафий, иди сюда. (Духовник подходит.) Благословляю сына моего Ивана на престол животворящим деревом большим царьградским. Да сына же своего Ивана благословляю на престол Петра чудотворца, которым чудотворец благословил прародителя нашего великого князя Ивана Даниловича и весь род наш. Да сына своего Ивана благословляю царством русским, шапкою Мономаховою и всем чином царским, что прислал прародителю нашему царю великому князю Даниле Мономаху царь Константин. Истинно сына же своего Ивана благословляю своим царством русским, чем благословил меня отец мой и великий князь Василий. А что прежде пожаловал голдовника своего короля Арцимагнуса, сиречь принца датского Магнуса, престолом русским, то отменяю. А что пожаловал голдовника своего короля Арцимагнуса своей отчине Лифляндской земле, городом Полчевом и иными волостями и селами, то служит по нашей жалованной грамоте сыну моему Ивану. А отойдет куда-либо и город Полчев, и волости, и села, то город Полчев и волости, и села отойдут сыну моему Ивану. А что дал королю Арцимагнусу в заем пятнадцать тысяч пятьсот рублев денег, московское число, из тех денег король Арцимагнус заложил у меня в Ливонской земле город Варну, город Преков, город Смильтен, да прочие. И мой Иван те деньги или за те деньги города, которые в деньгах заложены, возьмет себе. А сыну моему Федору до того дела нет. Сыну же моему Федору, благословив, даю город Суздаль, город Шую, город Кострому, город Углич, город Ярославль, город Козельск и Серенеск, город Волоколамск с волостями, с путями и селами. А что по Божьей воле взял у брата своего Жигмонта Августа, короля, своей вотчины город Полоцк, и тем городом Полоцком благословляю сына моего Ивана. И держите, сыны мои, Иван, то все по перемирным грамотам с Жигмонтом-королем. Так уж с Божьей помощью, своим личным завоеванием взял я казанские и астраханские царства. И то держи, Иван. Сыны мои, вспомнив гибель брата моего Владимира Старицкого по грехам моим, объявляю женой и отроковицей крестной моей город Тверь. Ты, Иван, чтоб не подыскивал удела царевича Федора, а на него лихо ни с кем не ссылался. Даже ежели тот поступку какую учинит, и ты бы его наказал и пожаловал, а до конца бы его не разорял, а ссылкам чужим отнюдь не верил, занеже Каин Авеля убил, а сам не наследовал же. Дай-ка клятву, целуй крест.

Царевич Иван. Даю, батюшка, клятву на святом кресте. (Целует крест в руках у духовника.)

Иван. И ты, Федор-сын, должен быть с царевичем Иваном заодно, и с изменниками и лиходеями не ссылаться. Клянись и целуй крест.

Федор. Клянусь, батюшка. (Целует крест.)

Иван. А что по грехам жен моих Марьи и Марфы не стало, вы бы жен моих Марью и Марфу аки своих благодетелей матери поминали бы со всеми своими родителями незабвенно, матери нашей великой княгине Елене и жены моей, а вашей матери Настасьи Романовой, а живая ныне Анна чтоб почиталась. Да благословляю жену свою Анну. Поди сюда, Анна. (Анна подходит. Иван обнимает ее.) Даю ей город Ростов с волостями, путями и селами, и со всеми пошлинами.

Анна. Любимый мой муж, государь мой! (Целует Ивана.)

Иван. Особо же скажу про воеводу Михайло Воротынского, что стоит ныне против татар при нашем благословлении. А князю Воротынскому ведать третью Воротынска да городом Перемышлем, да городом Одоевом, да городом Новосиль, а служит князь сыну моему Ивану. И что отец наш князь великий Василий Иванович Всея Руси пожаловал князя Федора Мстиславского, и что тот передал сыну своему земскому боярину князю Ивану, то сын мой Иван в ту вотчину не вступался бы. Земские ли, опричные ли – едино берегите. Малюта, не та ныне опричнина?

Малюта. Не та, государь великий.

Иван. Опричнина должна та, что прежде, – монашеское братство во главе с игуменом Иваном, Афанасием Вяземским, пономарем Малютою. Иные же опричники ведущие, как Афанасий али Басманов, собачьим образом изменили, за что казнены, потому оставляю саму опричнину, чтобы смотрели своих сыновей. Пишите: а что учинила опричнина по воле детей моих Ивана и Федора, как им прибыльнее и чине, а образец им учинен готов. (Лежит молча, тяжело дышит.)

Бромлей. Государь, прими еще бальзаму. (Подает склянку. Царь Иван выпивает.)

Иван. А ныне приказываю свою душу да сына своего Федора отцу своему, богомольцу Антонию, митрополиту Всея Руси, да тебе, сыну своему Ивану, наследнику моему. А кто сию мою душевную грамоту порушит, тому судья Бог, и не будет на нем мое благословение. А у сей моей душевной грамоты сидел духовник мой протопоп благовещенский отец Евстафий. Утомился я. Идите все с Богом. Ты ж, Малюта, останься. (Обнимает и целует сыновей своих. Все уходят.) Малюта, ежели татары возьмут Москву и пойдут на Новгород, готовы ли суда для отплытия в Англию?

Малюта. Готовы, государь. Перегружать ли казну из ярославского двора на суда?

Иван (после паузы). Не знаю. Тяжко душе о деле.

Малюта. Государь милостивый, мы, верные твои псы, всегда с тобой.

Иван. Не про псов говорю! Нет мне верных людей. Да и верных псов мало.

Малюта. Государь, перегружать ли казну на суда?

Иван. Подожди еще, авось, Бог поможет. Елисей Бромлей сказал, пасхалью составит новую, авось и звезды принесут спасение. Иной раз в одиночестве люблю я вспоминать моменты строения великой державы. Неужели пойдет все прахом, станем вновь татарскими идольниками, Русь будет зваться татарскою, и править будут нами из Орды?! (Лежит молча.) Сие завещание составил ради бесподобий, которые могут со мной случиться в самое ближайшее время. (Лежит молча, тяжело дышит.)

Иван. Видишь, жду английского посла Дженкинсона для последнего разговора. Малюта, отчего не идет?

Малюта. Скоро будет, государь милостивый.

Иван. Отчего от воевод вестей нет? От Воротынского да прочих.

Годунов. Распутица, государь, гонцы не слишком скоро едут.

Иван (нервно ходит). Татары, может, уже в версте от Новгорода! Схватят меня, царя православного, с детьми моими, в клетку посадят, в Крым повезут.

Малюта. Государь милостивый, опричные заставы кругом. За тебя, государя, голову положим.

Иван. Побегут прочь опричники твои, Малюта, как прошлый раз с берега бежали. Выставилось: они, опричники, лишь безоружного бить могут, а царя от басурман защитить не могут! (Нервно ходит.) Где дети мои, царевичи Иван и Федор?

Годунов. Тут неподалеку, государь.

Иван. Пошли за ними.

Годунов. Сейчас, государь, царевичи будут. (Посылает слугу.)

Иван (подходит к столу). Годунов, каким путем в Англию мне с семьей да казной ехать намечено?

Годунов. Вот тут на чертеже намечено, государь.

Иван (смотрит чертеж). Лучший путь торговый, от Москвы к Белому морю через Ярославль, Вологду, Тотьму, Устюг. Да он не годится. Города те, видать уж, татарами взяты. (Нервно ходит).