Уильям Шекспир - Венецианский купец Страница 4

Сойдемся ж у нотариуса. Вексель

Шутливый заготовьте у него,

А я пойду и соберу дукаты;

Зайду в мой дом, оставленный на волю

Небрежного слуги, и очень скоро

Приду я к вам.

Ступай же, добрый жид.

Шейлок уходит.

Еврей придет к Христу. Он стал добрей!

Боюсь я сладких слов от злых людей.

Идем. Опасность всякая далеко:

Суда придут за тридцать дней до срока.

Уходят.

АКТ II

Бельмонт. Комната в доме Порции.

Входят принц Марокканский со свитой, Порция, Нерисса и другие ее прислужницы.

Роговая музыка.

Не презирай меня за черноту;

Ливреей темной я обязан солнцу;

Я с ним сосед, я вскормлен рядом с ним.

Зови белейшего из северян

Из края, где под солнцем льды не тают, —

Надрежем кожу из любви к тебе,

Чтоб посмотреть, чья кровь краснее будет. —

Синьора, верь: мой вид страшил храбрейших,

Но, я клянусь тебе моей любовью,

Страны моей прекраснейшие девы

Его любили. Цвет мой изменить

Я только для того бы согласился,

Чтоб этим чувства у тебя похитить,

О нежная владычица моя!

Я в выборе руковожусь не только

Взыскательным советом глаз девичьих;

Притом моя судьба, как лотерея,

Мне запрещает добровольный выбор.

Но, если б мой отец не ограничил

Меня своею мудростью, назначив

Женой тому, кто угадает ларчик, —

Вы, славный принц, темнее б не казались

Для чувств моих, чем все, кого встречала

Доныне.

Благодарен и за это!

Ведите же меня к ларцам, чтоб счастье

Мне попытать. Клянусь мечом, которым

Убит был Софи18 и персидский принц,

Что победил в трех битвах Сулеймана 19,

Я взглядом самый грозный взгляд сразил бы,

Померялся б с храбрейшим сердцем в мире,

Сосущих медвежат у матки б вырвал

И посмеялся б над голодным львом, —

Чтоб завладеть тобой. Но ах! Когда

Лихас20 и Геркулес играют в кости,

Решая, кто сильней, случайно может

Слабейшего рука удачней кинуть —

И победит Алкида 21 паж его.

Так я могу, ведом слепой судьбою,

Утратить, что получит недостойный,

И умереть от горя.

Вы должны

Решиться иль совсем не выбирать,

Иль раньше клятву дать — коль ошибетесь,

Не говорить о браке никогда

И ни одной из женщин. Обсудите ж.

На все согласен; ну, ведите ж к счастью.

Сначала в храм;22 а после, пообедав,

Дерзните.

Пусть судьба пошлет успех.

Быть мне счастливей иль несчастней всех!

Роговая музыка.

Уходят.

СЦЕНА 2

Венеция. Улица.

Входит Ланчелот.

Конечно, совесть моя позволит мне сбежать от этого жида, моего хозяина. Бес меня так вот и толкает, так вот и искушает; говорит: «Гоббо, Ланчелот Гоббо, добрый Ланчелот», или: «Добрый Гоббо», или: «Добрый Ланчелот Гоббо, пусти ноги в ход, беги во все тяжкие, удирай отсюда». А совесть говорит: «Нет, постой, честный Ланчелот, постой, честный Гоббо», или, как выше сказано: «Честнейший Ланчелот Гоббо, не удирай, топни ногой на эти мысли». Ладно; а храбрый дьявол велит мне складывать пожитки: «В путь!» — говорит бес; «марш!» — говорит бес; «ради бога, соберись с духом, — говорит бес, — и лупи». Ладно; а совесть моя вешается на шею к моему сердцу и мудро говорит: «Мой честный друг Ланчелот, ведь ты сын честного отца…», или, скорее, сын честной матери, потому что, сказать правду, отец-то мой несколько… как бы это выразиться… отдавал чем-то… был у него этакий привкус…23 Ладно; совесть мне говорит: «Ланчелот, не шевелись!…» — «Пошевеливайся», — говорит бес. «Ни с места!» — говорит совесть. «Совесть, — говорю, — правильно ты советуешь!» Если повиноваться совести, надо мне остаться у жида, моего хозяина; а он-то — прости меня, господи! — сам вроде дьявола; а чтобы удрать от жида, придется повиноваться лукавому, а ведь он-то, с вашего позволения, и есть сам дьявол. И то правда, что жид — воплощенный дьявол; и, по совести говоря, совесть моя — жестокосердная совесть, если она мне советует остаться у жида. Бес мне дает более дружеский совет; я таки удеру, дьявол; мои пятки к твоим услугам; удеру.

Входит старый Гоббо с корзинкой.

Молодой синьор, скажите, пожалуйста, как тут пройти к синьору жиду?

(в сторону)

О небо! Да это мой единородный отец. Он слеп так, словно ему не то что песком, а крупным гравием глаза засыпало. Не узнает меня; сыграю с ним какую-нибудь штуку.

Почтеннейший молодой синьор, сделайте милость: как мне пройти к синьору жиду?

А поверните направо — при первом повороте, но при самом первом повороте поверните налево; да смотрите, при настоящем-то повороте не поворачивайте ни направо, ни налево, а ворочайте прямехонько к дому жида.

Святые угодники! Трудно будет попасть на настоящую дорогу. Вы не можете сказать мне: некий Ланчелот, что у него живет, живет у него или нет?

Вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте?

(В сторону.)

Вот погодите, какую я сейчас историю разведу.

(Старику.)

Вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте?

Какой там синьор, ваша милость? Сын бедного человека! Отец его — хоть это я сам говорю — честный, но очень бедный человек, — хотя, благодаря бога, здоровый.

Ну, кто бы там ни был его отец, мы говорим о молодом синьоре Ланчелоте.

О знакомом вашей милости — просто Ланчелоте, сударь.

Но прошу вас, старик, то бишь умоляю вас; следственно, вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте?

О Ланчелоте, с позволения вашей милости.

Следственно, о синьоре Ланчелоте. Не говорите о синьоре Ланчелоте, батюшка мой, ибо этот молодой синьор (согласно воле судеб и рока и всяких таких ученых вещей, вроде трех сестер Парок и прочих отраслей науки) действительно скончался, или, если можно выразиться проще, отошел в лучший мир.

Господи упаси! Да ведь мальчуган был истинным посохом моей старости, истинной моей подпорой!

Неужто ж я похож на палку или на балку, на посох или на подпорку? Вы меня не узнаете, батюшка?

Ох, нет! Я вас не знаю, молодой синьор. Но, прошу вас, скажите мне правду: что мой мальчик — упокой, господь, его душу — жив или помер?

Неужто вы не узнаете меня, батюшка?

Ох, горе, я ведь почти что ослеп; не признаю вас.

Ну, по правде, даже будь у вас глаза в порядке, вы и то могли бы не узнать меня; умен тот отец, что узнает собственного ребенка. Ладно, старик, я вам все расскажу про вашего сына.

(Становится на колени.)

Благослови меня. Правда должна выйти на свет: убийства долго скрывать нельзя! Кто чей сын, это скрыть можно, но в конце концов правда выйдет наружу.

Встаньте, синьор, встаньте,24 пожалуйста; это невозможно, чтобы вы были Ланчелот, мой мальчик.

Бросим дурачиться; благослови меня. Я, Ланчелот, был твоим мальчуганом, остался твоим сыном и буду всегда твоим детищем.

Не могу поверить, что вы мой сын.

Не знаю, что мне об этом подумать; но я — Ланчелот, слуга жида, и уверен в одном: что жена твоя Марджери — моя мать.

Да, ее зовут Марджери, верно… И могу дать присягу, что если ты Ланчелот, так ты плоть и кровь моя. Господи! Будь благословенно имя твое! Какую ты бороду отрастил! Да у тебя на подбородке больше волос, чем у моего коренника Доббина в хвосте.