Ник Хоакин - Портрет художника-филиппинца Страница 4

Что ж… Думаю, мне пора.

Кандида (не глядя на него). Нет, останься на мериенду. Паула, принеси еще одну чашку.

Паула идет к двери.

Битой. Пожалуйста, не беспокойтесь, Паула. Мне действительно надо идти.

Паула (останавливается). Ну Битой!

Битой. Меня ждут.

Кандида (наливает шоколад в чашку). Садись, Битой, и хватит глупостей.

Битой. Меня ждут неподалеку, Кандида, и через минуту эти люди будут здесь.

Кандида (смотрит на него). Тоже из газет?

Битой. Да.

Кандида. Твои друзья?

Битой. Мы работаем на одну и ту же компанию.

Кандида. Понятно. И поскольку ты друг дома, тебя послали вперед расчистить путь — так?

Битой. Совершенно верно.

Кандида (смеется). Да ты негодяй, Битой Камачо!

Битой. Я сейчас спущусь и скажу, чтобы они не приходили. Кандида. Почему? (Пожимает плечами.) Пусть приходят. Паула. В конце концов, надо же нам привыкать.

Битой. Но я не хочу, чтобы они приходили.

Паула. А ты ведь считаешь, что мы должны быть в восторге от визитеров.

Битой. Нет.

Паула. Тогда чего же ты хочешь?

Битой (помолчав, опять голосом маленького мальчика). О тетя Паула, тетя Паула, я хочу в маленькую комнатку!

Все смеются.

(Выпрямляется и, уперев руку в бедро, начинает расхаживать по комнате, покручивая воображаемые усы. Теперь его хриплый голос пародирует джентльмена старой школы.) Карамба! Эти нынешние молодые люди — они просто ужасны, разве не так? Hombre, когда я был молод, еще до революции… Сеньорита, будьте столь любезны, еще немного вашего превосходного шоколада.

Кандида (протягивает ему чашку шоколада). С превеликим удовольствием, дон Бенито!

Паула (обмахивается несуществующим веером). Пожалуйста, ну пожалуйста, дон Бенито, расскажите о ваших студенческих годах в Париже!

Битой (поднимает глаза к потолку). О Париж! Париж старого доброго времени!

Кандида. Донья Ирене, скорее сюда! Донья Упенг, спешите к нам! Дон Бенито расскажет нам о любовных интрижках с парижскими кокотками!

Паула. Они вызывают трепет? Они страстны? Они бесстыжи? О молчите, молчите! Как кружится голова, как бьется сердце! Я упаду в обморок, сейчас упаду! (Прикладывает одну руку к бровям, другую к сердцу и, вальсируя, покидает комнату.)

Кандида и Битой хохочут. Кандида снова начинает сбивать шоколад.

Битой (подходит к столу). Я действительно очень извиняюсь, Кандида.

Кандида. Да садись же, Битой, выпей шоколаду.

Битой (садится). А вам действительно многие досаждают?

Кандида. Ну, ты сам можешь представить: репортеры, фотографы, просто люди, желающие поговорить с отцом, — и они бывают так оскорблены, когда отец отказывается принять их. (Смотрит на Портрет.) А знаешь что, Битой? Эта картина как-то странно действует на людей.

Битой. Что вы хотите сказать?

Кандида. Она злит их.

Битой (тоже смотрит на Портрет). Да, пожалуй, она довольно загадочна.

Кандида. Мы объясняем. Мы всем объясняем. Мы говорим: это Эней, а это его отец Анхиз. А на нас смотрят непонимающе — кто такой Эней? Он филиппинец? (Смеется.) Вчера к нам приходили из какой-то общественной организации и были просто шокированы, услышав, что картина висит у нас уже целый год и никто ничего об этом не знал, пока не появился этот француз. Они просто взъелись на нас с Паулой за то, что мы никому ничего не сказали. Один из них, маленький такой человечек с большими глазами, упер палец мне в лицо и заявил весьма грозно: «Мисс Марасиган, я потребую, чтобы правительство немедленно конфисковало эту картину! Вы и ваша сестра недостойны владеть ею!»

Битой (тоже смеется). Теперь я начинаю понимать, что пришлось претерпеть вам с Паулой.

Входит Паула с чашкой.

Кандида. Дело вовсе не в Пауле и не во мне. Мы хотим уберечь отца. (Передает поднос Пауле.) Вот, Паула. И скажи отцу, что сын его старого друга Камачо пришел навестить его.

Паула уходит с подносом.

Битой. А как он — ваш отец (поднимает глаза к Портрету), дон Лоренсо Великолепный, себя чувствует?

Кандида (наливает себе шоколад). Совсем неплохо. Битой.

Битой. Он настолько слаб, что не выходит из комнаты?

Кандида. О нет.

Битой. Тогда в чем же дело?

Кандида (уклончиво). Несчастный случай.

Битой. Когда?

Кандида. С год назад.

Битой. Когда писал эту картину?

Кандида. Вскоре после того, как кончил ее.

Битой. И что случилось?

Кандида. Мы точно не знаем. Нас тогда не было, а произошло это ночью. Он… он упал с балкона своей комнаты во двор.

Битой (встает). Боже мой! Что-нибудь сломал?

Кандида. Слава богу, нет.

Битой. А как он сейчас?

Кандида. Он может ходить, но предпочитает оставаться в постели. И знаешь, Битой, за весь год он ни разу не вышел из комнаты. (Неожиданно прижимает кулаки ко лбу.) Это мы во всем виноваты!

Битой. Но почему? Это же был несчастный случай. Кандида (после паузы). Да… Да, это был несчастный случай. (Наливает шоколад для Паулы.)

Битой молча смотрит на нее. Паула появляется в дверях.

Паула. Битой, идем! Папа в восторге! Он просит тебя к себе немедленно!

Битой (идет к двери). Спасибо, Паула.

Кандида. Битой…

Он останавливается и смотрит на нее.

Будь очень осторожен, ладно? И помни: ты не репортер, ты друг. И пришел не затем, чтобы взять интервью или сделать снимок. Ты пришел только для того, чтобы навестить его.

Битой. Хорошо, Кандида.

Паула и Битой уходят. Кандида садится и начинает есть. На столе утренняя почта. Она вскрывает и просматривает ее. Паула возвращается.

Паула (садится и пьет шоколад). Папа действительно в восторге. Он даже поднялся с постели пожать руку Битою. Когда я уходила, они очень оживленно разговаривали. Отцу действительно лучше, Кандида! Ты не думаешь?

Кандида не отвечает. Облокотившись о стол, она смотрит на письмо, положив голову на ладонь.

(Наклоняется рассмотреть письмо.) Опять счета, Кандида?

Кандида (поднимает и один за другим роняет на стол вскрытые конверты). За воду. За газ. От врача. А это (размахивает письмом) за свет. Слушай. (Читает.) «Вновь предупреждаем вас, что, если счета не будут немедленно оплачены, мы будем вынуждены прекратить обслуживание». И это уже третье предупреждение.

Паула. Ты сказала Маноло?

Кандида. Я звонила ему, я звонила Пепанг, и они сказали: о да конечно, сейчас же высылаем деньги. Но это они говорят уже целый месяц, а денег все нет.

Паула (с горечью). О дорогие брат и сестра!

Кандида. Наши дорогие брат и сестра полны решимости вынудить нас отказаться от этого дома.

Паула. Ничего у них не выйдет. Мы с тобой останемся здесь. Здесь мы родились, здесь мы и умрем!

Кандида. Даже если они по-прежнему не будут присылать денег? Если откажутся помогать нам? Все эти счета…

Паула (задумчиво). Должен же быть какой-то выход. Кандида (наклоняется к Пауле). Послушай, у меня есть идея…

Паула (не обращает внимания). Но что мы можем поделать? Мы всего лишь две никчемные старые девы…

Кандида (встает и оглядывается). Где эта газета?

Паула. Ночами я лежу без сна и все думаю, где добыть денег, денег, денег!

Кандида (нашла газету и, стоя у стола, просматривает ее). А, вот. Слушай-ка, Паула. Здесь сказано…

На улице останавливается машина. Сестры прислушиваются, потом переглядываются. Кандида вздыхает, сворачивает газету и садится. Паула наливает себе еще шоколаду. Шаги на лестнице. Сестры берут чашки и пьют шоколад. Входит Тони Хавиер, с книгами и пиджаком в руке. Смотрит на сестер, снимает шляпу и говорит: «Добрый день, милые леди!» Отворяет дверь слева и швыряет внутрь пиджак, шляпу и книги. Снова закрывает дверь, затем, доверительно улыбаясь, проходит в зал. Ему около двадцати семи лет, вид очень мужественный, сардонический. На нем яркие рубашка и галстук, но он не вульгарен — и знает это.