Куда светит Солнце. Поэмы и пьесы - Дмитрий Николаевич Москалев Страница 4

Харон:

— Уже пора,

Цена расплаты высока,

Монету крепко ты держи в руке,

Не потеряй её, ни то придётся в вечности томиться налегке.

Зигфрид садится в сырую лодку, и они молча переплывают реку Стикс. Когда Зигфрид оказывается на противоположном берегу его подхватывает под руку демон и уносит за собой. Демона Зигфрид не видит, он постоянно находится за спиной, но Зигфрид узнает голос, недавно звучавший из-за холмов. Старик понимает, что демон поет ему, и слова посвящены ему одному, и что ему, существу потустороннему известно всё.

Демон:

— Что заставляет их, людей, и ненавидеть и любить?

Что заставляет их бродить,

Иль предавать?

Или кидать в другого камень?

Что заставляет их беречь гроши,

Что заставляет их рыдать или молчать у плахи?

Что движет тем пером,

Чей росчерк так легко готов

Другому жизнь перечеркнуть,

Не разобрав ничуть ни быт, ни суть,

Что движет той рукой, готовой жечь и жечь?

Иль языком, который изливает желчь?

Все их дела –

Есть отраженье в зеркале нутра.

Все их слова,

И их натура, красота,

Или уродство –

Есть со скотиной низкой сродство.

Они изжили свой короткий век,

Они творили и добро и зло и не смыкая век,

Корпели над долиной ржи,

Засеянной во лжи,

В лукавстве,

Чтоб верить в собственную ложь могли

И в выдуманную правду,

Но тут, в аду, они от собственных же рук

Нашли за все грехи расплату.

И пусть теперь казнятся делом рук своих,

Так поделом пусть будет им.

Демон водит Зигфрида по аду и приводит его к гнилому болоту, в котором завяз человек. Ад ужасен, мрачен, у Зигфрида нет сил сопротивляться, железная хватка водит его, указываю ему на ничтожество, на свое ничто из другого мира, где он был король, а где он ничто, никто, воздух, который можно брать, как перышко синицы в руку, сжимать, разжимать, можно смять, сломать или сжечь. В болоте куча людей, они увязли навсегда, но этот человек ему знаком, он знал его в своей земной жизни, он был его "другом", удобным и также любящим деньги, бюрократом, вечно тормозящим всё и вся, все дела, словно тем, попадали в болота, вязли там и протухали.

Мученик:

— Мир обронили,

Мир разбили.

Нас новой жизнью наградили,

В ней пламя, лава, серный смрад,

Когда-то ад — был сад,

Когда-то ад и раем был,

Но бог об этом месте навсегда забыл.

Молю тебя, дай руку мне,

Я как во сне,

Не наяву,

В трясине вязкой я тону.

О дай мне шанс,

Избавь лишь нас

От одиночества в мученьях.

Зигфрид:

— О, нет! Утянешь за собою ты меня!

Ты наважденье!

Прочь!

Ничем я не могу тебе помочь!

Не дам тебе руки,

Как сильно не проси.

Зигфрид отдергивает руку от демона и пытается вырваться, убежать прочь, но топь не дает ему сделать и шагу, она всасывает его ноги, обволакивает нагие ступни, которые начинают гореть от кислоты. В дали слышен стук наковальни, уныло поют рабочие в душном овраге, но где до за когтистым холмом, поверх которого бьет красноватый и тусклый свет от кровавого, едва освещающего, но знойного солнца за темными облаками. Кажется, в этом ненастном мире нет покоя, шум, шум и вонь, Зигфрид вдыхает, с ужасом для себя, испарения гниющих в болоте тел.

Мученик:

— Будь проклят ты,

И все твои дела!

И, ты живой,

А я лишь бренный дух,

Гнию средь злобных мерзких мух!

Зигфрид:

— Плевать! Оставь меня! Пусти!

О боже, дай проснуться,

Пусть будет это сон!

Ад может только сниться!

Зигфрид бросается прочь, он вырывается из трясины, ему помогает демон, тот тянет его, старик носится в агонии, в истерике по аду, рвет волосы. Нигде ему нет приюта, отовсюду его гонят черти, говорят "не наш", мученики плюют в него, или тащат к себе, кидают в него камни. Зигфрид надает навзничь на камень и рыдает, а над ним все парит тот демон и наблюдает, нигде ему нельзя укрыться, везде его ждут глаза и чье-то внимание. Если и есть ад, то там, где все от темя постоянно чего-то ждут.

Зигфрид:

— Не думал я, что так закончу жизнь свою…

Но что за свет зовет меня в чужие дали?

Или глаза мои мираж чудесный увидали?

Зигфрид бредёт вперёд и выходит к берегу реки, вновь появляется Харон, который машет несчастному и подзывает его.

Харон:

— Я, проклятый на вечные дела, перевезу тебя обратно без труда,

Будь полон сил и свеж, надеждой полон,

И встрече нашей рад,

Теперь прощай, и впредь, врата в шеол

Живым закрыты навсегда

И нет пути назад!

Зигфрид сходит на обратный берег. Сверкает молния, огонь падает с неба, и Зигфрид просыпается. Вскакивает с кресла в поту, мокрый насквозь, до последней нитки и он всё еще чувствует смрад ада, чувствует как его руки пахнут серой.

Зигфрид:

— О, ночь пронизывает мрак,

Кошмар внушает потаённый страх,

Я весь дрожу и весь в поту,

Ещё чуть-чуть — с ума сойду!

Мне снился ад,

Мне снилось всё, как Данте описал,

Погибший и истлевший сад;

Не ангел, демон за руку держал!

Водил от круга к кругу,

Я видел в них себя, я видел в них и друга.

Друг, если его так можно было назвать, скорее сообщник, который помогал вершить скверные делишки, скрытные и доходные, выманивать взятки. Он умер от сердечной недостаточности, после того, как всё-таки напился, его бедное сердце не выдержало и прекратило стук, они сказало ему "хватит", но Зигфрид лишь улыбнулся, услышав о кончине своего друга, ибо тайну хранит только один. Вопрос безопасности решился сам собой, но хотя, о какой безопасности шла речь, если Зигфрид был не подсудным благородным мужем?

О, это сон, всего лишь сон!

Но так реален он,

Навеял мне животный ужас,

Воспоминанья воскресил все враз,

О том, как я судил в последний раз,

Как я стремясь обогатиться,

Заставил и других монетой обольститься.

Как я душил младенца — брата своего,

Как чувствовал победу над веленьем сердца,

Мне всё наследство утекло взамен,

"Жизнь на кошелек" — хороший сей обмен.

Имение и деньги стариков — вот результат злодейства.

Самая мерзость, таящаяся в Зигфриде — убийство своего брата, старик в молодости был