Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 48

Бельский. Низко челом бью, государь, за милость твою. А милость твою оправдаю.

Иван. Напишешь Баторию: наших великих государей вольное царское самодержавство не как ваше убогое королевство. Что ты, если посаженный государь, а не вотчинный. Как тебе захотели паны, так тебе жалованье государево и дали. Я, царь Иван Васильевич, полон пренебрежения к выборной королевской власти, польской и шведской. (Бельский наливает, царь пьет.) Баторий шатко сидит на польском троне. Я продиктую ему условия мира. Ввиду того прикажу отпустить на родину польских пленных. И чтоб перед отъездом самые знатные были приглашены ко мне на царский пир и щедро одарены шубами и кубками. (Смотрит в трубу.) Немцы знамя вывесили на высокую башню. Сдаются уж.

Мстиславский (смотрит в трубу). Нет, государь, то не белое знамя, а шведское королевское. (Сильная канонада.)

Иван (гневно). Перебежчики, изменники, видно, наговорили немцам про свирепость московских людей, потому стреляют в нас. За то я, царь, приказываю взять замок приступом и осуждаю на избиение всех жителей Пайды с пригородами. Поляков же одарю милостию, тем внесу раскол меж польским и шведским королями. Через пленных передать Баторию, чтоб король посольство свое прислал, и дался б король на мою государеву волю во всем, да про то велеть им сказать королю, какова моя государева рука высокая. Ты, Бельский, племянник Малютин, тем займешься. Не век тебе лишь кравчим быть.

Бельский. С превеликой радостью, милостивый государь. (Слышен сильный взрыв.)

Иван. Что-то стряслось.

Мстиславский. Государь, замок взорвался.

Второй гонец (вбегает). Государь великий, все сидевшие в замке не видели возможности устоять против русских и сами взорвали себя на воздух.

Иван (гневно). То наказание Господне. Бог сие совершил всего нашего воинства страданиями и молитвою. Наградить наше воинство и, прежде всего, воеводу Григория Лукьяновича Скуратова за великий подвиг.

Второй гонец. Государь великий, воевода Григорий Скуратов при взятии замка Пайда убит наповал шведской пулей. (Воины вносят мертвого Малюту.)

Бельский. Дядюшко! (Падает перед мертвым на колени, плачет.)

Иван (с печалью). Прощай, Малюта. Ты был верный пес господина. Тобой окончилась дружина моя, которая славу мне, царю, добывала, а от иных были ненавидимы. Угождали во всем мне, царю, так что их грех на мне. Прости меня, Господи. (Крестится. Все крестятся.) Ты, Малюта, запомнишься палачом кровавым, мне же был крестным братом. Тем служил царю и имел звание моего слуги. Царем же слуга зовется по Божьей милости, и царство ему дается по Божьей воле. Из того следует, что и Богу ты служил по-своему. И Бог тебя за грехи простит. (Крестится. Все крестятся.) Мы ж возвеличим Господа и прославим Мать Его за то, что избавил Господь меня, царя, и раба моего Малюту Скуратова и все наше воинство от латынского и лютеранского этого мучения. Аминь.

Архиепископ Леонид. В сием темном месте, в запустении, мерзости, свету твоему истинному возвыситься против скверного Лютера и его приспешников. Аминь. (Все молятся.)

Крики воинов. Слава государю! Слава!

Иван. Ратники мои! Народ православный! И вас милостью Своею посетил Бог! Не отринул вас от православной веры, и подобает вам прославлять Троицу Святую – Отца, Сына и Святаго Духа. Моим повелением, а вашим делом взята в большинстве своем Ливония. Все это я совершил Божьим повелением, а не своим желанием. Если Бог с нами, кто против нас?

Крики воинов. Слава! Слава! Слава государю!

Сафоний (диктует подьячему). И воскликнули все люди единогласно, будто одними устами говорили: «О, по Божьей мудрости, владыке, многие лета, государю, нашему царю. Ивану Васильевичу».

Иван. За верность одариваю я, царь, за измену – казню. Царские дарения не отдаются назад. Остаются они с Малютою. Однак отныне ты, Богдан Яковлевич Бельский, племянник Малютин, вместе с зятем Малютиным Годуновым будете царю первыми любимцами и спать будете в моей опочивальне.

Бельский. Верой и правдой служить тебе буду, как служил родимый мой дядюшка. (Низко кланяется и целует царю руку.)

Иван. А сейчас очистить едину улицу, мертвых поснести от главных ворот, чтоб мне въехать в город Пайду. Рядом со мной будет ехать Богдан Яковлевич Бельский.

Крики. Многие лета царю благочестивому и победителю варварскому!

Крики воинов. Слава! Слава!

Бельский. Ратники! Надобно вычистить город от множества трупия мертвых, чтоб государь въехал. (Уходит, распоряжаясь.)

Иван. Выбрал я, царь и князь, воевод. Кого мне оставить после себя в Ливонии? Большому боярину и воеводе Мстиславскому царевым моим местом в Ливонии управлять велю. Так и Шереметьеву и Шуйскому.

Мстиславский. Исполним, государь милостивый.

Иван. Я с Богданом Бельским пойду к Москве. Оттуда в Слободу. Сам пойду Двиной на судах. А конно не пойду берегом. На берегу Двины смердеж трупный.

Архиепископ Леонид. Умножи, всемилосердный Бог, лет живота его, государева, что избавил нас от таковых змий ядовитых. От них же, злых, сколько лет православные страдали.

Иван. За страдания наши православные наказать тех змий сурово избиением. Ратным людям по моему царскому приказанию изнасиловать всех женщин и девиц. Так отомстим за христианскую кровь. Я же ныне пойду в походную полотняную церковь памяти особо почитаемых в Москве святых Михаила Архангела, Сергия Радонежского и святой Екатерины молиться прилежно о победе своего воинства об избавлении от варварского нахождения. Ливонские магистры, князья и все ливонские люди много лет через наше жалование нам изменяли и христианство расхищали и многие города и села. Богом дарованные нам, нашей Руси державы попленяли, и в тех городах церквам святым было разорение, и не имеющее числа крови христианской пролилось, и в плен расхищены и рассеяны по лицу всей земли, грехов ради наших, наипаче моих согрешений. Ныне же пришло им возмездие Божие, а мне Божье прощение. (Крестится и уходит.)

ЗанавесКонец пятого действия

Действие шестое

Сцена 61Краков, Вавель. Державная Рада обсуждает возможности войны с Москвой. Баторий ратует за наступление на Псков, отрезая Ливонию от Московского государства. Он мечтает о создании Польской империи после покорения МосквыСцена 62Александровская слобода. Царский пир. Царь пирует со скоморохами. Михалка предлагает царю новую невесту Марию Долгорукую. Князь Репнин отказывается пить со скоморохами и увещевает царя. Тот приказывает увести его в погреб и там задушитьСцена 63Александровская слобода. Перед царской опочивальней. Иван разгневан – Долгорукая оказалась не девицей. Приказывает ее утопить. Михалка предлагает ему «утешиться» с женой дьяка. Та сопротивляется, ее силой волокут в опочивальнюСцена 64Новгородская церковь Михаила-на-сковороде. Нижние церковные палаты. В углу лестница, ведущая на верхнюю палату. Ночь. В церковные окна светит луна. Тускло поблескивает церковная утварь. Золотые и серебряные оклады икон, шандалы, подсвечники, поставные свечи под иконами и иконостасом, паникадило, большая золоченая церковная люстра погашена. Горят лишь свечи в паникадиле – небольшом подвесном подсвечнике. Церковь в полумраке, кроме ярко освещенного стола и лавки под паникадилом. За столом пономарь Жеребилов, его воспитанник ключарь Пашка, его жена, дочь Жеребилова – Ксения

Жеребилов (водит пальцем по строке книги, лежащей на столе). Тут, Пашка, читай.

Пашка. Алфавит, Азбуковит, предисловие о буквице. Силы существа книжного письма святых ангелов, святых апостолов.

Жеребилов. Как то пишут?

Пашка. То, батюшка, покрыто пишут. Понеже что покрыто пишут, то свято.

Жеребилов. Верно все читаешь и говоришь, радуешь меня. Будто вчера взял я тебя, сироту, на воспитание младенцем, а с Божьей помощью ты – ключарь нашей новгородской церкви Михаила-на-сковороде, святого мученика, изжаренного язычниками. Радуюсь, что ты в страхе Божьем мной воспитан и в добром наставлении и дочери моей, вижу, муж хорош.

Ксения (руками разрывает ткань). Встань, Пашка, дай рубаху-то примерю. (Пашка поднимается. Ксения примеряет.).

Ксения. Руки-то подыми, сюда листовица пойдет, вставка меж рубахою и рукавом. (Слышен шум.) Шум какой-то, стук.

Жеребилов (прислушивается). Тихо как будто, ветер кровлей стучит. То я вас, дети, балачками про чертей прошлый раз напугал. Прости меня грешного. (Крестится.) Однако поберечься не грех. Третьего дня церковь Сорока Мучеников тати ограбили. (Надевает армяк, берет фонарь, выходит.)