Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 49

Ксения. Руки-то подыми, сюда листовица пойдет, вставка меж рубахою и рукавом. (Слышен шум.) Шум какой-то, стук.

Жеребилов (прислушивается). Тихо как будто, ветер кровлей стучит. То я вас, дети, балачками про чертей прошлый раз напугал. Прости меня грешного. (Крестится.) Однако поберечься не грех. Третьего дня церковь Сорока Мучеников тати ограбили. (Надевает армяк, берет фонарь, выходит.)

Ксения. Страшно-то как, ежели тати.

Пашка. Не страшись, Ксения, я тебя никому не отдам, животом лягу. (Слышен шум, крики.)

Жеребилов (вбегает и кричит). Там разбойники ворота ломают. Пашка, бей в сполошные колоколы!

Ксения (плачет). По души наши пришли!

Слышен крик. На кого замахиваешься, на царя замахиваешься? (Среди вбежавших – царь Иван.)

Михалка. Этого чоботом в личину успокоили. (Показывает на Пашку.) А этого – пощечина уложила. (Показывает на Жеребилова.)

Бельский. Холоп, ты на кого ослопом[22] замахиваешься, на государя? (Бьет лежащего на земле Пашку.)

Жеребилов. Государь! По Божьей мудрости государь к нам явился! Благодарю Господа за милость! Дети, становитесь на колени перед государем! (Жеребилов и дети становятся на колени.) Пощажай, государь, одолжи милостью своей. Затмением ума умыслил – разбойники ворвались в храм.

Иван. Кто таков?

Жеребилов. Великий государь, по твоей милости холоп твой Афанасий Жеребилов, псалтырь здесь читаю, в храме Михаила на сковороде. Пономарь я, а то – ключарь здешний, муж дочери моей Ксении.

Бельский. Зажги, пономарь, большое паникадило, видишь, государь проявил милость в сей храм явиться.

Жеребилов. Слушаюсь и повинуюсь! (Зажигает паникадило.)

Иван. Орлы, вороны, псари да скоморохи! Славная охота была, славная потеха.

Бельский. Славно, государь. До макушки все грязью и кровью перемазаны. (Смеется.)

Иван. Уж славно поиграли ножом да рогатиной. Сколько убили?

Бельский. За два дня, государь, убили сто двадцать одного лося, не считая лисиц и медведей.

Иван. На прохладе потешились. Хороша охота всякая: соколиная, с кречетом и борзыми, с гончими. Однако знаю, что охота – жестокая суетная забава, осужденная православной церковью, и потому после охоты всегда езжу по монастырям да по храмам. (Крестится на иконы и поет.) Да уповает Израиль на Господа, и тот избавит Израиль от всех беззаконий его.

Ватага (нестройным хором). Избавит Израиль от всех беззаконий его, аллилуйя!

Иван. Иные псы лучше на луну воют. Мне добры голоса надобны, а не те, что с похмелья, встав, дурностью и шаловством держатся.

Скоморох. Голоса застудили на охоте. Так же и от водки осипли, государь. (Поет.) Дурдасы, многи скорби с похмелья живучи бывают. (Смех.)

Иван. Поди прочь, пес, дуда. (Ударяет скомороха по спине. Тот отбегает, почесываясь.) Пономарь, ты, я вижу, человек богомольный и богобоязненный. Нравится тебе, как скоморох спел?

Жеребилов (кланяется). Перед Господом и государем правду говорить надобно. Блуд, нечистота, сквернословие, срамословие, бубны сопели – все скоморошье. Бога ради, государь, вели скоморохов из Божьего храма выгнать.

Иван. То меня ты, пономарь, попрекаешь, что скоморохов в храм привел?

Михалка. Как смеешь ты, холоп, государя попрекать. (Замахивается.)

Иван. Не встревай, Михалка! Правду говорит пономарь. Да не одни ли скоморохи, все вы – орлы-вороны – народ невежественный. При входе в горницу, тем более в Божий храм, надобно тщательно вытереть грязные ноги, высморкаться и выхаркаться. Делайте так! (Ватага сморкается и харкает.) Перекреститься надобно на иконы. (Ватага крестится.) Затем уж поздороваться с хозяином. Разговор с хозяином надо начинать с вопроса о здоровье и здоровье его жены. Здоров ли ты, пономарь, да жена твоя здорова?

Жеребилов. Государь милостивый, Божьей помощью, здоров я, жена ж моя преставилась за грехи мои, померла, лет уж пять тому. Сам я, государь, воспитал детей: сироту-приемыша, который ныне в храме ключарь, да дочь свою, Ксению, она у меня добрая хозяюшка. Сшить, прибрать, сварить – все может.

Иван. То хорошо. Родители перед Богом в ответе за детей. Особо же важно религиозное воспитание. При отце моем духовном, митрополите Макарии, ныне почившем в бозе, писаны были Четьи минеи, свод церковной литературы для домашнего чтения и церковного богословления.

Жеребилов. Государь милостивый, ежедневно Четьи минеи читаем, житие какого-либо святого, особо же часто мученика Михаила-на-сковороде, в честь которого церковь построена.

Иван. Хорошо. Ежедневное чтение жития какого-либо святого воспитывает народ в духе христианской морали и нравственности. Вызывает желание подражать в своей повседневной жизни благочестивой жизни мучеников али монахов-аскетов, которые иной раз мхом питались.

Бельский. Государь милостивый, не желаешь ли закусить? Полоток гусиный, али говядины с чесноком, али свинины с луком, али похмелье баранное с крошеными огурцами?

Иван. Поел бы похмелья да щей.

Бельский. Пономарь, щей государь требует.

Жеребилов. Есть щи, государь, как раз щи дочка моя сготовила, на углях горячих те щи упревают.

Шут. Гляди, государь, стряпуха-то хороша пономарева. Точно Масленица – такая тоненькая, высокая румяная девушка с длинной косой в новомодном платке, на ногах лапти чистые, на руках колечушки. Позволь, государь, я на ней женюсь! (Подходит к Ксении.)

Пашка (заслоняет Ксению). Пойди прочь, дурак, то моя жена. (Толкает шута.)

Шут. Меня, шута твоего, холоп побил. (Плачет.)

Иван. И поделом тебе, шут, ты тут человек чужой, а вежество забыл.

Шут. Чужой. Чужие кровлю кроют, а свои голосом воют. (Смех.) Как бы тебе, ключарь, не завыть. У, пыль толоконная. (Замахивается.) Вели, государь, ключаря казнить, чтоб я на Масленице женился. На Красну горку свадьбу сыграю, и тебя, государя, угощу.

Иван. Шут, сия Масленица излишне хороша тебе. На кукле женишься, широкорожей и кривошеей и кургузой. (Смех.) Неси-ка щи.

Бельский. Скорей, девка, неси щи государю. (Ксения подает дымящиеся щи.)

Иван (ест). Хороши щи. Что в щах?

Ксения. В щах белая капуста, кислица с чесноком да луком.

Жеребилов. Государь милостивый, как был я в Оптином монастыре, то хорошие щи варил старец Антоний, однако дочь моя, Ксения, лучше варит. Меня, молодого послушника, на торг посылал Антоний купить огуречных трав для засола, трав в капусту, чебреца, мяту, да прочего. Луку на пять денег во множестве покупал, ибо мята в монастыре да лук не годились. Покупал на деньгу. А дочь моя сама те травы все выращивает да в борщ кладет. Она у меня, государь, и вышивальница-кружевница, тонкошвеюшка-мастерица, и пляшет отменно.

Иван. Пусть спляшет. Ну-ка, скоморохи, играйте!

Скоморохи (играют и поют). Берегись, бела рыбица, хотят тебя рыболовы поймать, во шелковы тенеты посадить, на двенадцать штук изрубить, на двенадцать блюд положить. (Ксения стоит неподвижно.)

Бельский. Пляши, девка, раз государь велит. (Ксения пляшет.)

Иван. Добро пляшешь. (Подходит и тоже начинает плясать.)

Скоморохи (поют). Давай, давай, красна девица, давай, похристуемся, не дам тебе яичко во Христовы дни, а дам тебе яичко в Петровы дни.

Иван. Пономарь, возьму я твою дочь в Москву ко мне, государю, в челядь, али сенной девушкой, вышивальщицей-кружевницей, али стряпухой, али иной.

Бельский. Запиши ее царю! Благодари, пономарь, за царскую милость.

Жеребилов. Нет, государь, то не можно. Она дочка ведь у меня замужняя.

Михалка. А как смеешь перечить государю!

Иван. Погоди, Михалка. У меня и замужние в челяди, мастерицы-швеи, мужние жены и вдовы, девицы честные средних чинов, дворовых людей, которые делают еще золотом и серебром, шелком, с каменьем и жемчугом. Также которые платья шьют моим женам и дворовым людям. И постельницы. Мне царю постели постеливают.

Бельский. Кланяйся, девка, царю за милость.

Жеребилов. Кланяйтесь, дети, государю нашему милостиву. Просите, чтоб не забирал от нас, от отца да мужа.