Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 50

Жеребилов. Кланяйтесь, дети, государю нашему милостиву. Просите, чтоб не забирал от нас, от отца да мужа.

Иван. Пономарь, я и тебя возьму и мужа возьму. Хочешь, сделаю тебя пономарем московской церкви? Знаешь ли церковь Успения Пречистыя и от гроба Чудотворца Петра на Москве? Там пономарь требуется, ибо старый умер. Мужа сделаю ключарем.

Ксения (встревоженно). Нет, не хочу, не поеду.

Пашка (встревоженно). Не езжай, Ксения!

Михалка. Ты, холоп, государю перечишь. Государь девку силком возьмет. (Хватает Ксению за руку.)

Пашка (отталкивает Михалку, кричит). Помилуй милостью своею, государь! А той дворянин напрасно в тою жену мою христианскую вклепывается, потому ж это та жена не его и не крепка ему.

Иван. Вижу, ты, ключарь, невежда! (Гневно кричит.) Паче кала, смердяй!

Жеребилов. Пощадай, государь, любит он дочь мою, оттого обезумел. Он и книжки читает.

Иван. Книжки читает? Ну-ка, я и сам такие книжки люблю, почитай, почитай!

Жеребилов. Почитай, Пашка, государю, государь то хочет, да проси смилостивиться.

Пашка (берет книжку, читает робко, потом более смело). Госпожа моя, свет очей моих, сладость гортани моей, зрети я не могу без тебя, света моего, и ни едина слова без тебя молвить ни с кем не хочется, и лицо мое отекло, и сердце мое окаменело.

Иван. Какую книжку читаешь?

Пашка. Государь, письмовник читаю, любовные письма (читает): когда взгляну на тебя, света моего, то возрадуются, дрожат все жилы тела моего и сердце мое горит, и лицо мое плавится, и все суставы мои греются. (Падает в ноги к царю.) Государь, не отнимай Ксению.

Иван. Упоить его насильно. (Пашку хватают и вливают в рот вино.) А ты, девка, пей, чтоб плясала лучше.

Жеребилов. Пейте, дети, да просите государя. (Все выпивают. Ксения пляшет.)

Пашка. Ксения, ты мужняя жена честная. Не стыдно ли тебе со скоморохами плясать!

Ксения. Хочь что мне и стыдно, а ведь точно привязана. (Пляшет.)

Бельский. И ты, холоп, пляши весело перед государем.

Пашка. Я плясать не стану.

Жеребилов. Пляши, Пашка!

Пашка. Нет, не стану плясать на похоронах своих, на погребении своем, и ты не пляши, Ксения. Ежели помирать, то помрем вместе, помоги нам Бог. (Крестится.) На могиле невинно погубленных вырастут две березки, будут идти прохожие и дивиться: тут погублены две души безгрешные, тут полита кровь видно безвинная.

Ксения. Пашка! (Бросается к нему. Оба стоят, обнявшись.)

Иван. Так-то ты, пономарь, учишь детей, смердячий раб! Бить тебя на козле, что допустил!

Жеребилов. Великий государь всемогущий, милосердный, праведный (плачет). Меня бей, детей помилуй!

Ксения. Государь, пощадай батюшку! Я плясать буду. (Пляшет. Царь пляшет, обняв ее.)

Скоморохи (поют). Поймал сокол лебедушку.

Ксения. Государь, пусти меня к Пашке, мужу моему.

Иван (поет со скоморохами). Я тогда тебя пущу, когда крылья ощиплю, перышки в чисто поле упущу. (Смех.)

Ксения. Пусти меня, государь. (Плачет.)

Иван. Хай отец тебя выкупит.

Жеребилов. Выкуплю, государь, все отдам, все продам. Пожалуй меня, как тебя, государь, Бог наставит.

Иван. Орлы, вороны, скоморохи мои, что возьмем с новгородцев?

Шут. Казну церковную возьмем.

Скоморохи (поют). С хлебников по хлебнику, с калачников по калачику.

Иван. Деньгами выкупите. Пономарь да ключарь! Далеко ли храмовую казну запрятали с жидовским тщанием?

Пашка. Не знаем про казну.

Жеребилов. Которая казна, государь, не пойму?

Иван. Казна – древнее сокровище в стене. Где, в котором месте великие сокровища – серебряные да золотые слитки. Знаю я, вы, новгородцы, издавна изменники, приобретением богатства с иными не делитесь, а с иудейской завистью своей корыстно хотите удержать его только для себя. Торговать хотите с поляками, да с Литвой, да шведскими немцами.

Михалка. Государь милостивый, разве новгородцы христиане? Они и свинину не едят, по дворам здесь свинину не найдешь. Я тут поместьице приобрел, так меня новгородские суседи поганым прозвали, что свиней держу. Они и боровые деньги не берут для роста поголовья свиней, а бараньи деньги берут. Они баранину и петухов едят – любимое мясо басурман да жидовинов литовских.

Шут. Истинно, государь! Петушка нашел. (Вытаскивает из котомки у Ксении жареного петуха.) На свадьбе пригодится! (Смех.)

Бельский. Ключарь да пономарь! Добром скажете ли, где казна? Не боитесь ли государева гнева?

Жеребилов. Боимся Бога, государь! То Божьи сокровища!

Иван (гневно). Тебе ли про Бога говорить! Знаешь, как в часослове поется (поет): Иуда злочестивый, сребролюбивый, недугом омраченный. Верно ли пою, пономарь?

Жеребилов. Верно поешь, милостивый государь.

Шут. Неверно поешь, государь. Надо петь: на малой вечерне поблаговестим в малые чарки, также позвоним в полведришки пивишки. (Смех.)

Иван. Эх, ярышка, чего поешь. Петь надобно от сердца с христианским тщанием. Я ведь псалмы и часословы и трефологи знаю, в домашнем богослужебном пении с детьми вместе не раз пою. Ты, пономарь, поешь ли со своими детьми?

Жеребилов. Пою, государь.

Иван. Ну тогда скажи, пономарь, али ты, ключарь, где золото, самоцветы да жемчуги хранятся. То оставлю тебе жену и удалюсь.

Ксения. Скажи про церковну казну, батюшка.

Пашка. На всходе она замурована, от разбойников запрятана. (Крестится.) Прости мне Господи.

Бельский. Я, государь, и мыслил, на всходе. Ключарь, покажь, где вскрыть стену (уходит с Пашкой).

Иван. Вот он, пес, повинился и прощен. На виновных же и впредь опаляться будем, которые мне, государю, перечат. (Слышен стук разбиваемой стены.) Михалка, скоро ли возы прибудут, чтоб сокровища в Москву послать?

Михалка. Скоро, государь. А на возах там уж девок везут, чтоб повеселить тебя после охоты. С сей же девкой что делать?

Иван. Упоите ее да в навоз бросьте, и она к сокровищам причислена, поскольку шибко лицом красна. (Смеется.)

Михалка. Любо, любо. (Запрокидывает Ксении голову и вливает водку.) Теперь пляши! (Ксения пляшет.)

Жеребилов. Государь, ты же обещал прощение.

Иван. Прощение раскаявшимся. Ты ж, пономарь с ключарем, раскаялся ложно, не от души, церковной казной откупившись. А ведь то казна Божья.

Михалка. Пономари на торгах казенными свечами да воском торгуют. А ключари все тати.

Жеребилов. Прости мне, Господи, за грех мой. (Крестится.)

Пашка (появляется на всходах). Гибнем мы за грехи, что церковну казну разбойникам отдали.

Бельский. Так-то государя разбойником зовешь?

Пашка (кричит). Истинно разбойники! Святой дом наш, дом молитвы, обратили в вертеп, честну жену мою упоили. Вы и есть разбойники, при дележе денег берете себе сверх меры. И государю даете.

Михалка. Ишь, богобоязненные. Постятся, да после соития моются. А государева ключаря и постельничего Божьего не любят, и то не грехом считают.

Иван. Каково кликнется в лесу, так и откликнется. Добром вот покориться не хотели, так покоритесь злом. Пономарю жечь свечами бороду да волосы на голове. Ключарю насыпать уголь раскаленный за голенища, то попляшет. (Дико смеется. Ключарю насыпают горящих углей в сапоги. Он вопит, высоко подбрасывая дымящиеся ноги. Скоморохи играют, танцуют и поют. Вся ватага также поет и танцует.)

Скоморохи (поют). Яко сами-то малешеньки, на холенушках низошеньки, на язык присасывают, один на одного поглядывают. (Смех.)

Иван. Орлы мои, вороны. Уроните пономаря да ключаря с колокольни. (Жеребилова уволакивают. Шут жует петуха.)

Шут. Отпоем петуха да ключаря, да пономаря. (Поет.) Петуху, ключарю да пономарю вечная память. (Смех.) Господи помилуй. (Берет за шнурок обувь, размахивает, как кадилом.) Попу корова, а дьяку – крынка молока, ключарю – сухарь, а пономарю – книга, а кто прочитал, тому – сто рублев в мошну, кто слышал – тому по калачу, а кто не мешал, тому ничего. (Смех.)

Михалка. Тебе сказка, а мне кренделей связка. (Смех.)