Алексей Янкин - Обмелевшие реки Страница 5

– И каков их дом? – замер охотник, – Деревянный? Или чум? Шкурами крыт или корьём?

– Нет. – голос старушки совсем стих, – Они в земле живут.

– Как в земле? – поразился Никита, – Из земли дома, что ли, делают. Из дёрна?

– Нет. Не так, – сердится Вущта непонятливости собеседника, – Не дом из земли. Совсем, совсем в земле живут.

– В ямах земляных?

– Каких ямах? Непонятливый! В самой земле, говорю.

– Под землей?

Старая Вущта подумала и закивала:

– Пожалуй так. Там земля каменная больше. Большими, большими холмами поднимается. Огромными скалами сверху вниз спускается. Под самое небо уходят те скалы, аж больно голову задирать. И дыра прямо в обрыве у самой земли. Низкая. На четвереньки надо встать, чтоб заглянуть в неё. В эту дыру они и залазят и живут там.

– А-а, – наконец понял Никита, – В пещере.

– Да. Так. Я и говорю, большая, большая гора стоит, и там, в обрыве, вход в их мир. Пещера, наверное. Правильно говоришь.

– Так ты была в этом их мире? – оживился охотник, – Была в той пещере? Что там? Как они живут?

– Я тогда молодая была, говорю. Прыткая. – самодовольно улыбнулась старуха, – Хотели меня с собой забрать, да я убежала.

– Как так убежала?

– Они Солнца боятся. Сильно дикие. Дня боятся. – рассмеялась дробным старушечьим смехом рассказчица, – Как кроты какие, совсем. Света не любят. Старики говорили, слепнут совсем от яркого света. Оттого и боятся дня. Говорят, глаза их лопнуть даже могут как сырое яйцо, коли на Солнце посмотрят. Только ночью и выходят из-под земли.

– А зачем они вообще выходят наверх?

Вущта пожала плечами:

– Кто их знает. Поохотиться разве малость, рыбы наловить. Украсть что. У нас говорят, бывает детей крадут на стойбищах. К себе под землю утаскивают. Мальчиков съедают, наверное. Девочек в жены берут. Потому у нас и запрещено малым детям ночью выходить на улицу.

Никита закивал. Он вспомнил, что его в детстве тоже тетя Аина ночью не пускала на улицу. Правда не объясняла почему. А оно вон как оказывается.

– А глаза у них правда могут лопнуть от света?

– Ну-у… не знаю. – нехотя призналась явно утомившаяся разговором Вущта, – Правда ли нет… Старики говорили. Меня ночью поймали, как кричать стала. Шли до утра. Отдыхали часто. Днем спали. Ночью снова шли. Опять часто отдыхали. А как стали подходить к той дыре в скале, утро уже наступало. Они торопились. Кричали на меня, чтобы я быстро, шибко быстро шла. Стали заставлять лезть в дыру, в самую темень. Совсем страшно стало. Еще не было так страшно. Сильно, сильно не хотела туда идти. Под землей только злые духи живут. Я одного толкнула, другого толкнула и бежать. Они кричали, кричали, но уже день настал. Солнце вот-вот выйдет из-за скал. Испугались за мной днем идти. А я весь день бежала, всю ночь бежала. Даже не присела ни разу. Чуть с обрыва не упала. Наконец вышла с тех страшных гор. Увидела тайгу. Обрадовалась. Тут и дождалась охотников. Они спрашивают, где была? Зачем ушла? А я только головой трясу. Ничего сказать не могу. А как пришли домой, я рассказала, что со мной случилось. Только никто не поверил. Тронулась умом девка, сказали. Так и считают сумасшедшей, – старуха засмеялась, оскалив три оставшихся во рту зуба, – По сей день не верят. Считают, что шибко испугалась, когда заблудилась в горах, потому и привиделось всё. А я помню, как только вчера то было. Что десять дней назад было, не помню, а то всё, всё помню. Только вот твой отец и поверил мне.

– Так он про это тебя расспрашивал?! – оживился Никита.

– Да. И про это, и вообще про сохти. Кто они, да откуда.

– А ему зачем это надо было? Он говорил?

– Зачем – не говорил. Только я поняла, что сильно хочет найти их.

– Зачем?

– Откуда я знаю! – начала сердиться старуха, – Вас, ручу, разве разберешь?

– Хорошо, хорошо. Не сердись, матушка. Такие мы ручу, бестолковые и любопытные. Может расскажешь кто такие эти сохти?

014

– Старики сказывали, что сохти не всегда жили в Зеленых Горах Нарпу-Нёр. Они пришли туда со стороны Солнца, из нашей тайги. Но и здесь были пришлыми. В наших местах появились в стародавние времена с полуночной стороны, из тех мест, где всегда зима стоит. Дальше даже, чем юраки со своими оленьими стадами каслают. Там земля, говорят, весь год снегом покрыта. Да и не земля вовсе под снегом, а лед. А подо льдом вода. Странная вода, горькая. Её, сказывают, совсем пить нельзя. А как попьешь, то худо станет. Вода холодная-холодная. Зубы ломит. Потому лед и не тает там никогда. Подо льдом, в воде этой горькой, духи ночи и холода живут. Там совсем, совсем нет лета. Там даже оленей нет. Им совсем есть нечего. И дня там нет. Круглый год ночь стоит. А тут еще стали ветры невиданные подниматься, да льды, на которых сохти жили, ломать. И стало сохти вовсе невмоготу. Голодно среди льдов. Рыба из лунок, которые они долбили во льду, перестала ловиться. А как ветер прекратился, морозы страшные наступили. Лёд все толще и толще. Как тут лунку пробьешь? Чем? Пришлось им, чтобы выжить, к теплу бежать. А там везде уже люди жили. Нигде им места нет. Никто не хотел их видеть возле себя, отовсюду гнали. Юраки гнали, хаби гнали. Ни с кем не могли сохти ужиться из-за своего воровского нрава. Они ведь себя только настоящими людьми почитали. А всех других и вовсе людьми не считали. Сверху вниз на всех смотрели. Считали, что всё вокруг только им и принадлежит. Только никто с этим не соглашался, и кормить их не хотел. Так и каслали от одного места до другого, пока не пришли в наши угодья. Наши предки были мирным народом, ни с кем никогда не ссорились. Лучше уйдут, но воевать не станут. О сохти они раньше и не слышали. Встретили несчастных беглецов радушно. Но сохти были дикими и остались такими. В своих-то краях они прежде одну рыбу и ели. Одевались в одежду из рыбьих шкур.

– И вот позавидовали пришельцы нашему богатству. Зависть у них проснулась к тому, что местные ели мяса вдоволь. Когда захотят, тогда и лакомятся олениной, сохатиной, зайчатиной, козлятиной, птицей, рыбой разной. Охота в этих местах всегда добычлива, а рыбалка удачна. К тому же ягод и грибов, которых сохти раньше вообще не видели и до которых стали большими охотниками, вдоволь, как пора наступит. Стали обижать сохти принявших их добром хозяев. Крали ночами оленей из загонов. Разоряли лабазы. Выбирали рыбу из сетей. А это завсегда за большой грех у нас почиталось. Но дальше и того больше. Стали нападать ночами на небольшие стойбища и красть молодых девушек, обижать встреченных в тайге охотников. Затем принялись уже среди дня отбирать силой оленей да требовать доли от всякой добычи. Сами уже охотиться не желали. Только рыбалить любили для собственного удовольствия. Одно это занятие почитали за достойнейшее для себя. В конце – концов наши предки не стерпели. Куда им дальше уходить было? Эти места по праву их считались. Собрались мужики со всех окрестных стойбищ и порешили дать отпор незваным гостям. Большой бой был. Так вспоминают старики рассказы своих дедов, которые слышали об этом от своих дедов. И так сильно они обижены были, что гнали затем сохти, пока остатки тех в ужасе не бежали из тайги в самую середину Нарпу-Нёр. Никого не жалели, ни мужиков, ни баб, ни детишек. И только там оставили их. Много, много тогда сохти побили. Отрубали им головы и насаживали на колья, расставляя у стойбищ, чтобы нагнать большего страха на врага. Но и сами многих потеряли, потому что сохти, не смотри на то, что малы ростом, а сильны как медведи. Один, однако, по силе как двое наших будут. Отчаяние же и злость придавало им еще больше сил. Наши старались из луков их расстреливать. Сохти могли исчезнуть на ровном месте или появиться ниоткуда и тогда уж каждый из них двух-трех наших убьет копьем или ножом. А то и голыми руками заломает. Опасаясь мести, не оставляли наши врага в покое, пока всех не прогнали или не поубивали, кто сам уходить не желал. Потому не хотели больше видеть этих неблагодарных полуночных пришельцев даже рядом со своими угодьями. И слышать больше о них не желали.

Старушка не спеша достала маленькую трубочку, набила дрожащими пальцами табаком вперемешку с сушеным мхом, пожевала короткий мундштук беззубым ртом, разожгла, с удовольствием затянулась, прищурив глаза. Никита терпеливо ждал. Казалось, табак придал ей силы. Вущта, хитро глянув на собеседника, продолжила:

– И действительно, больше не видели их. Только спустя много, много времени, когда несколько поколений сменилось, стали распространятся по стойбищам слухи о небольших ростом мужиках да бабах, живущих под землей и выходящих наружу ночами. Старики говорили, что то и есть пропавшие сохти. Только кому доводилось видеть их, сказывали, что они стали еще меньше ростом. Едва нам по плечо. И кожу имеют бледную, серую. А глаза большущие. Не иначе, говорили, подземные духи приняли их к себе. И сами они теперь уже и не люди, но и не духи еще. Нашли сохти под землей многие богатства. Мужики их ходят незаметно – вот стоит перед тобой сохти, но стоит моргнуть, и нет его. Пропал. Словно под землю провалился. А кругом ни кустика, ни ямки, ни бугорка. Могут за спиной у тебя несколько сохти пройти, а ты даже не догадаешься о том. А бабы-сохти хоть и имеют бледную кожу и круглые глаза, но красивы и одеваются нарядно. Вся одежда расшита разноцветными полосками и увешана колокольчиками и украшениями из металла, кости, деревяшек струганых. Как увидит какой охотник из надземного мира женщину-сохти, так сразу теряет разум. Считай, погиб он. Не будет ему житья больше. Иссохнет весь и сгинет. А еще сохти делают ножи, наконечники для копий и стрел из железа такие, что лучше во всем свете не сыскать. Даже ручу такие ножи делать не могут, потому особое железо под землей находят. К тому же ножи заговорены их шаманами. За такой нож у юраки можно целое стадо оленей выменять, а у хаби зимний запас мяса и шкур на целое стойбище. Говорят, камень как деревяшку стругать можно. Да только умный охотник никогда ни на что не сменяет нож сохти, так как он удачу приносит не только ему, но и всему стойбищу, в каком такой нож появится. Но только в том случае, если нож подарен самими сохти, а не украден. А это бывает ой как редко.