Перед восходом солнца - Герхарт Гауптман Страница 5

Лот. Может быть, тогда мы найдем средство, чтобы устранить причину, заставляющую этих людей быть такими безрадостными и ожесточенными… Может быть, мы сможем сделать их счастливее.

Елена (взволнована и смущена). Я должна вам сказать честно, что… Теперь я, кажется, начинаю вас понимать… Для меня все это так… так ново, совершенно ново!

Гофман (входит в правую дверь. В руках у него пачка писем). Ну вот и я. Эдуард! Чтобы эти письма были на почте не позже восьми часов. (Отдает Эдуарду письма.)

Эдуард уходит.

Ну, ребята, теперь можно и поесть… Жара здесь невыносимая! Сентябрь, а так жарко! (Достает шампанское из ведра со льдом.) Вино вдовы Клико! Эдуард знает мои пристрастья. (Оборачиваясь к Лоту.) Вы тут ужасно горячо спорили. (Подходит к заставленному деликатесами столу, потирает руки.) Ну-с! Выглядит недурно! (Бросает лукавый взгляд на Лота.) Не правда ли?… Да, между прочим, свояченица, к нам сейчас нагрянет гость: Кааль, Вильгельм. Я только что видел во дворе.

Елена делает гримасу отвращения.

Гофман. Но, милочка! Ты ведешь себя так, точно я его… Чем я виноват? Разве я его приглашал?

За дверью слышны тяжелые шаги.

Эх, пришла беда – отворяй ворота.

Без стука входит Кааль. Это двадцатичетырехлетний неуклюжий деревенский парень. Видно, что он старается казаться светским и, главное, богатым человеком. У него грубые черты лица, все лицо его выражает смесь глупости и нахальства. Он в зеленой куртке, пестром бархатном жилете, темных брюках и лакированных сапогах. На голове зеленая охотничья шляпа с петушиным пером. На куртке роговые пуговицы, на часовой цепочке оленьи зубы и т. д. Заикается.

Кааль. Д-д-добрый вечер всей компании! (Замечает Лота, смущается, замолкает и приобретает довольно жалкий вид.)

Гофман (подходит к нему, подает руку, говорит ободряющим тоном). Добрый вечер, господин Кааль!

Елена (недружелюбно). Добрый вечер!

Кааль (тяжелыми шагами пересекает комнату, подходит к Елене и подает ей руку). Д-д-добрый вечер и вам, Елена!

Гофман (Лоту). Разреши тебе представить господина Кааля. Он сын наших соседей.

Кааль скалит зубы и мнет в руках шляпу. Неловкая пауза.

Прошу к столу, ребята! Все ли здесь? Ах, а где же матушка? Миля, попросите фрау Краузе к столу.

Миля уходит в среднюю дверь.

Миля (кричит из сеней). Хозяйка! Хозяйка! Идите есть! Вам велят идти есть!

Елена и Гофман смотрят друг на друга и понимающе смеются, затем одновременно смотрят на Лота.

Гофман (Лоту). Деревенская простота!

Появляется расфуфыренная фрау Краузе. Она в шелку и с дорогими украшениями. Манера держаться выдает спесь и чванство.

Гофман. А, вот и мама… Разреши мне представить тебе моего друга доктора Лота.

Фрау Краузе (делает невероятный книксен). Я так рада. (После небольшой паузы.) Уж вы, ради бога, не обижайтесь на меня, господин доктор. Я прежде всего должна перед вами извиниться. (Говорит чем дальше, тем быстрее.) Извиниться за мое давешнее обращение с вами. Вы знаете, вы понимаете, просто голова идет кругом от этой уймы бродяг. Вы не поверите, прямо беда с этими попрошайками. Да и крадут они, что твои сороки. Конечно, не в пфенниге дело. Что над пфеннигом трястись. Талера и то не жалко. А вот у Людвига Краузе баба – так жадна, так жадна! Прямо жила какая-то – последнему нищему и то не подаст. Муж ее с досады помер, потому как потерял какие-то две тысячи талеров. Не-ет! Не-ет! Мы совсем не такие. Посмотрите-ка на этот буфет, он обошелся мне в двести талеров без пересылки. Самому барону Клинкову лучшего не видать.

Вскоре после фрау Краузе вошла фрау Шпиллер. Она маленького роста, кривобокая, одета в поношенное платье фрау Краузе. Пока фрау Краузе говорит, она благоговейно смотрит на нее. Ей около пятидесяти пяти лет. При выдохе она каждый раз издает легкий стон, который, когда она говорит, превращается в звук, похожий на «м-м».

Фрау Шпиллер (покорным, грустно-жеманным тоном, очень тихо). Господин барон Клинков имеют в точности такой буфет… м-м…

Елена (к фрау Краузе). Мама! Не сесть ли нам за стол, а потом… уж…

Фрау Краузе (молниеносно оборачивается и смотрит на Елену уничтожающим взглядом. Отрывисто и властно). Это прилично?

Фрау Краузе, собираясь садиться, вспоминает, что не была прочитана застольная молитва. Еще не подавив приступа ярости, она привычно складывает ладони.

Фрау Шпиллер (читает застольную молитву).

«Приди, Иисусе, милость нам яви.

Дары, ниспосланные нам, благослови».

Аминь.

Все шумно усаживаются, угощают друг друга. Атмосфера неловкости понемногу исчезает.

Гофман (Лоту). Прошу покорно, дружище! Устрицы?

Лот. Да, попробую. Впервые ем устриц.

Фрау Краузе (ест устрицу, говорит с набитым ртом). Вы хотите сказать, в этом сезоне?

Лот. Нет, вообще!

Фрау Краузе и фрау Шпиллер обмениваются взглядами.

Гофман (Каалю, который сосет лимон). Мы два дня не видались, господин Кааль. Успешно ли вы поохотились за мышами?

Кааль. Н-н-н-е-ет!

Гофман (Лоту). Господин Кааль, видишь ли, страстный охотник.

Кааль. М-м-м-ышь – это пре-п-п-п-одлая амф-ф-ф-и-бия!

Елена (хохочет). Прямо комедия! Он убивает без разбора – и домашнюю тварь, и диких животных.

Кааль. В-в-в-вчера… я н-насмерть застрелил ст-ст-ст-арую свинью.

Лот. Стрельба – ваше главное занятие?

Фрау Краузе. Господин Кааль стреляет для собственного удовольствия.

Фрау Шпиллер. Словом, охотится за дичью и женщинами, как говаривал его превосходительство министр фон Шадендорф.

Кааль. П-послез-завтра б-будем б-бить го-олубей.

Лот. Это что еще такое: охота на голубей?

Елена. Ах, это невыносимо. Такое жестокое развлечение! Даже уличные мальчишки, которые бьют камнями стекла, не позволяют себе ничего подобного.

Гофман. Ты чересчур строга, Елена!

Елена. Не знаю… Но, по-моему, лучше бить стекла, чем голубей, которых они еще к тому же привязывают к жерди.

Гофман. Но, Елена, нельзя же забывать…

Лот (разрезая что-то на тарелке). Это постыдное занятие!

Кааль. Подумаешь, п-пара голубей!..

Фрау Шпиллер (Лоту). Господин Кааль… м-м… имеют на своем счету уже двести штук.

Лот. Всякая охота – безобразие!

Гофман. И все-таки неискоренимое. Вот у нас ищут сейчас лисиц, – надо взять живьем пятьсот штук. Все лесники в окружности, да, пожалуй, и во всей Германии, только одним и заняты – лисьими норами.

Лот. На что же так много лисиц?

Гофман. Отправят в Англию, а там лорды и леди удостоят их чести быть затравленными сразу же по выходе из клеток.

Лот. Христианин он или магометанин, скот всегда останется скотом.

Гофман.