Альбер Камю - Калигула Страница 6

Геликон. А в любви — чуточку насилия.

Цезония (жуя). В этом есть доля истины. А как думают остальные?

Старый патриций. Калигула — глубокий психолог.

Первый патриций. Он очень красноречиво говорил нам о храбрости.

Второй патриций. Ему следовало бы собрать и записать все свои мысли. Это была бы бесценная книга.

Херея. Не говоря о том, что это могло бы его занять. Ведь очевидно, что он нуждается в развлечениях.

Цезония (продолжая есть). Вы будете рады узнать, что он об этом подумал и как раз сейчас пишет большой трактат.

Сцена седьмая

Входят Калигула и жена Муция.

Калигула. Муций, возвращаю тебе жену. Она снова твоя. Но прошу прощения, я должен дать кое-какие указания.

Сцена восьмая

Цезония (Муцию, который остался стоять). Мы не сомневаемся, Муций, что этот трактат превзойдет самые знаменитые сочинения.

Муций (глядя на дверь, в которой исчез Калигула). А о чем там речь, Цезония?

Цезония (равнодушно). О, этого я не понимаю.

Херея. Из чего можно заключить, что в нем говорится о смертоносной силе поэзии.

Цезония. Кажется, именно так.

Старый патриций (радостно). Что ж! Это может его занять, как сказал Херея.

Цезония. Да, моя прелесть. Но боюсь, что название трактата вас может смутить.

Херея. Как же он называется?

Цезония. «Меч».

Сцена девятая

Быстро входит Калигула.

Калигула. Извините меня, но государственные дела тоже не терпят отлагательств. Управитель, ты прикажешь запереть житницы. Декрет об этом я только что подписал. Ты найдешь его в спальне.

Управитель. Но…

Калигула. С завтрашнего дня начинается голод.

Управитель. Но народ будет роптать.

Калигула (со всей резкостью и определенностью). Я сказал, что с завтрашнего дня начинается голод. Что такое голод, всем известно: это национальное бедствие. Национальное бедствие начинается завтра… Я прекращу его, когда мне заблагорассудится. (Объясняет присутствующим.) В конце концов, у меня не так уж много способов доказать, что я свободен. Свободны всегда за чей-то счет. Это прискорбно, но в порядке вещей. (Бросает взгляд на Муция.) Возьмите, к примеру, ревность, и вы убедитесь, что я прав. (Задумчиво.) Хотя ревность — это так некрасиво! Страдать из-за самолюбия и слишком живого воображения! Представлять себе, как твоя жена…

Муций сжимает кулаки и хочет что-то сказать.

Калигула (очень быстро). За стол, господа. Известно ли вам, что мы с Геликоном работаем не покладая рук? Мы заканчиваем небольшой трактат о смертной казни, и вы скажете, что вы о нем думаете.

Геликон. В том случае, если вашего мнения спросят.

Калигула. Будем великодушны, Геликон! Откроем им наши маленькие тайны. Итак, раздел третий, параграф первый.

Геликон (встает и декламирует механически). «Смертная казнь приносит облегчение и освобождение. Это мера всеобъемлющая, бодрящая и справедливая как в своем применении, так и в своих целях. Люди умирают потому, что они виновны. Люди виновны потому, что они подданные Калигулы. Подданными Калигулы являются все. Следовательно, все виновны. Из чего вытекает, что все умрут. Это вопрос времени и терпения».

Калигула (смеясь). Что скажете? Терпение, вот драгоценная находка! Если хотите, это то, что меня больше всего в вас восхищает. А теперь, господа, вы свободны. Херея вас больше не задерживает. Но Цезония пусть останется. И Лепид, и Октавий! А также Мерейя. Я хотел бы обсудить с вами, как идут дела в моем лупанарии. Меня это очень беспокоит.

Остальные медленно уходят. Калигула провожает глазами Муция.

Сцена десятая

Херея. К твоим услугам, Гай. Что там не ладится? Персонал плохо работает?

Калигула. Да нет, но выручка мала.

Мерейя. Надо поднять расценки.

Калигула. Мерейя, ты упустил случай помолчать. В твоем возрасте такие вещи уже неинтересны, и я твоего мнения не спрашиваю.

Мерейя. Тогда зачем ты велел мне остаться?

Калигула. Потому что мне вскоре понадобится беспристрастный совет.

Херея. Если позволишь, Гай, я дам свой пристрастный совет и скажу, что расценки менять не стоит.

Калигула. Разумеется. Но нужно же нам поправить наши финансовые дела. Я уже объяснил свой план Цезонии, она вам его изложит. Ая слишком много выпил, меня клонит ко сну. (Ложится и закрывает глаза.)

Цезония. Все очень просто. Калигула учреждает новый орден.

Херея. Не вижу связи.

Цезония. А между тем она есть. Это будет орден «За гражданский подвиг». Его получат те граждане, которые будут чаще всех посещать лупанарий Калигулы.

Херея. Блестящая мысль.

Цезония. Мне тоже так кажется. Я забыла сказать, что эта награда будет присуждаться каждый месяц после подсчета входных билетов; гражданин, не получивший награды по истечении двенадцати месяцев, будет изгнан или казнен.

Лепид. Почему «или казнен»?

Цезония. Потому что Калигула говорит, что это не имеет значения. Важно, чтобы он мог выбирать.

Херея. Браво. Теперь казна пополнится.

Геликон. А главное — обратите внимание, каким высоконравственным способом. В конце концов, лучше взимать налог с порока, чем платить за добродетель, как делается в республиканских государствах.

Калигула приоткрывает глаза и смотрит на старика Мерейю, который, стоя в сторонке, достает какую-то скляночку и отпивает из нее глоток.

Калигула (лежа). Что ты пьешь, Мерейя?

Мерейя. Это от астмы, Гай.

Калигула (подходит к нему, заставляя остальных расступиться, и принюхивается). Нет, это противоядие.

Мерейя. Да нет, Гай. Ты шутишь. Я задыхаюсь по ночам и давно лечусь.

Калигула. Значит, ты боишься отравы?

Мерейя. Моя астма…

Калигула. Нет. Назовем вещи своими именами: ты боишься, что я тебя отравлю. Ты меня подозреваешь. Ты следишь за мной.

Мерейя. Да нет же, клянусь всеми богами!

Калигула. Ты мне не доверяешь. Так или иначе, ты защищаешься от меня.

Мерейя. Гай!

Калигула (грубо). Отвечай. (С математической неопровержимостью.) Если ты принимаешь противоядие, следовательно, ты приписываешь мне намерение отравить тебя.

Мерейя. Да… то есть… нет.

Калигула. И полагая, будто я принял решение отравить тебя, ты делаешь все, чтобы воспротивиться моей воле.

Наступает молчание. Цезония и Херея отошли в глубь сцены с началом этого разговора; один Лепид с тревогой к нему прислушивается.

Калигула (рассуждает еще более последовательно). Итак, у нас два преступления и альтернатива, которой ты не сможешь избежать: либо я не хотел тебя убивать, и ты меня подозреваешь несправедливо, меня, твоего императора. Либо я этого хотел, и ты, козявка, противишься моим замыслам. (Пауза. Калигула смотрит на старика с удовлетворением.) Ну, Мерейя, как тебе такая логика?

Мерейя. Она… она безупречна, Гай. Но к моему случаю она неприложима.

Калигула. И третье преступление: ты считаешь меня идиотом. Теперь слушай. Из этих трех преступлений одно — второе — делает тебе честь. Коль скоро ты предполагаешь, что я принял какое-то решение, и противодействуешь ему, значит, ты бунтовщик. Ты предводитель восстания, революционер. Это прекрасно. (С грустью.) Я очень люблю тебя, Мерейя. Поэтому ты будешь осужден за свое второе преступление, а не за остальные. Ты умрешь как мужчина — за бунт.

Во время этой речи Мерейя все больше съеживается в своем кресле.

Калигула. Не благодари меня. Это вполне естественно. Возьми. (Протягивает ему флакон и предлагает любезно.) Выпей этот яд.

Мерейя трясется от рыданий и отчаянно мотает головой.

Калигула (теряя терпение). Ну же, скорей.

Мерейя пытается убежать. Калигула одним тигриным прыжком настигает его на середине сцены, бросает на низенькую скамеечку и после нескольких секунд борьбы протискивает ему флакон между зубами и разбивает флакон кулаком. Подергавшись в судорогах, Мерейя умирает; его лицо залито слезами и кровью. Калигула встает и машинально отирает руки.